Даже шах незадолго до каракасской встречи изменил свою позицию и признал, что цены следует заморозить.
В ноябре 1977 г. шах встречался с президентом Картером в Вашингтоне. После этой встречи он заявил, что относится с «симпатией и пониманием» к позиции американцев, которые считают, что мировая экономика по-прежнему находится в слишком нестабильном состоянии и не выдержит дальнейшего роста цен на нефть.
Так Ямани и его страна снова добились замораживания цен.
В мае 1978 г. Ямани заявил, что вероятность нового возрастания цен составляет примерно 50%.
— Я предсказывал, что равновесие между спросом и предложением сохранится до 1985 г., когда на рынке, по-видимому, возникнет дефицит. Тогда цену на нефть будут определять факторы спроса и предложения, а не ОПЕК. Поэтому я предложил безотлагательно выработать долгосрочную стратегию ОПЕК. И мы создали комитет, в который вошли Саудовская Аравия, Иран, Ирак, Кувейт, Венесуэла и Алжир. Комитет должен был составить отчет и на основании этого отчета выработать рекомендации для будущей политики ОПЕК, которые предполагалось рассмотреть на совещании руководителей стран ОПЕК в Багдаде в 1980 г.
Ямани был назначен председателем этого органа, получившего название Комитета по долгосрочной стратегии ОПЕК.
Как только проект получил огласку, в кругах, связанных с нефтяным бизнесом, начал циркулировать слух, что Ямани представит отчет совещанию в Багдаде и после этого уйдет в отставку.
Для пятидесятилетнего политика, достигшего пика своей карьеры, это действительно был бы наиболее красивый способ удалиться от дел.
Однако слух не оправдался, поскольку все тогдашние события развивались на фоне двух крайне важных политических проблем. Первой из них было сохраняющееся непрочное положение американского доллара.
На протяжении всего 1978 г. Ямани. Фахд и министр финансов Соединенных Штатов Михаэль Блюменталь неоднократно утверждали, что доллар находится на пути к выздоровлению. Среди некоторых членов ОПЕК одно время обсуждался даже вопрос о том, чтобы отказаться от традиционной оценки нефти в долларах, но Ямани, используя свое влияние в ОПЕК, легко доказал всем сомневающимся, что такой шаг лишь ускорит крушение доллара и подстегнет инфляцию.
Источником второй проблемы были драматические события, происходившие одновременно в Париже и в Тегеране. Изгнанный из Ирана аятолла Хомейни, живший в парижском пригороде, выразил желание вернуться на родину.
Политические деятели стран залива — и прежде всего те, кто ранее не жаловал особым вниманием шаха, — сходились во мнении, что знакомый черт все же лучше незнакомого. Возможное возвращение аятоллы, пропагандировавшего поджигательские идеи исламского фундаментализма, внушало многим вполне обоснованную тревогу.
И особенно саудовцам. Но, успокаивали они себя, американцы никогда не дадут в обиду шаха.
Так думали не только в Саудовской Аравии. Шах не просто был уверен, что американцы при любых обстоятельствах сумеют его защитить, но смело поставил бы в заклад Павлиний трон, если бы кто-то стал это оспаривать.
Все самым роковым образом переоценили способность Джимми Картера контролировать международную политику.
Совещание ОПЕК должно было состояться в декабре в Абу-Даби.
Цены, как и раньше, удавалось сохранять замороженными, хотя нажим со стороны стран, настаивавших на их новом увеличении, постоянно возрастал. Ямани надеялся, что цены будут увеличены не более чем на 5%. Но еще до начала встречи в Абу-Даби к иранской пороховой бочке поднесли горящий фитиль.
13 октября 1978 г. внезапно забастовали рабочие крупнейшего в мире нефтеочистительного завода в Абадане. В течение недели забастовочное движение охватило большую часть страны. Иран оказался практически выключенным из мирового нефтяного бизнеса. Шах попытался навести порядок с помощью войск, уволил ряд менеджеров нефтяных компаний. Но тут из Франции донесся голос Хомейни, возвестивший:
— Через забастовку в нефтяном секторе свершается воля Аллаха.
Когда 16 декабря члены ОПЕК, как и было запланировано, собрались на свое совещание, события в Иране привели рынок в столь необычное состояние, что у Ямани просто не было никакой возможности ограничить аппетиты картеля пятипроцентным увеличением цен.
— В год двадцатилетия ОПЕК, — предложил алжирский министр нефти, — будет вполне уместно поднять цену до 20 долларов за баррель.
— Я считал вас реалистом, — парировал Ямани.
В результате ОПЕК решила увеличить цены на 10%.
26 декабря Хомейни провозгласил:
— Экспорт нефти не возобновится до тех пор, пока шах не покинет страну.
Спустя пять дней Джон Лихтблау, руководитель «Петролеум индастри рисерч фаундейшн», независимой и весьма влиятельной исследовательской организации, базирующейся в Нью-Йорке, заявил:
— Мы испытываем полный пессимизм в отношении способности нынешнего иранского режима вновь наладить добычу нефти.
Иначе говоря, с шахом было покончено. Уже 16 января 1979 г. шах вместе с семьею выехал из Тегерана «для продолжительного отдыха». Он твердо обещал вернуться обратно. В отличие от Макартура, шах так и не сдержал своего слова.
Спустя неделю после свержения династии Пехлеви в Тегеран прилетел аятолла Хомейни. Политическая ситуация в регионе залива решительно и бесповоротно изменилась.
По признанию Махди ат-Таджира, он, как и некоторые другие, знал, что шаху придется уйти.
— Но я не ожидал, что это произойдет именно так. Я был искренним почитателем шаха. И полагал, что он собирается осуществить реформы, которые позволят ему остаться у власти. Я не думал, что шах будет откладывать эти реформы до бесконечности, не думал, что он настолько слеп. Но, возможно, события разворачивались слишком быстро, и шах был застигнут врасплох. Кроме того, за пределами Ирана все жаждали его свержения, я уверен. Шах стал слишком опасной фигурой. Он начал задумываться над тем, какую политику мог бы проводить Иран, какую роль играть в мире. И все чаще заговаривал о том, что Иран мог бы войти в число сверхдержав. Шах хотел, чтобы в военном отношении Иран не уступал пяти крупнейшим странам мира. И начал использовать нефтяной фактор, диктуя свою волю другим. Не думаю, что кто-нибудь вне Ирана, и прежде всего Соединенные Штаты, был заинтересован в том, чтобы шах и дальше оставался у власти.
Ямани также считает, что предостерегающая надпись на стене появилась за насколько лет до уничтожения монархии.
— Правда, задним числом любой может сказать, что предвидел падение шаха. Но примерно в конце 1977 г. или в начале 1978 г. я и в самом деле начал приходить к выводу, что шах обречен. Все признаки были налицо. Судите сами. Он находился под угрозой из-за своего надменного характера и оторванности от народа. Общественные преобразования, которые он пытался провести, были слишком быстрыми, и это породило множество проблем. Особенно опасной была кампания против религии и духовных лиц, развернутая по инициативе шаха. Он намеренно отделял себя от исламских корней общества, которым правил. Все это, вместе взятое, подвело меня к мысли, что шаху долго не продержаться. Я не знал, как скоро его свергнут, но чувствовал, что это лишь вопрос времени.
Чего, по-видимому, не предвидел никто, так это астрономического роста цен на нефть, который последовал за отречением шаха от престола. В один день все полетело кувырком. Еще вчера Иран выбрасывал на рынок шесть миллионов баррелей, а сегодня — практически ничего.
Аятолла сказал примерно следующее: нет ни малейшей нужды экспортировать нефть, потому что у нас достаточно денег. А затем, побеседовав со своим министром финансов и узнав, что у Ирана нет ни гроша, велел возобновить добычу. Но довести производство до прежнего уровня не удалось, поскольку аятолла и его прихлебатели проявили замечательную дальновидность и поторопились вышвырнуть из Ирана все западные нефтяные компании. Сами же иранцы наладить эксплуатацию месторождений не могли.
Рынок был потрясен до оснований. Весь мир охватила паника.
