Страшная стопятидесятитысячная армия франков двинулась от Женевского озера на юг, перешла через Альпы и приблизилась непосредственно к Милану. Но в разгаре было лето 539 года - знойное, засушливое. Франки ели мясо волов, запивая водой из По, и почти поголовно заболели дизентерией. Вскоре у Теодеберта оставалось в строю не более пятидесяти тысяч. Дрогнув, он вернулся в Галлию.

    Началось ромейское наступление на Равенну. Командир Магн охранял берег По, чтоб не пропускать по реке суда, доставлявшие в город продовольствие. Из Далмации прибыл на кораблях Виталий и отрезал готов от моря. А лазутчики Лиса подожгли в неприятельской столице хлебный склад.

    Положение Витигиса стало безнадёжным. Он опять принял Домника и Максимина и сказал, что немедленно подпишет унизительный мирный договор. Дело было за малым: убедить Велисария отвести войска. Но командующий византийскими силами был категорически против: никакого раздела Апеннин не допустит, после стольких лет изнурительной борьбы он хотел полного триумфа, захватить Италию целиком и сместить Витигиса.

    Неожиданно в штаб ромейской армии прибыла делегация знатных готов. Поднеся Лису ценные дары, предложили ему назваться императором Западной Римской империи. И не штурмовать город, а войти в него по взаимному желанию, едучи на белом коне победителя.

    Велисарий ответил, что обязан посоветоваться со своим окружением и объявит окончательное решение на другое утро.

    Собственно, единственным его настоящим другом оставался в то время только полководец Вуза, федерат, по происхождению гунн. Получив в Константинополе неплохое образование, он себя проявил в персидской и вандальской кампаниях как способный военный, умница и аккуратист. Знал античных авторов наизусть и буквально по дням помнил биографию Александра Македонского. Лис ему доверял теперь больше, чем кому бы то ни было, и всегда обсуждал с ним план дальнейших действий.

    Выслушав начальника, гунн спросил:

    - В чём твоё сомнение, я не понимаю? Разумеется, соглашайся на их условия, а когда войдёшь в город и захватишь Витигиса, то поступишь по-своему: никакой Западной империи создавать не надо, есть одна Римская империя, во главе которой - Юстиниан.

    Командир вздохнул:

    - У меня сомнения по другому поводу. Наши доброхоты тут же донесут василевсу: мол, стратиг метит на твоё место. А каким подозрительным стал его величество в последние годы, ты знаешь. Не успею я вернуться в Константинополь, как меня с ходу арестуют, прямо в Золотом Роге.

    - Ну, не думаю, - покривился Вуза. - Все мы подтвердим, что твои помыслы чисты, ты продвинул границы до Альп и желаешь двигать их дальше, вплоть до Альбиона, но не претендуешь на трон и смиренно складываешь трофеи к несравненным стопам автократора. Ты его слуга, он твой повелитель.

    - Я боюсь, не поверит. Взятие Равенны выглядит логично и закономерно. Добровольная сдача готов, предложивших мне место императора, вызывает недоумение.

    - Объясним, что с твоей стороны - это лишь военная хитрость.

    - Именно, что хитрость. Но как будто бы не военная, а дворцовая. - Лис понизил голос: - Понимаешь, друг, он меня боится. Наши отношения очень напряглись. И один донос, и один пасквиль на меня может, словно капля, переполнить чашу его терпения…

    Гунн заметил:

    - Получается, что не только Юстиниан тебя боится, но и ты его.

    - Получается так. Друг без друга не можем и друг друга страшимся.

    - А тогда соглашайся на мирный договор, привезённый Домиником и Максимином.

    Велисарий нахмурился:

    - Ну, вот это - дудки. Лучше атаковать Равенну.

    - И погибнут тысячи людей с обеих сторон! А пойдёшь на смычку с готскими вельможами - сохранишь эти жизни. Хоть и вызовешь подозрения императора. Что важнее?

    Лис прикрыл глаза и сидел поникший. А потом сказал:

    - Да, ты прав, дружище. Я обязан взять ответственность на себя. Будь что будет. Надо свергнуть Витигиса малой кровью. Даже если кровь окажется собственно моей.

    Ночью Велисарий лежал с Антониной без сна, всё вздыхал и ворочался, огрызаясь на её ласки.

    - Ты меня не хочешь? - спрашивала она. - Что ли, разлюбил?

    - Ах, оставь, дорогая, не до этого. Я в таком капкане, из которого можно вырваться, если самому перегрызть зажатую ногу.

    - Не преувеличивай, - успокаивала жена. - Вспомни обо мне: я - подруга императрицы. А она влияет на мужа. Коль Юстиниан задумает тебя извести, мы надавим на Феодору - и уладим дело.

    - Ох, не знаю, не знаю, что-то мне тревожно.

    Нино села на ложе:

    - Господи Иисусе! Ты, принёсший автократору славу! Одолевший «Нику»! Покоривший для самодержца полмира! Ты, чей профиль отчеканен на одной монете с его профилем! Не боявшийся готов с вандалами вместе взятыми! Вдруг чего-то забеспокоился, словно мальчик перед экзаменом. Стыд, позор, я не узнаю моего дорогого Лиса.

    Он ответил мрачно:

    - Лис уже не тот… Не наивный юноша, что при ехал покорять неприступный Византий двадцать лет назад. И с готовностью бросившийся в гущу всех событий.

    - Юноша возмужал - это замечательно.

    - Возмужал - не то слово. Скоро мне исполнится сорок. На висках проступают седые волосы. Седина - она, знаешь ли, обязывает трезво рассуждать.

    - Вот и рассуди трезво. Ты обманешь противника, завоюешь город, привезёшь в Константинополь сокровища Теодориха и живых Витигиса, Матасунту и других видных готов. Чем докажешь свою преданность. Государь устроит тебе триумф - ибо не устроить будет нельзя, нелепо. И поймёт, что не прав, заподозрив тебя в измене.

    Велисарий пробормотал невесело:

    - Вроде бы логично… А на деле как сложится? Ладно, будем спать. Все, спокойной ночи, - и поцеловал её в щеку.

    - Да, спокойной, милый, - и поцеловала его в ответ.

    Оба повернулись друг к другу спинами.

    5 ноября 539 года распахнулись ворота Равенны, и войска ромеев беспрепятственно вошли в город. Во главе колонн скакал Велисарий на своём тёмно-дымчатом коне с белой мордой; командир был в начищенном золочёном шлеме и блестящих доспехах под изящным белоснежным плащом с красной оторочкой. Вскидывая правую руку, он приветствовал мирных жителей, пяливших глаза на него с балконов и крыш. Били барабаны, развевались знамёна. И никто не мог догадаться, глядя на стратига, что творилось в его душе. А на самом деле он думал: «Видимо, последний мой триумф. Больше ничего подобного не увижу. Счастье не может длиться долго. Весь его запас вычерпан до дна. И теперь пойдут одни неудачи». Внешне продолжал улыбаться, слышал здравицы и согласно наклонял голову.

    Миновали церковь Сан-Витале на одноименной улице и свернули к королевскому замку, находившемуся в крепости Рокка Бранкалеоне, за могучими каменными стенами. Но её ворота тоже оказались открытыми, и копыта лошади Лиса вскоре уже зацокали по брусчатке обширного двора, совершенно безлюдного, вроде далее вымершего. Опасаясь предательской стрелы из какого-нибудь окна, командир быстро спешился и, со всех сторон окружённый личной гвардией, начал подниматься по внутренней лестнице во дворец. Сделал знак подоспевшему Вузе - чтобы тот двигался вперёд, а его солдаты осмотрели залы кругом и нашли, наконец, где скрывается этот чёртов Витигис со своими людьми.

    Короля готов обнаружили у него в кабинете около камина: он сидел и грел у огня вроде бы озябшие руки. Искоса взглянул на вошедших ромеев и не удивился. Только произнёс:

    - А-а, ну вот и встретились… Обратите внимание, что я безоружен и сдаюсь добровольно.

    Появился Лис и торжественно объявил его арестованным. Тот согласно кивнул и спросил, кто теперь будет править готами. Велисарий ответил:

    - Временно беру руководство на себя. А потом изберёте нового короля, признающего над собой власть Юстиниана.