Несколько недель спустя Аннелизе Каплер подробно расписала журналистам историю побега мужа. Наиболее выгодно продать эту сенсацию прессе научил бургомистр ее родного города Золтау в Люнебургской пустоши. С его помощью она заключила договор с агентством Action Press, которое стало правообладателем рукописи и перепродало ее «Бунте иллюстрирте» по более высокой цене. 8 сентября 1977 г. фрау Каплер, получив гонорар в 200 тысяч марок, поведала читателям первую серию душещипательной истории.

На публикацию россказней фрау Каплер мы обратили пристальное внимание только тогда, когда к нам в руки попала их фотокопия на тринадцати страницах из архива «Штерн». Его сотрудники расклеили статьи из «Бунте иллюстрирте» и на первом листе поставили дату — 1 сентября 1977 г.

Это была первая ошибка, о которую мы споткнулись. Ведь впервые эта история появилась на страницах «Бунте иллюстрирте» лишь 8 сентября 1977 г. Что-то явно было не так. Обратили внимание мы еще и на то, что текст на фотокопии местами очень отличался от текста, который запомнился нам по «Бунте». Но, возможно, мы ошибались? Еще раз притащили из подвала подшивку «Бунте иллюстрирте» и сравнили оригинал с копией.

Нет, мы не ошиблись. Перед нами лежали два варианта, различные не только по типографскому оформлению. Они отличались по содержанию! В варианте из журнала «Штерн» имелись многие детали, которых в газете от 8 сентября уже не было, хотя он почему-то выдавался за копию материала, напечатанного в «Бунте».

После телефонных разговоров с агентством Action Press и «Бунте» мы установили, что до появления в «Бунте» никакой другой газете текст не передавался. Каким образом в архиве «Штерн» оказался первый вариант текста за неделю до появления его в печати, предстояло выяснить.

Чтобы поточнее сравнить обе версии, мы выписали из фотокопии (назовем ее вариантом номер один) ту часть текста (пять машинописных страниц!), которая потом не была опубликована. Ее содержание привело нас к выводу, что первоначальное описание состояния здоровья Каплера («смертельно больной человек!») исключало возможность его бегства тем способом, о котором рассказала впоследствии его жена.

О самочувствии нациста до его бегства из госпитальной палаты через окно фрау Каплер скорбно вспоминала: «Никогда не забуду его изможденного лица, отмеченного печатью смерти. За те три дня, что я его не видела, он, вероятно, пережил тяжелый кризис. Пятнадцать лет я знакома с Каплером, но никогда еще не видела его таким. Он едва мог выговорить мое имя… Я с тревогой стояла у постели мужа, во сне он беспокойно ворочался. На его бледном лбу выступили капли пота… Он дрожал всем телом… …Когда Герберт хотел просунуть ногу в петлю каната, в которую мы предусмотрительно положили кусок пенопласта, он потерял равновесие. Я подхватила его. Он тяжело дышал, лицо исказила гримаса боли…»

Многие подобные стенания потом были изъяты, и понятно почему. Никто не поверил бы в рассказ о побеге Каплера в такой интерпретации фрау Каплер, которая изображала его слабым и даже смертельно больным. Прессе необходимо было иначе подать всю историю, сделав ее правдоподобной.

Изъяли и описание некоторых странных «случайностей», способствовавших удачному побегу, например: «Мне показалось это знамением неба. Уличный фонарь, висевший напротив окна палаты, из которой муж должен был спуститься вниз по канату, в эту решающую ночь был выключен».

Все это было настолько грубо и неуклюже состряпано, что в глазах общественности выглядело бы жалко. Вот тогда-то мы и заинтересовались обстоятельствами бегства Каплера, и нам захотелось в них разобраться.

Действительно ли Каплер был так тяжело болен, как это утверждали? 1 февраля 1969 г. заключенного в тюрьме Гаэта посетил бывший офицер СС Юрген Марло, учредивший «комитет помощи освобождению Герберта Каплера». Чтобы визит не привлек внимания общественности, Каплер должен был заверить администрацию тюрьмы, что сохранит его в тайне. Через два дня Марло написал своим друзьям из комитета:

«Хотел бы отметить особо, что Герберт Каплер произвел на меня впечатление отнюдь не сломленного человека. Состояние его здоровья хорошее, что тоже радует. Оп сообщил, что вполне прилично чувствует себя и Редер, повидать которого мне не удалось. Хотел бы подчеркнуть важность нашей работы для этих двух офицеров, томящихся в заключении в Италии. Поэтому еще раз убедительно прошу вас о сотрудничестве и поддержке».

Поддержка не заставила себя долго ждать. В том же году союзы бывших эсэсовцев и военнослужащих вермахта обратились к правительству ФРГ с просьбой направить правительству Италии ходатайство о помиловании нацистов. Оно было послано через три месяца, но отклонено итальянским правительством.

В 1972 г. Каплер женился в тюрьме на медсестре, а впоследствии враче-практике Аннелизе Венгер. Потом она повсюду рассказывала, что о Каплере якобы впервые услышала лишь в начале 60-х годов от одной из своих пациенток. Глубоко тронутая «печальной участью Каплера», она завязала с ним переписку, часто посещала его и затем вышла за него замуж.

Странным в этой истории выглядело то обстоятельство, что отец ее был знаком с Каплером еще при нацистском режиме. Отец был тогда ортсгруппенляйтером национал-социалистской партии и служил в Золтау, как и Каплер, в 13-м полку СС-штандарте. Следовательно, вопреки ее словам, Каплер не мог быть совершенно ей незнаком.

В декабре 1975 г. министр иностранных дел ФРГ Геншер в устной и письменной форме ходатайствовал перед итальянским правительством об освобождении Каплера. Одновременно стали появляться сообщения о «болезни» Каплера. Ранним утром 11 февраля 1976 г. с санкции итальянского премьер-министра Каплера под усиленной охраной перевели из тюрьмы Гаэта в римский госпиталь Челио. Разумеется, это не было помилованием.

Однако «Голос Ла-Платы», прокомментировав это событие, заметил, что перевод Каплера в госпиталь был «своеобразной формой удовлетворения ходатайства об освобождении». Цитату из речи итальянского министра обороны газета дополнила в скобках репликой по поводу болезни Каплера: «Если [против ожидания] состояние его здоровья улучшится, то он должен будет вернуться в тюрьму Гаэта». Тем самым создавалось впечатление, что Каплер тяжело болен и возвращение его в тюрьму исключено.

Врачи госпиталя вначале определили состояние Каплера как «общая физическая слабость, обусловленная возрастом». 15 дней спустя они высказали предположение, что это, возможно, рак, ничего не сказав о стадии «заболевания». Газеты драматизировали ситуацию: «Врачи ожидают наступления смерти в ближайшем будущем».

Лишь семь месяцев спустя, в сентябре 1976 г., был якобы «точно установлен» диагноз — рак кишечника («рак, прогрессирующая стадия, больному жить не более нескольких месяцев»).

Однако после побега Каплера из госпиталя в середине 1977 г. чиновники следственных органов обнаружили в его личном деле нечто весьма интересное — историю болезни Джакомо Алессандро, 69 лет, итальянского подданного, диагноз: «рак, прогрессирующая стадия, больному жить не более нескольких месяцев». Какой пассаж! Диагноз относился явно не к Каплеру, а к другому лицу.

С сентября 1976 г., несмотря на «смертельную болезнь» Каплера и на то, что диагноз опубликовала печать, итальянские врачи не опекали нациста. Заботу о «больном» они целиком перепоручили его жене, по ее же просьбе. Как врач-практик, мотивировала свои действия фрау Каплер, она доверяет только собственным методам лечения природными средствами и отклоняет любую помощь других врачей. Сам Каплер сразу же отказался от операции. «Либо меня помилуют, либо я умру в неволе», — заявил он журналистам.

Отвергая помощь других врачей, фрау Каплер явно была себе на уме. В мае 1976 г., через три месяца после перевода ее мужа в госпиталь, нацистская газета «Голос Ла-Платы» писала: «Супруга Каплера убеждена, что ее мужа можно спасти, если его прооперируют западногерманские врачи в западногерманской больнице… Каплер не должен умереть на чужбине!»