Я стал задыхаться. Начался приступ старой астмы. Не заметил, как оттолкнул старика и закричал:

— Уйдите все с дороги, дайте на белый свет взглянуть!

— Чудесно, очень хороший ответ: «Уйдите все с дороги, дайте на белый свет взглянуть!» Очень хорошо!

Я немного погулял, вернулся, запер за собой дверь, забрался под одеяло с головой. В дверь постучали. Но я не подходил. Вдруг зазвонил телефон. В темноте, перепрыгнув через стул, я схватил трубку.

— Алье! Сосед, ты уже спишь?..

Я начал кричать:

— Джепбар-ага, оставьте меня в покое, меня нет дома. Нет. Все!

Рано утром я ушел на работу и в тот же день, не заходя домой, уехал в командировку в самый отдаленный район. Вечером, усталый, едва добрался до гостиницы. Только разделся, дежурная вошла в номер:

— Вас просят к телефону из Ашхабада.

Нехорошее предчувствие сжало сердце. Руки у меня задрожали, но я все же взял трубку.

— Сосед, как здоровье? Кто же так поступает? Ни слова не сказал — укатил ка край света. А мы тебя ищем. Сосед, мы одну пьесу закончили, хотим на имя тети Айлар еще одну написать. А потом научим и нашу Гюлялек. А что? Ведь она уже в пятом классе. Посмотрим, что ты скажешь, если наша семья получит три премии. У меня к тебе два вопроса. Ты в театре часто бываешь, что, если за влюбленным парнем злой бык побежит… Смешно ли это будет? Можно ли, чтобы на сцене бегал бык? Еще мы хотим, чтобы в пьесе у Гюлялек влюбленный парень бросился под поезд. Может ли на сцене двигаться поезд?.. А?..

У меня сердце забилось — вот-вот из груди выскочит. Страшное видение поплыло перед глазами: Джепбар-ага, худой и высокий, дымя папиросой, надвигается на меня, превращается в пыхающий паровоз и давит меня…

Сорокапятилетний жизненный путь свой Осман Мурадович мысленно делил пополам. Первая половина — разгон, годы учения, как водится нынче. В юном возрасте мы пребываем как бы в питомнике, в виде саженцев, которым еще только суждено стать настоящими деревьями. Но бьет урочный час, наступает второй период, звезда ведет тебя к далекому горизонту.

Решающий шаг делаешь от вузовских дверей, и тут не мешкай, набирай скорость роста и помни: теперь ты не в питомнике.

От вузовских дверей первый рывок в должность научного сотрудника одного из институтов академии наук — разве плохо? И здесь тоже не прозевай момента, когда нужно спланировать судьбу хотя бы на десяток лет.

Хорошо, коли ты предусмотрителен во всем и не пренебрегаешь мелочами. Как самое малое тебе надо приодеться, заиметь внушительный кожаный портфель, наподобие директорского, а также все прочее, приличествующее положению молодого ученого. Приучить себя к усидчивости. Даже в обеденный перерыв не обязательно покидать рабочий стол: велика ли разница где позавтракать.

В перспективе женитьба. Женитьба по всем правилам, выбор невесты, жены, которая могла бы себя прокормить. Одиночество не красит людей солидных. Конечно, обзавестись семьей — не портфель купить, однако, если обстоятельства требуют такого шага, ты мужественно должен совершить и его. Жажда покоя и отдыха от занятий в институте заставит сделать еще один шаг — добиться участка на окраине города, подальше от всяких шумов, и построить уютное гнездышко.

Впрочем, жилье, обширная библиотека и автомобиль, удачно купленные в те годы, не составляли главного в жизни Османа Мурадовича. Главное — наука, и, надо отдать ему справедливость, во всем, что касается ее, он остался человеком неутомимым. Кандидатская диссертация, по правде говоря, отняла много сил, но план, таким образом, выполнен даже с опережением… И все благодаря любви к порядку. Человек упорный и методичный в преследовании намеченной цели, известно, своего добьется. Ежедневно, явившись на службу, Осман набрасывал себе задания, брал на заметку каждую мелочь, записывал телефоны. Когда срывалась деловая встреча или не находил кого-либо по телефону, искренне огорчался и спешил отдать другим полезным занятиям нечаянно освободившиеся минуты. А уж являться на службу чуть раньше и уходить чуть позднее положенного — с первых дней стало для него железным законом. На сотрудника, опоздавшего к звонку, Осман обычно в течение целого дня поглядывал с укоризной.

Дом — полная чаша, прочная репутация ученого, жена, врач по специальности, подрастающий сын и быстроходная «Волга» (по утрам хозяин любит ее осматривать, мыть и чистить, чтоб ни пылинки) — о чем еще мечтать человеку его уровня? К тому роковому моменту, о котором здесь пойдет речь, Осману, может, чуточку недоставало лишь молодости. В сорок пять здоровье завидное, зубы целы, глаза — хоть куда, только голова помаленьку скудеет растительностью, да и то не очень заметно. И еще, пожалуй, поубавилось легкости в движениях: лишний вес. Советовали ходить пешком, сгонять жирок; Осман соглашался, но всегда жалел минуты. Словом, время берег, усидчив был и пустым не увлекался, чужим женщинам — не приведи бог — в глаза не лез.

Так все и ладилось, слава богу, и еще двадцать лет можно было вот так, по восходящей, и вдруг эта история, это свалившееся на его голову несчастье.

До конца занятий оставалось полчаса, а завтра выходной. Осман поднял к глазам руки с часами: да, точно, чуть больше получаса. Подумал про жену, которая в отъезде, и по пальцам посчитал: целых десять дней жить ему еще сиротой, пока она вернется. Он не выносил холостяцкого существования. Хотя и в командировки-то жену посылали раз в полгода, но и эти короткие недели ее отсутствия казались ему вечностью. Сам никуда не выезжал. А ее не осудишь, не на прогулку едет, служебные, государственные интересы любой и каждый должен ставить выше личных. Иной вопрос, когда зовут тебя на свадьбу или похороны. Всякие там праздники у родни, особливо у сельской. Те вообще помешались на праздниках. Только Осман ни к кому не ездит, поблагодарит за приглашение телеграммой, а про себя подумает, что родичам не грех бы постепенно приобщаться к современной культуре.

Будь жена дома, вероятно, они сговорились бы поехать завтра на холмы. Он сам предложил бы и настоял. В конце концов не каторжный, столько лет корпел за рабочим столом, — имеет же человек право позволить себе нарвать букет тюльпанов, набрать корзину грибов, которых, говорят, там сейчас уйма.

Его размышления прервала Джахан, секретарша директора, юная красавица с глазами серны, с высокой прической и в модных туфельках. Войдя, девушка окинула его каким-то смешливым взглядом и поинтересовалась: почему Осман Мурадович ничем не занят. Она выразилась резче: почему он сидит сложа руки. Он удивился и, тоном дав почувствовать дистанцию меж ними, пояснил неопытной сотруднице, что, когда он углублен в размышления, он занят. А посторонние действительно могут, не учитывая конкретных обстоятельств, решить иначе. И Сапа Бердыевич, присовокупил Осман тоже со смешком, может им поверить. Джахан отмахнулась от этих объяснений. Стоит ли придавать значение ее словам. Нельзя уж и пошутить.

— А вообще такими вещами не шутят, — сказал более сердито Осман Мурадович, — тем более шутки неуместны, когда люди не ровня друг другу по возрасту и так далее.

— Ладно, ладно, все ясно!. — с той же беспечностью согласилась Джахан. — А вы лучше взгляните в окно: какие холмы — сплошной зеленый ковер, чудо. На вашем месте я помчалась бы туда, собирала бы цветы и научно мыслила.

Собирать цветы, к ее сведению, не входит в круг его занятий, остановил девушку Осман Мурадович. И добавил, сдержанно кашлянув:

— Нам не следует забывать, что интересы института — одно, а цветочки — иное. Вещи несовместимые!..

— Такая машина! — не слушая его, тараторила девушка. — Ребята уверяют — самая элегантная на всю академию. Чего стоит цвет!

— Прости пожалуйста, — остановил ее опять Осман Мурадович. — В служебные часы подобный разговор…

— Короче, машина на ходу? — безбожно срывала Джахан попытки призвать ее к порядку.