Принцип простой, столетия назад подмеченный устным русским народным творчеством: «прокукарекать, а там хоть не рассветай».

Сильнее всех стараются те, кто, видимо, уже заработал достаточный капитал в эпоху его стихийного накопления.

Как-то группа известных специалистов по борьбе с рейдерством из числа депутатов Государственной думы предложила ввести в качестве отягчающего обстоятельства в ст. 63 и одновременно (!) в качестве квалифицирующего признака вряд статей УК Российской Федерации (ст. 159, 165, 327 и ряд других) совершение преступления с целью перехода права собственности на активы юридического лица. За совершение такого преступления было предложено ввести наказание до 20 лет лишения свободы.

Даже начинающему юристу ясно, что такое построение законопроекта противоречит конституционным принципам. Фактически авторы законопроекта предложили ввести более строгое уголовное наказание за посягательство на собственность юридического лица, а это ставит в неравное положение собственность гражданина, что нарушает ч. 2 ст. 8 Конституции Российской Федерации о равной защите всех форм собственности. На эти грабли уже наступало советское уголовное законодательство, когда за хищение государственной собственности наказание было более суровым, чем за хищение личной. Вроде бы такой подход сурово осудили все те же демократы.

Вызывает двоякие чувства и попытка «двойного эшелонирования» — ввести универсальный отягчающий признак и одновременно предусмотреть усиленную уголовную ответственность за все формы и способы рейдерских захватов путем выборочного дополнения некоторых статей УК РФ вышеуказанным квалифицирующим признаком. Неясно, по каким причинам не предложено внести изменение в ст. 162 (разбой), 163 (вымогательство) и др. В случае принятия такого закона рейдерам, безусловно, будет выгоднее заниматься разбоем и вымогательством, поскольку им будут грозить статьи, не предусматривающие 20 лет лишения свободы, — в них не будет дополнительной части о совершении преступления с целью захвата активов юридического лица.

Хочется сказать: «Господа законотворцы, а не стоило ли обратиться к следственно-судебной практике, чтобы понять, что нужно делать?»

Следственный комитет при МВД Российской Федерации занимается этим день и ночь. И анализ судебно-следственной практики показывает, что для квалификации действий рейдеров в основном следствие и суды используют ст. 159 Уголовного кодекса Российской Федерации, которая предусматривает уголовную ответственность за мошенничество, т.е. за хищение чужого имущества или завладение правом на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием, где наказание — лишение свободы на срок до 10 лет.

Для дополнительной квалификации используется ст. 327 УК РФ «Подделка документов», а если имел место самовольный захват имущественного комплекса — ст. 330 УК РФ «Самоуправство».

В том случае если имущественный комплекс, пакет акций или доля в уставном капитале перепродавались через фиктивные подставные юридические лица, преступникам вменяется ст. 174.1 УК РФ «Легализация», которая до недавнего времени предусматривала наказание до 15 лет лишения свободы.

Тем не менее судебная практика складывается не так гладко, как хотелось бы. И это не удивительно, поскольку каждый рейдерский захват по-своему уникален, его организаторы и исполнители по-своему изобретательные и остроумные люди. А уж в борьбе за свою свободу, когда тюремные нары приобретают для них весьма реальные очертания, они проявляют недюжинную энергию.

Ряд приговоров рейдерским группам по ст. 159 УК Российской Федерации (мошенничество), вынесенных в первой инстанции, которые считались одними из первых серьезных результатов в борьбе с рейдерством, не устояли в кассации. Это произошло по уголовным делам по обвинению Шамбир и Ружьева, которое нами упоминалось, а также по уголовным делам по обвинению Казакова и Плотникова (захват ОАО «Чебоксарский электроаппаратный завод»), Капитонова (захват ООО «Максим», Владимирская область), а также по некоторым другим делам.

Еще на заре рейдерского движения, когда суды с трудом представляли, как судить лиц, совершивших захват предприятия с целью смены руководства, в приговорах фигурировала формулировка, сводящаяся к следующему тезису: «Между потерпевшими и обвиняемыми имел место корпоративный конфликт, т.е. событие преступления в виде хищения отсутствует». Тогда палочкой-выручалочкой служила ст. 330 УК РФ «Самоуправство», которая вменялась за факт самовольного вторжения на охраняемую территорию юридического лица.. Именно так суды поступили в 2003–2004 годах по уголовным делам о захвате НИИ «Зенит», ОАО «Ассоциация "Арис"», банка «Национальный капитал» и многим другим, осудив рейдеров по этой статье и приговорив к 1–2 годам лишения свободы условно. По уголовному делу по обвинению братьев Т. по факту корпоративного конфликта (т.е. уже не захвата) вокруг ЗАО «Трансэкспедиция» вышеуказанная мотивировка вообще послужила основанием для вынесения оправдательного приговора.

Эта лукавая формулировка некоторыми судами вспомнилась и сейчас. Именно ею руководствуются суды, оправдывая подсудимых в части ст. 159 УК РФ, особенно после отмены предыдущего приговора в кассационной инстанции.

Помимо субъективной причины, стыдливо именуемой «человеческий фактор», этому есть и объективная причина, заключающаяся непосредственно в доктрине уголовного права России. Понятие «хищение» определяется как противоправное безвозмездное изъятие чужого имущества в пользу субъекта преступления. Корыстная цель — обязательный признак хищения — крайне сложен в доказывании. Самое надежное доказательство при расследовании таких уголовных дел — изъятие у лица, обвиняемого в совершении хищения, самого похищенного имущества. Глеб Жеглов это прекрасно понимал, задерживая карманника Кирпича.

По всем уголовным делам о кражах, грабежах, разбоях, вымогательствах (разновидности хищения) принимаются исчерпывающие меры к отысканию и изъятию вещей, ставших предметом преступного посягательства, а если оно не обнаружено, следователь усердно «обкладывается» документами, доказывающими полную невозможность этого.

По делам о мошенничествах финансового характера, к коим следует отнести и рейдерские захваты, имущество, как правило, переводится в собственность надежных третьих лиц, как юридических, так и физических, и доказать, что они находятся под контролем бенефициара преступления, крайне сложно, а порой и вовсе невозможно. В частности, это практически невозможно, когда добросовестным приобретателем имущества, ставшего предметом преступного посягательства, стала заграничная офшорная компания.

С сожалением отметим, что следствие, доказывая финансовое мошенничество, особое внимание уделяет доказыванию факта выбытия имущества из законного владения собственника (потерпевшего) путем обмана или злоупотребления доверием. Корыстная цель, к сожалению, в большинстве случаев доказывается факультативно.

Обращение имущества в пользу обвиняемого (ту самую корыстную цель) следователь считает тождественным незаконному обогащению обвиняемого и часто вопреки теории доказывания обосновывает это аргументами сослагательного наклонения.

По уголовным делам о «финансовых пирамидах» в конце 1990-х годов доказательством служили факты наличия в собственности обвиняемых недвижимости, дорогостоящих автотранспортных средств и т.д. И все равно уверенности в том, что корыстная цель доказана, тогда не было. Нет ее и сейчас, в том числе и по уголовным делам о рейдерских захватах.

Есть и второй фактор, заставляющий задуматься о совершенстве нашего уголовного законодательства. В ряде случаев рейдерский захват пресекается на стадии регистрации в ЕГРЮЛ фиктивной информации о единоличном исполнительном органе, т.е. в момент захвата управления в юридическом лице.

Наблюдается некоторая растерянность судов и следствия в такой ситуации. Правомерно ли применять в такой ситуации ст. 159 УК РФ, ведь фактического хищения имущества еще не произошло?