Ямани возражает:
— Это не имеет никакого отношения к делу.
По признанию Ямани, и он сам, и Фейсал не были большими поклонниками Киссинджера, но король никогда не заговаривал о его вероисповедании.
— Ни единого раза. Фейсалу, как и мне, это было совершенно безразлично. Видите ли, я уважаю всех умных людей, а Киссинджер исключительно умен. Достаточно посмотреть ему в глаза, как сразу в этом убеждаешься. А иметь дело с умным человеком — независимо от того, разделяет он ваши взгляды или нет, — всегда приятно. Тут рождается своего рода азарт. Конечно, я отдавал себе отчет, что Киссинджер не вполне нейтрален. Но это не мешало мне иметь с ним дело — хотя бы потому, что не приходилось выбирать.
Во время поездки в Саудовскую Аравию в начале 1975 г. Киссинджер продемонстрировал высочайшее искусство дипломатического политеса, расточая прямо в лицо неумеренные похвалы королю Фейсалу. Однако, вернувшись в гостиничный номер и оставшись наедине со своими сотрудниками, он с таким же жаром принялся его бранить.
Поскольку филиппика, произнесенная Киссинджером, появилась в отчете ЦРУ, можно предполагать, что номер прослушивался.
По поводу утверждения Эйкинса, будто Киссинджер вел себя с арабами как «заправский мошенник», Ямани замечает:
— Эйкинсу, конечно, виднее, потому что он получал необходимую информацию. Я не был в курсе переговоров, которые Киссинджер вел с египтянами, сирийцами и иранцами. Но Эйкинс несколько раз говорил мне, что Киссинджер водит арабов за нос. Как посол, он был вынужден держать язык за зубами, к этому его обязывало положение. Но то же самое нам говорили и многие другие. Помните и о том, что Фейсал был очень проницателен: мне иногда казалось, он умеет читать человеческие мысли. Правда, он никогда не подал бы виду, обнаружив, что Киссинджер нам лжет. Он умел держать роль до конца.
Если бы Киссинджер вел себя иначе, Фейсал едва ли занял бы столь жесткую позицию во время их последней встречи, когда вновь обсуждалась проблема мира на Ближнем Востоке.
Эта встреча состоялась в феврале 1975 г. Накануне умер саудовский министр иностранных дел, и Фейсал попросил Ямани встречать Киссинджера от имени правительства.
Ямани встретил гостя в аэропорту и доставил его во дворец. Во время беседы, которую они вели по дороге из аэропорта в Эр-Рияд, Ямани заметил, что государственный секретарь держится крайне напряженно.
Целью Киссинджера было заключить второе израильско-египетское соглашение об отводе войск.
Но, когда он изложил свой план в королевском кабинете, Фейсал не согласился. Король сказал, что второе соглашение должно быть заключено между Израилем и Сирией.
Киссинджер убеждал Фейсала не мешать ему, обещая, что он сначала добьется соглашения между Израилем и Египтом, а затем уже между Израилем и Сирией.
— Нет, — сказал Фейсал. — Я на это не пойду.
— Мы приложим все усилия, чтобы соглашение между Израилем и Сирией было заключено сразу же после израильско-египетского соглашения, — пообещал Киссинджер.
— Нет, — повторил Фейсал. — Я буду против. Сначала — соглашение между Израилем и Сирией.
Так продолжалось еще некоторое время.
Как говорит Ямани, Фейсал хотел настоящего — полного и всеобъемлющего — урегулирования.
— Вопрос был принципиальный, потому что без всеобъемлющего урегулирования конфликт продолжался бы до бесконечности. На первом этапе Израиль должен был прийти к соглашению с теми, кто участвовал в военных действиях, — с Египтом и Сирией. Мы говорили об отводе войск, это мыслилось как подготовительная фаза для окончательного урегулирования. А затем, к примеру, должны были начаться переговоры с Иорданией. Но в первую очередь шли египтяне и сирийцы. По убеждению Фейсала, американцы должны были настоять, чтобы Израиль начал переговоры с Египтом, а потом с Сирией, ибо это был единственный способ начать мирный процесс.
План Киссинджера представлялся Фейсалу слишком узким.
— Король понимал: если решить только египетскую проблему, Египет окажется в изоляции среди стран арабского лагеря, а сирийская проблема останется нерешенной. К этому, безусловно, и вел дело Киссинджер.
После окончания встречи Ямани проводил шефа государственного департамента обратно и аэропорт.
Киссинджер, как и раньше, держался очень нервозно. Он все время повторял: «Теперь мы не сможем заключить второе соглашение между Израилем и Египтом». Он понимал, что без одобрения Фейсала подписать это соглашение не удастся. Египет никогда не станет действовать вразрез с волей Фейсала.
Спустя месяц Фейсал был убит.
И Киссинджеру удалось добиться соглашения между Израилем и Египтом.
Это не означает, разумеется, что между этими двумя событиями существовала какая-то связь. Хотя одно время и ходил слух, что в убийстве Фейсала замешано ЦРУ.
Ямани решительно опровергает эти домыслы.
— Любое событие обрастает сплетнями. Но эта версия не получила никаких подтверждений.
Здесь Киссинджера готов защищать даже Джеймс Эйкинс.
— Ко времени гибели Фейсала Генри Киссинджер полностью утратил доверие Саудовской Аравии и других стран арабского мира. И поскольку юный убийца Фейсала приехал в страну прямо из Соединенных Штатов, где имел серьезные неприятности с полицией и едва не попал за решетку, многие решили, что он был наемным агентом ЦРУ и что Киссинджер или ЦРУ причастны к убийству Фейсала. Меня трудно назвать апологетом Киссинджера, но эта история стала одним из главных камней преткновения в моих отношениях с жителями Ближнего Востока. И до сих пор приходится им доказывать, что в ней нет ни грана правды. Они рассуждают так: Киссинджер увидел, что Фейсал больше не приносит пользы, что им нельзя манипулировать, как раньше, и решил от него избавиться. Когда имеешь дело с арабами, часто сталкиваешься с этой особенностью. Они слишком торопятся с выводами. Дедукция — это их конек. И они готовы считать любое дедуктивное рассуждение неопровержимым доказательством.
Если бы не тогдашние действия Киссинджера, считает Ямани, ближневосточная ситуация сейчас была бы более предсказуемой.
— Важно ответить на один вопрос: действительно ли американцы при Киссинджере хотели полного и всеобъемлющего урегулирования или только старались сбить пламя и на неопределенное время законсервировать ситуацию; а там, глядишь, об урегулировании уже не было бы речи? Израиль и дальше оккупировал бы территории, захваченные в 1967 г., а потом их аннексировал. Я вижу вещи именно так, и, думаю, все, кто следит за событиями на Ближнем Востоке, разделяют мои взгляды.
По словам Ямани, ничего не изменилось и тогда, когда президентом стал Джеральд Форд. Архитектором американской внешней политики по-прежнему оставался Киссинджер.
— Я впервые встретился с Фордом в начале 1974 г., когда он был вице-президентом. Он, кажется, не слишком хорошо разбирался в нефтяном бизнесе. Но я от него многого и не ждал. К тому же он лишь начинал знакомиться с проблемами Ближнего Востока. Кто хорошо разбирался в наших проблемах в ту пору, так это Уильям Саймон. Он очень трудолюбив, и мы с ним прекрасно ладили. Я даже останавливался у него дома в Вашингтоне. Помню, однажды я проснулся рано и выглянул в сад: Саймон уже сидел за работой, разбирая огромную пачку документов.
В 1976 г., когда президентом был избран Картер, Киссинджер получил отставку.
— Мы в то время думали, что дальнейшее зависит от поведения Израиля. Если он всерьез говорит о мире, инициативы Картера могут стать шагом вперед. Если нет, они обернутся шагом назад.
Активность Картера привела к заключению кэмп-дэвидских соглашений, подписанных в 1978 г. президентом Египта Анваром Садатом и премьер-министром Израиля Менахемом Бегином. Решения, принятые той осенью в горах Мэриленда, заложили основу для мирного договора между Египтом и Израилем, который был подписан следующей весной.
Мир надеялся, что кэмп-дэвидские соглашения положат конец ближневосточному конфликту.
Ямани, оставаясь неисправимым прагматиком, понимал, что этого не случится.