– Да? А что стало с собакой?! – сердито спросила Алиса вспоминая рассказ матери о собаке по кличке Сет, которая стала жертвой опытов Виктора.
– Погибла, конечно. Но лучше пусть гибнут собаки, чем наши солдаты. Знаешь, где у нее был спрятан заряд? Никогда не догадаешься!
– И пытаться не намерена.
– Твой дядя вшил ей заряд в брюшную полость. Операция была проведена за месяц или за два до съемки, рана давно зажила, ничего видно не было. В этой идее таилось много возможностей. Вместо того чтобы отправлять на захват вражеских позиций солдат, можно было бы использовать собак и кошек, а еще лучше – птиц. К сожалению, было решено, что идея интересна, но не слишком практична: за животным надо постоянно следить в подзорную трубу, чтобы знать, когда его взрывать. Идиоты! Думаю, Пентагон еще заинтересуется идеей твоего дяди.
– И из-за таких экспериментов они поссорились с фон Брауном? – спросила Алиса. Впервые она ощутила симпатию к немцу.
– Более или менее. Но это было связано с полетами в космос. Главной страстью твоего дяди было создание так называемых биомашин – соединение живых организмов с искусственными приспособлениями. Насколько я знаю, на днях он не экспериментировал, только на животных, но его целью было создание киберлюдей, которые могли бы подолгу находиться в космосе. Ведь если полет будет продолжаться несколько лет, то для нормального человеческого экипажа нужно было бы запасти невообразимые количества еды и кислорода и к тому же обеспечить людям возможность свободно двигаться, чтобы у них не атрофировались мышцы. Твой дядя подошел к этой проблеме, как и ко многим другим, самым необычным образом: предложил ампутировать будущим астронавтам конечности и заменить их механическими приспособлениями. То есть протезами. Дрожь пробирает, правда?
Алиса кивнула.
– Совершенно естественная реакция. Но подумай: астронавт без рук и ног потреблял бы гораздо меньше не только кислорода, но и энергии, а значит, и ел бы гораздо меньше. Не понадобилось бы лишнее пространство для тренировки мышц, потому что искусственные руки и ноги исправно действовали бы даже после перерыва в несколько лет, если усыпить экипаж на время полета. Отправляя людей на Луну, как мы это планируем сделать в рамках программы «Аполлон», мы можем затолкать пару человек в маленькую капсулу ракеты, словно килек в банку, зная, что эти три дня полета в каждую сторону они уж как-нибудь выдержат. Но путешествие на Марс и обратно должно продолжаться несколько месяцев. Идея твоего дяди – единственное разумное решение.
– А разве найдутся люди, которые добровольно пойдут на ампутацию рук и ног?
– Ну разумеется. Некоторые отдали бы все за шанс полететь в космос. Думаешь, после пожара «Аполлона» и гибели Гриссома, Уайта и Чаффи хоть один кандидат в астронавты отказался от участия? Ничего подобного! Они готовы рисковать жизнью и уже сейчас протестуют против того, что «Аполлон-4», старт которого запланирован на ноябрь, полетит без экипажа.
– А «Аполлоны» второй и третий летали с экипажем?
– Они вообще не стартовали. Но если ты думаешь, что те, кто должен был на них лететь, рады отмене своих полетов, ты ошибаешься. Они просто в ярости! Если бы от них потребовали ампутации, я уверен, что они согласились бы. Ракеты тогда могли бы стать меньше, полеты – дешевле: одна польза Фон Браун, очевидно, отдавал себе отчет в преимуществах идеи твоего дяди, но, как я уже говорил, боялся, что такое решение окажется неприемлемым: киберлюдей будут рассматривать не как гениальное достижение американской технической мысли, а как калек, чудовищ. Он понимал: чтобы полеты разожгли массовое воображение Америки, в космос надо отправлять белозубых светловолосых ребят, лучше всего с внешностью голливудских звезд, а не человеческие обрубки снабженные стальными хваталками.
Разумеется, он был прав, по крайней мере касательно первых полетов. И Эйзенхауэр верно решил, что набор следует проводить среди летчиков-испытателей. В начале его второго срока ученые рассуждали, не тренировать ли на астронавтов пигмеев или карликов, которые будут занимать меньше места в ракете. Пигмеи тоже не привели бы Америку в восторг. Но фон Браун зашел слишком далеко, потребовав от твоего дяди, чтобы тот прекратил работу и уничтожил весь экспериментальный материал.
Конфликт между ними разгорелся в полную силу, когда Кеннеди объявил, что хочет посетить центр фон Брауна и лично познакомиться с его людьми (позже он так и сделал). Фон Браун испугался, когда представил, что будет, если президент и сопровождающие его журналисты войдут в лабораторию твоего дяди. Вход туда он запретить им не мог, однако безногих собак и обезьян показывать тоже не собирался. Ученые готовились, правда, запустить шимпанзе Эноса, чтобы проверить оборудование перед первым полетом американского астронавта, но обезьяна должна была быть целая, здоровая и веселая, такая, чтобы все американцы могли бы ее полюбить, как Хэма. Да, при дрессировке обезьян использовались электрошокеры, но они не оставляют видимых следов.
Фон Браун запаниковал и поставил перед твоим дядей ультиматум: или он в течение месяца прекращает эксперименты с животными, уничтожает все биомашины и присоединяется к программе «Аполлон», или будет уволен. Фон Браун хотел только заставить Виктора прекратить работы – конечно же, он не хотел его терять. Но твой дядя ответил, что пакует вещи и уезжает в Египет.
– А почему именно в Египет? – спросила Алиса. Ей вдруг пришло в голову: возможно, Виктор, так же как Теодор, тоже верит в связи ее рода с землей фараонов. – Почему он не продолжил работу еще где-нибудь в Америке?
– Думаю, ни один университет не согласился бы финансировать исследования, которыми он хотел заниматься. А как раз так сложилось, что приблизительно в это же время Египет начал вербовать немецких ученых из групп, которые когда-то работали в Пенемюнде над «Фау-1» и «Фау-2». Как тебе известно, многие участники старой команды фон Брауна уехали в Штаты; другие попали к русским и строят ракеты для них; третьи остались в Германии. А Насер с самого начала своего президентства дружил с Германией; поначалу предполагалось, что именно немцы будут строить Большую Плотину. Насер мечтал о том, чтобы первым в арабском мире завладеть ракетным оружием. Поэтому он решил собрать на берегах Нила немецких специалистов. Ему удалось залучить к себе многих прекрасных ученых, в том числе директора института реактивных двигателей из Штутгарта. Но твой дядя был в их кругу, несомненно, самым выдающимся.
Немцев соблазнили прежде всего деньги; твой дядя согласился главным образом потому, что знал: в Египте никто не будет стоять у него над душой, здесь он получит полную свободу, лишь бы сконструировал Насеру несколько желанных ракет. Под руководством твоего дяди немцы энергично взялись за дело; уже в июле 1962 года египетская армия запустила первую ракету типа «земля-земля» с радиусом действия триста пятьдесят миль.
По сравнению с нашими ракетами это, разумеется, ничто; у «Атласа» радиус действия почти в тридцать раз больше. Но триста пятьдесят миль – более чем достаточно, чтобы долететь до Тель-Авива. Поэтому ничего удивительного, что Израиль признал работы, ведущиеся в Египте, опасными для себя. Ими занялся Моссад. Немецкие ученые начали получать письма с угрозами, потом произошла авиакатастрофа, в которой погибла жена швейцарского промышленника, вербовавшего немецких специалистов для работы на берегах Нила.
Когда это не помогло, законспирированный агент Моссада, работавший среди немцев, начал закладывать бомбы в их поселке под Каиром; кроме того, он устроил взрыв в цеху, где строились ракеты. Его раскрыли, арестовали и посадили в тюрьму, но в результате его деятельности немцы испугались и принялись покидать Египет. Последний высококвалифицированный немецкий специалист уехал в июле 1965 года. А твой дядя остался.
Мы не знаем ни где он, ни где у него лаборатория. Египтяне берегут его как зеницу ока. Но тот факт, что в прошлом году они показали на выставке три спроектированные им ракеты, свидетельствует о двух вещах: во-первых, профессор Сецех продолжает работать на них; во-вторых, они так уверены в своей военной мощи, что решились похвастаться этими ракетами перед всем миром. Быть может, у них в арсенале есть ракеты еще большие.