— Мам, ответь мне: вы просто разлюбили друг друга, да? — спросил я. Мне хотелось всё понять. Здесь и сейчас. — Поэтому у вас всё разрушилось? Или вы никогда и не любили друг друга?

— Когда станешь старше, ты поймешь, что семья — это большой труд. Труд, где каждый должен отдавать себе отчёт. Но это ещё придет, так что не торопись. Всему своё время, — мама попыталась улыбнуться. — Главное — учись и будь умницей. Ты ведь умный у меня, верно? Конечно, очень умный!

— Если ты настроена серьёзно, то, наверное, лучше уезжай, — выговорил я, не глядя на неё. — Незачем себя мучить.

Мама в этот момент вдруг замерла, плечи её дрогнули. Она заплакала. Несколько минут мы сидели в молчании. Я отбросил любые попытки отговорить её, ведь прекрасно понимал причину этого решения.

— Как бы то ни было, сегодня я здесь, — тихо сказала мама, вытирая пальцами слёзы. — Как там наша гостья?.. Наверное, сидит и скучает одна. — Мама встала и прошла в мою комнату. Что и говорить, Мефина ей очень понравилась.

Я прошёл вслед за мамой. Мефина сидела на моей кровати и рассматривала телескоп.

— Максим, покажи ей небо.

— Немного стемнеет, и покажу, — согласился я. — Теперь уже торопиться некуда. Все экзамены позади.

Мефина осталась у меня на весь день. Пока мама занималась чем-то на кухне, мы смотрели на компьютере кино. Я поставил «Фонтан», и после него долгое время мы просидели в задумчивой тишине. Впечатляющий фильм. Накрывает по полной.

Наконец, стало темнеть. Мы открыли окно нараспашку. Я поставил телескоп и вытянул его трубу к небу, которое будто акварелью было окрашено в фиолетово-розовые тона. Настроив фокус на яркую точечку, сиявшую в не до конца потемневшем небе, я пригласил Мефину взглянуть на неё. Она с нескрываемым предвкушением посмотрела в глазок телескопа. Я знал, что сейчас она видит самый яркий небесный объект после Солнца и Луны.

— Что это?

— Венера.

— Ух, — восторженно произнесла Мефина. — Совершенно другая планета, и, кажется, что так близко… Никогда не видела Венеры так хорошо и отчётливо.

Мефина смотрела в глазок, а я в это время смотрел на неё. Она — сама невинность — чуть нагнувшись вперёд и придерживая прядь волос за ушком, всматривалась в далёкую-далёкую Венеру…

Когда совсем стемнело, Мефина сказала:

— А давай взглянем на созвездие.

Я взял трубу телескопа и, глядя в неё, стал искать нужный участок неба. Это странное созвездие из четырех звёзд сейчас очень хорошо просматривалось. Наведя обзор на самую крупную звезду (она была ярче всех своих собратьев) и настроив фокус, я уступил место Мефине.

— Неужели это созвездие раньше никто не замечал? — спросила она, взглянув в глазок.

— Его попросту не было видно. Есть данные, что в тринадцатом веке оно наблюдалось китайскими астрономами.

Мефина несколько секунд глядела на эту самую большую звезду созвездия и снова, как тогда в парке зимой при нашем знакомстве, приложила руку чуть выше груди.

В голове у меня по-прежнему не укладывалось — откуда такое сходство между созвездием и родинками? Почему они расположены в том же порядке и в той же размерной пропорции? А может, Мефины и не существует вовсе, и я её себе выдумал?.. И эти родинки — тоже выдумал. Ведь встречается же такое в фильмах и книгах, когда герой сам придумывает себе друзей.

Я вытянул руку и легонько коснулся плеча Мефины. Она отвлеклась от телескопа и озадаченно посмотрела мне в глаза.

— Ты чего?

— Да так, проверяю…

— Проверяешь, реальна ли я?

Я застыл.

— Как ты угадала?..

— Как-как, — засмеялась она. — Просто взяла да угадала. Бывает такое, когда кажется, что всё вокруг происходит не по-настоящему. Вот и подумала, что ты, наверное, затерялся где-то там в поисках реальности.

— У тебя тоже такое случается?

— Конечно, и довольно часто. Например, зимой, когда мы познакомились. Первое время мне казалось, что этого не было, что все это я придумала сама.

От удивления я ничего не смог сказать, ведь тогда у меня было то же самое.

Повисло молчание. Я принялся наводить телескоп ещё на одну яркую звезду.

— Почему твоя мама собралась уходить? — спросила Мефина. — Ты не рассказывал мне, что у вас дома тоже проблемы.

— Я… не знаю…

— Но ведь это нечестно. Я тебе рассказываю, а ты мне нет.

— Просто понимаешь… — терялся я. — Это… как бы…

— Выкладывай, — ласково произнесла она, не отводя от меня своих красивых синих глаз.

В эту минуту женским чарам Мефины я был не в силах сопротивляться… И поэтому, вздохнув, всё рассказал. Всё, что должен был рассказать ещё давно.

— И ты молчал?.. — Какая-то неестественная ухмылка замерла на губах Мефины, когда я закончил. — Всё время знал про это и молчал? И даже после того, как мы пообещали друг другу, несмотря ни на что, быть во всём честными?

Я опустил голову. Мне было нечего сказать. Меня обуревало чувство вины.

— Нет… нет… Я не верю, — будто самой себе твердила Мефина, рассеяно глядя по сторонам. — Это не моя мама… Ты спутал. Такое бывает…

— Прости, но это была она, — проговорил я.

— И давно?.. Давно ты это узнал? — вдруг сердитым тоном спросила Мефина.

Я совсем оторопел.

— В апреле…

— А сейчас уже июнь. Как… как ты мог знать и молчать? — Голос Мефины задрожал, в глазах загорелась обида.

— Я не знал, как сказать тебе об этом… — виновато лепетал я. — Прости меня… Я знаю, что должен был сказать об этом раньше, но никак не получалось. Да мне и самому не хотелось в это верить, пойми же наконец.

Мефина бросила на меня укоризненный взгляд и быстро вышла из комнаты.

Через мгновение я услышал, как хлопнула дверь в прихожей.

* * *

Следующим утром мамы уже не было. Ни её самой, ни её вещей. Я медленно прошёлся по квартире, улавливая еле заметные нотки изменений. Шторка на кухне вяло подрагивала от ветерка, что просачивался в открытое окно. На подоконнике стало пусто: красивых цветов, на которые я обычно мало обращал внимания, теперь так не хватало этому месту, этой квартире. Впервые кухня предстала предо мной серым и блеклым местом. Ни красок, ни ароматов.

Отца в это утро тоже не было. А через день он и вовсе отправился в Москву на научную конференцию касательно того созвездия. Бросил мне несколько слов, которых я даже толком не разобрал, сунул в портфель охапку бумаг, надел свой излюбленный коричневый костюм, купил билет и улетел.

Несколько дней я жил совершенно один. Мама несколько раз звонила мне на мобильный, но я не отвечал. Не хотелось ни с кем разговаривать в эти странные дни. Полная отрешённость и дезориентированность. Что делать дальше? Я не понимал. Просыпался, завтракал, до вечера валялся в своей комнате, а когда начинало темнеть, настраивал телескоп и смотрел на загадочное созвездие. Через несколько дней отец вернулся. Но существенно это ничего не изменило. Что он был, что его не было — один чёрт, его не было.

Прошла неделя. Результаты всех трёх экзаменов стали известны. Мне захотелось встретиться с Мефиной, поговорить с ней и, конечно, сообщить о результатах ЕГЭ по математике. Должна же и она знать итог своих трудов.

Я отважился написать ей эсэмэску с очень коротким текстом:

«Я хочу поговорить с тобой».

Через несколько тяжелых минут ожидания в телефоне высветился её ответ:

«Прости меня. В 19.00 на нашем месте».

Я безумно обрадовался этому сообщению, но следующая мысль обрушилась на возникшую радость хлёстким и жестоким ударом, заставив меня изменить выражение лица.

— Блиииин! — воскликнул я, влепив себе ладонью по лбу. Я ведь обещал отцу, что помогу ему сегодня занести новое оборудование в обсерваторию…

Должны были доставить новый телескоп и ещё некоторые приборы для более глубоких исследований, и он очень просил ему помочь. В шесть часов, после окончания его рабочего дня, я должен быть у него… И я не мог не пойти, ведь мне необходимо было поддерживать с отцом хорошие отношения. Вскоре я собирался попросить у него деньги для поездки в Петербург.