Худал располагал прикрытием, помощью и поддержкой Ватикана, но он имел наилучшие связи и в главных учреждениях и руководстве Международного Красного Креста. Там для опекаемых им лиц фабриковались фальшивые паспорта, и таким образом нацистские убийцы превращались в «лиц, преследуемых по политическим мотивам», что открывало им все пути, ведущие в Южную Америку, прежде всего через Геную.

До 1950 г. антифашисты знали только некоторые из этих тайных каналов. Позднее выяснилось, что на всех главных маршрутах, которые организовала ODESSA на пути в Южную Европу, на расстоянии каждых 40 километров имелись специальные явки, где удиравший наци мог найти убежище, переодеться, сменить автомобиль, в случае необходимости получить новые документы.

Особенно трудно было проследить путь бегства через территорию Австрии. Между Зальцбургом и Инсбруком терялись многие старые следы, однако обнаруживались новые. Было совершенно очевидно, что главным, так сказать, поворотом этих тайных каналов являлся Зальцкаммергут. Все больше следов вело в район Аусзее, туда, где некогда находилась «альпийская крепость», где укрывался крупный нацист Хёттль и где супруга Эйхмана упорно ждала дальнейшего развития событий.

И прежде всего — прибытия Эйхмана. После бегства из американского лагеря Эйхман объявился в Люнебургской пустоши [Нижняя Саксония, в то время английская зона оккупации Германии]. Пользуясь покровительством лесничего Фраерслебена, он устроился рабочим в лесу в Альтензальцкоте близ города Целль. Но в 1949 г. и здесь у него горела земля под ногами. Надо было бежать, лучше всего за границу, а еще лучше — дальше, за океан. К этому же выводу пришли руководители организации ODESSA, и Эйхман получил приказ совершить новый марш.

Чем ближе приближался Эйхман к австрийской границе, тем больше он нервничал. Контроль на границах западных оккупационных зон Германии был давно упразднен и в 1949 г. уже не служил препятствием. Но как будет на границе с Австрией?

Сопровождающий Эйхмана успокаивал его. Он знал все уловки и лазейки.

Была зима, термометр показывал минус десять градусов. Густая метель залепила снегом уцелевшие после войны дорожные указатели ближайших населенных пунктов, но машина двигалась по шоссе в верном направлении — Зальцбург. Набитый американскими журналами автомобиль под названием «Шале Мэри» шел из Мюнхена к австрийской границе. В нем было трое мужчин.

На кузове этого «универсала» черной краской были грубо намалеваны «звезды и полосы» американского флага. Так же назывался и официальный журнал американской армии, командование которой регулярно распространяло его среди солдат в американских зонах оккупации Германии и Австрии.

В караульном помещении австрийского пограничного поста два солдата американской военной полиции придвинули стол вплотную к печурке, так как, несмотря на то что верхняя круглая плитка печи уже накалилась, тепла от нее на расстоянии почти не чувствовалось.

В то время как один из них строчил очередное донесение начальству, а другой открывал банку мясных консервов, через полузамерзшее окно проник свет автомобильных фар.

Водитель остановил машину в нескольких метрах от закрытого шлагбаума. В свете фар была видна тень, отбрасываемая шлагбаумом на заснеженное шоссе. От окна падал тусклый свет, клубы дыма поднимались из печной трубы.

— Погоди, — водитель отстранил сидящего рядом человека и, перегнувшись через сиденье, что-то извлек из машины.

В этот момент дверь дома отворилась ровно настолько, чтобы в нее мог протиснуться человек. Полицейский, выйдя, быстро захлопнул ее за собой, словно опасаясь, как бы из дома кто-то не ускользнул. Когда он сошел с деревянного тротуара, уложенного вдоль фасада дома, и по свежевыпавшему снегу подошел к машине, водитель опустил боковое стекло.

Второй полицейский тем временем отстучал на машинке донесение, встал, подошел к окну, подышал на стекло и рукавом куртки прочистил небольшой глазок, чтобы разглядеть машину.

Обыкновенный двухместный грузо-пассажирский автомобиль с удлиненным капотом, американским армейским номерным знаком и нарисованной на боку эмблемой США. Такие машины проезжали здесь часто. Иногда за рулем сидели немцы, нанятые американским командованием. В общем ничего особенного. Его коллега тем временем обменялся несколькими словами с двумя пассажирами, получил от них два номера журнала и подал знак, что машина может продолжать путь.

Водитель поднял боковое стекло и медленно повел машину вперед. Минуя шлагбаум, он коротко просигналил, и пограничный пост остался позади. Через час машина была уже на шоссе, ведущем на юго-запад, где извилистые горные дороги через Кицбюэльские Альпы подходят к Инсбруку.

Армейский грузовик, несомненно, был подлинным. Но одного пограничники не могли знать: все три пассажира, из которых солдат видел только двух, имели одну и ту же примету. Под мышкой у них была вытатуирована группа крови, что абсолютно точно свидетельствовало: они эсэсовцы.

Двое пассажиров автомобиля были приняты в свое время на работу в Мюнхене американскими оккупационными властями, которые не заботились о том, чтобы тщательно их проверить. Действительно, кто мог бы предположить, что преследуемые нацисты сами придут в логово своих преследователей? Но именно эта дерзость помогла разыскиваемым эсэсовцам обеспечить себе безупречное прикрытие.

Третий пассажир лежал в кузове, прикрытый пачками иллюстрированных журналов.

Водители «Шале Мэри», доставляя груз, обычно следовали через Зальцбург в Инсбрук. Там машину меняли, а удиравший на ней эсэсовец направлялся в Меран, затем в Рим.

Однако на этот раз маршрут был изменен. Третий пассажир покинул автомобиль где-то между Зальцбургом и Бад-Ишлем, откуда был переправлен в Грундльзее, расположенный по соседству с Бад-Аусзее. Им был Адольф Эйхман, пожелавший хоть на короткий срок навестить свою семью. Однако это могло плохо кончиться для него, поскольку такая возможность предполагалась американскими спецслужбами, усилившими наблюдение в Бад-Аусзее и надзор за проживавшей там супругой Эйхмана фрау Верой Либль.

Но в последнюю минуту все дело испортил переусердствовавший чиновник австрийской уголовной полиции. В ночь под Новый год, когда Эйхман в любую минуту мог появиться в Аусзее, он позвонил Вере Либль. Когда та взяла трубку, он молчал. Тогда она спросила: «Это ты? Ты действительно придешь?»

Чиновник услышал то, что хотел услышать. Но для жены Эйхмана этот странный звонок был сигналом тревоги. И когда Эйхман был уже на пути в Аусзее, его успели предупредить, и он скрылся от преследователей в Грундльзее.

На следующий день учинили повальный обыск, но никаких следов Эйхмана обнаружить уже не удалось.

Адольф Эйхман был не единственным нацистским преступником, которому после сорок пятого стало слишком неуютно на немецкой земле. События, побудившие наци вновь спасаться бегством, имели отклик и в самом Гюнцбурге.

Здесь целых пять лет скрывался Менгеле. Родительский дом предоставил ему весь комфорт, возможный в трудные послевоенные годы. Но все чаще от немногих оставшихся в живых узников Освенцима можно было услышать его имя.

Каким же образом и Менгеле оказался на «монастырских» маршрутах в Италии?

Представляются возможными два варианта.

Первый. Сам Менгеле заметил, что вокруг него творится что-то неладное. Он стал прислушиваться к тому, что говорят окружающие, искать связей со старыми наци. Интересовался местопребыванием друга или наводил справки у родственников удравшего нациста, словом, так долго сигнализировал о том, что ищет помощи, пока авторитетное лицо из организации ODESSA о нем не проведало.

Второй. Руководство организации ODESSA само узнало, что один из своих в опасности. Ибо во многих городах ФРГ совершенно легально встречались представители HIAG. Уже в 1950 г. в Гамбурге сотни членов этой организации принимали участие в регулярных встречах профессиональных нацистских убийц. И хотя это были лишь локальные встречи, в пределах ганзейского города, они показали, как далеко можно в этом направлении пойти.