Ни на одной станции, где взималась плата за проезд по автостраде, никто не проявил ни тени интереса к номеру нашего автомобиля. Друзья, проводившие отпуск в Италии, подтвердили потом то же самое. Почему же полиции могло прийти в голову наводить на этих станциях справки о номерах проследовавших машин?

Разбираемся дальше. Фрау Каплер покинула госпиталь на взятом напрокат «фиате». Установить номер машины можно было бы сразу в этой фирме. Разве не «фиат» вызвал в первую очередь подозрения о том, что именно на нем был совершен побег? И затем, откуда полиция могла так быстро установить, кто является действительным владельцем «опеля»? Возможно, фрау Каплер изо всех сил старалась убедить в том, что побег был совершен именно на «опеле»? Не преследовали ли все ее заверения одну-единственную цель — заставить следствие пойти в ином направлении?

Следов различного рода было достаточно. Но как к ним подступиться? Мы охотно побеседовали бы с Хельмутом Тюрком, начальником отдела уголовного права в министерстве иностранных дел, с которым фрау Каплер встречалась довольно часто. Из мюнхенского аэропорта она немедленно позвонила Тюрку и сообщила, где они находятся. Тюрк обещал ей информировать министра иностранных дел Геншера. Но посетить Тюрка мы, к сожалению, не могли. Он стал послом ФРГ в Бирме.

Среди лиц, которым фрау Каплер сейчас же сообщила о их местопребывании, был также депутат Шой. Политический деятель, бывший в 1942–1945 гг. директором крупной фирмы в сфере военной промышленности, он заботился об освобождении Каплера начиная с 1961 г. В свое время признался, что перед самым побегом Каплера посетил Италию, Южный Тироль, где обсуждал с сенатором Миттердорфером из южнотирольской народной партии дело Каплера. МИД ФРГ и фрау Каплер убедительно просили его не сообщать полиции, где именно в ФРГ находится сбежавший Каплер. Но побеседовать с Шоем мы не могли: он умер в 1978 г.

Генерал Энрико Мино. После побега Каплера он наказал четырех виновных высших офицеров, переведя их на другую службу. Теперь Мино ничего уже не мог сказать-. Спустя три месяца после бегства Каплера он сгорел в вертолете вместе с командиром карабинерской эскадрильи вертолетов, первоклассным пилотом.

Два билета на самолет «Люфтганза» указывали на еще одно направление. Фрау Каплер сообщала: она пригласила в мюнхенский аэропорт друзей, которые должны были на свое имя купить два билета в Ганновер и вручить их чете Каплер. С этими билетами фрау Каплер и ее муж собирались лететь в Нижнюю Саксонию.

Если так обстояло дело, фрау Каплер должна была зарегистрировать эти билеты в «Люфтганза». Пассажирский билет на самолет является официальным документом и может быть выписан только на фамилию пассажира, указанную в его паспорте. Следовательно, либо имеющийся у Каплера паспорт был выписан на чужое имя, а подлинной являлась только фотография, и тогда Каплер подлежал привлечению к ответственности за пользование подложными документами. Или же, вопреки утверждению фрау Каплер, билеты были выписаны на их настоящую фамилию. Но так как был объявлен розыск Каплера, нацист не мог уйти от внимания контрольных служб аэропорта. Какой же паспорт был у Каплера?

Может быть, у фрау Каплер были основания рассчитывать на то, что на контрольных пунктах их свободно пропустят, даже зная, кто они такие?

Лишь один человек мог ответить на вопрос, выдало ли боннское посольство в Риме Каплеру паспорт.

Пятница 13 июня 1980 г. Скоро вечер. Мы в Золтау перед домом на Вильгельмштрассе, 24. Недалеко слева в доме номер 6 в 1977 г. обитала фрау Каплер, туда привезла она мужа. Тогда ночью двор за домом был ярко освещен прожекторами. Поодаль были заграждения из двойных рядов колючей проволоки. Не для того, чтобы предотвратить вторичный побег Каплера, а чтобы избавить его от нежелательных посетителей.

На прием к врачу-практику слева через двор. Идем туда. В доме нас окликнула женщина лет пятидесяти и после долгих выяснений согласилась вызвать хозяйку. А вот и она.

— Добрый день. Что вам угодно?

Мы с подчеркнутым вниманием пожимаем ей руку и представляемся. В связи с объявленным освобождением Редера мы готовим специальную корреспонденцию. И было бы важно — дабы все представить в правильном свете — показать, как итальянские власти всячески противились тому, чтобы «ваш уважаемый супруг» был наконец помилован.

В маленьком коридорчике, ведущем во врачебный кабинет, — одна нога на линолеуме, другая уже на ковре — мы всячески пытаемся любым способом выиграть время, как-то продлить беседу, чтобы не быть вынужденными сразу заговорить о паспорте. Ибо заграничный паспорт Герберта Каплера — цель нашего визита.

Потом мы сидим в приемной. Это первая удача. Тем не менее еще сильно недоверие к нам, не ясно, вступать с нами в разговор или выпроводить. Через матовые стекла окон с железными решетками тусклый свет проникает в почти пустое помещение. Три пожилые женщины углубились в чтение иллюстрированных журналов. Они сидят за небольшим столиком, на котором стопка предназначенных для посетителей визитных карточек: «Врач-практик, лечение силами природы и магнетизмом. Аннелизе Каплер-Венгер, 3040 Золтау, Вильгельмштрассе, 24, телефон (05191) 3895. Прием по предварительной записи».

Переговариваемся умышленно вполголоса, делая вид, будто восхищены искусством врача-практика, блистательно вправляющего вывихи. Мы должны сойти за обычных пациентов. В таком маленьком городке, как Золтау, не хотелось бы в качестве иногородних привлечь к себе внимание, вызвать подозрение, в частности у этих трех женщин. Кто знает, может быть, они наболтают ей что-нибудь о нас, если первыми окажутся в кабинете. Всякий раз, когда мы скучающим взором окидываем обстановку комнаты, обои, букеты рододендронов в вазах, замечаем, как над верхним краем раскрытых иллюстрированных журналов эти дамы быстро опускают взоры. Кожей чувствуем ощупывающие нас взгляды, но не показываем и вида, сидим молча, подчеркнуто «прилично».

Из соседней комнаты через короткие промежутки времени доносится квакающий голос фрау Каплер, треск и свист, как из неисправного репродуктора. Слов не разобрать. Лишь по повелительному тону можно понять, что она говорит со своей помощницей о дефектах переговорного устройства. Из кабинета вышла одна из пациенток. Наступила тишина. На прием прошли еще несколько человек.

Наконец через долгих два часа, когда в приемной осталось двое, фрау Каплер жестом пригласила нас к себе. Пропустив в кабинет, задернула портьеру.

— Что же вас интересует?

Обстоятельно, осторожно пытаемся перевести разговор об участии соответствующих органов власти в интересующем нас деле. Даем понять, что когда нам нужна была та или иная справка, нам крайне неохотно шли навстречу, пытались увильнуть от прямого ответа. Мы хотим произвести на фрау Каплер впечатление людей неопытных, наивных: в беседе с ними человек меньше контролирует свои слова.

— О, могу себе представить, что с вами были не слишком разговорчивы. Когда я вела с властями переговоры об освобождении мужа, меня вообще обязали хранить молчание, — срывается у нее с языка. — Боннское посольство в Риме сделало все возможное, хотя в австрийском посольстве для майора Редера сделали больше.

— Теперь мы хотели бы знать вот что. Корреспонденту «Бунте иллюстрирте» вы сказали, что, после того как в ноябре 1976 г. римский военный трибунал принял необходимые меры к условному освобождению вашего мужа, боннское посольство в Риме оформило ему заграничный паспорт ФРГ.

— Мы десять дней сидели на упакованных чемоданах в ожидании окончательного решения, — ответила она. — В Италии кампания за освобождение мужа нашла широкую поддержку. Сам президент Леоне звонил в тюремный госпиталь, спрашивал о состоянии здоровья мужа. Но вы знаете, что тогда произошло. Две тысячи хорошо оплаченных крикунов — даже не жителей Рима, их собрали бог весть откуда — вышли на улицу в знак протеста против освобождения мужа. Все итальянские друзья уговаривали мужа воспользоваться уже вынесенным решением об условном освобождении и покинуть госпиталь Челио. Мы направились бы в Северную Италию. Но муж был настолько благороден, что не пожелал покинуть Челио, пока решение не вступит в законную силу. Но я с вами заболталась, меня еще ждут пациенты. Я попросила бы вас…