Успех Егорова был, однако, сведен к нулю, поскольку в это же время свихнулся крупный чин в штабе корпуса, причем он тоже вообразил себя ефрейтором. Чтобы маленький человечек вообразил себя генералом, маршалом, Наполеоном, Ганнибалом, Александром Македонским – таких случаев миллионы. Но чтобы двухметровый генерал вообразил себя ефрейтором, такого в истории человечества еще не было. Это противоречило всем законам медицины. Проблему элементарно просто решил Интеллигент: он напомнил Егорову, что звание ефрейтора ввели в армии совсем недавно, так что мания ефрейторства вполне естественна. Егоров это объяснение от высшего начальства утаил.

Пришла беда – открывай ворота, гласит русская пословица. Когда долбили яму для нового нужника, бывший учитель литературы подставил руку под кувалду и ему расплющило два пальца. Умышленное членовредительство с целью уклонения от воинской службы было налицо. Позеленевший от гнева и страха Егоров ринулся на место происшествия. Что было делать? Как спасти положение? И тут его выручил Интеллигент. Как только Егоров возник на месте созидаемого нужника, Интеллигент, как старший в команде, доложил ему, что боец такой-то совершил героический поступок, спасая товарища от… От чего, Интеллигент не успел еще придумать. Но это и не играло теперь роли. Спасительная формула была найдена. Так Егоров вторично столкнулся с одним из главных законов диалектики – с законом перехода в противоположность. На сей раз неудача обернулась удачей.

Мороз под тридцать. На бойцах – ботинки с обмотками, бывшие в употреблении вытертые шинельки. Бойцы учатся преодолевать штурмовую полосу – цепь препятствий, которые якобы будут на пути нашей наступающей армии в будущей войне, – проволочные заграждения, ров, забор, бревно…

– Смешно, – говорит Интеллигенту его сосед по строю и по нарам, с которым он сдружился еще в эшелоне, тоже бывший студент. – Представляешь, нам придется штурмовать вражеские укрепления, откуда строчат пулеметы, бьют минометы и пушки, а мы идем по бревну, расставив руки в стороны для равновесия. Мощное оружие! Враг при виде такого зрелища лопнет от хохота.

Бойцы должны научиться преодолевать штурмовую полосу, включая двести метров открытого пространства, которое надо переползать по-пластунски за считанные минуты. Сейчас они тратят времени раз в пять больше. Их гоняют снова и снова. Они выбиваются из сил и преодолевают полосу еще медленнее. Сержанты сердятся, ругают бойцов последними словами. Они презирают «академиков» и стремятся доказать им свое превосходство. Грозятся гонять целые сутки без перерыва, пока…

– Пока мы не протянем ноги, – говорит Студент. – Бессмысленное выматывание сил. Какой идиот это выдумал?! Будущая война будет войной самолетов, танков, автоматов, а не штыков и шашек.

– Тише, – говорит Интеллигент, – а то услышат, беды не оберешься. Тяжело в ученье – легко в бою! Вот они и стараются.

– Заставь дурака Богу молиться, – говорит Студент, – он рад лоб расшибить.

– Тише, – шепчет Интеллигент. – Видишь, тот тип к нам приглядывается? Не нравится он мне. Похоже, стукач.

– Плевать мне на стукачей, – шепчет Студент. – Сколько можно терпеть?! Мы же не враги. Мы же хотим как лучше.

– Замри, – шепчет Интеллигент. – Видишь, высокое начальство движется! Тот маленький с красной толстой мордой – особняк. Тут перед ним все на цыпочках ходят.

Высокое начальство решило посмотреть, каковы успехи бойцов. И они снова один за другим бросаются преодолевать страшную штурмовую полосу. Теперь они стараются, ибо на них смотрит начальство. Потом их строят. Командир хвалит их, благодарит за службу. «Служим Советскому Союзу!» – рявкают они не очень громко и совсем не стройно. «Для начала терпимо, – говорят командиры между собою. – Через полгода настоящими бойцами будут».

На другой день бойцов погнали грузить дрова. Сачки отправились в клуб – в кружки художественной самодеятельности. Интеллигента вызвали в штаб, в секретный отдел, расположенный рядом с Особым отделом и соединенный с ним особой дверью.

– Что за парень? – спросил Егоров о Студенте. – На вид хлипкий, а полосу преодолевает быстрее всех.

– Хороший парень, – сказал Интеллигент. – Тоже бывший студент. Ершистый немного. На все смотрит еще через розовые очки. Но настоящий комсомолец. Хороший товарищ. Надежный. В беде не бросит. Когда мы ехали сюда, на меня набросились ребята из другого вагона – хотели отнять дрова, которые я нес для нашей «буржуйки». Так он один против десятерых дрался. Его побили, конечно. Но дрова я все-таки до вагона донес. Между прочим, в армию ушел добровольно. Мог иметь отсрочку: в их институте еще осталась бронь, но отказался.

Добровольно?! Тот замаскировавшийся сынок белогвардейского офицера тоже был добровольцем. Тут что-то кроется.

– Вот что, – сказал Егоров Интеллигенту. – Займись этим Студентом как следует. Что-то уж больно он старательный. Неспроста это. И к тому же доброволец.

Ночь. В казарме холодно. Солдаты спят, объединившись по двое, укрывшись двумя одеялами. Иногда дежурный наводит порядок – будит солдат и приказывает разъединиться. Спать по двое не положено. И шинелями укрываться не положено. Как только дежурный уходит, солдаты вновь нарушают порядок. Интеллигент шепотом разговаривает со Студентом после одной из таких побудок.

– У меня представление об армии сложилось по кинофильмам, – говорит Студент. – Думал, хоть тут нормальные человеческие условия есть. Оказывается, все вранье.

– Ты лучше помалкивай об этом. Тут стукачей полно. В штрафной попадешь – там еще хуже.

– Понимаю, не маленький. Я же знаю, с кем говорить можно.

– Тсс! Дежурный!.. Спим!

Шли дни, недели. Егоров наконец-то упорядочил сеть своих осведомителей. Информация об «академиках» обильным потоком потекла в его кабинет с зарешеченным окном и обитой жестью дверью. Из симулянтов Егорова особенно заинтересовал один, собиравшийся вызвать искусственное бельмо на глазу с помощью линзы. Но у него не было линзы. Попросить, чтобы мать прислала из Москвы, – рискованно. Могут заподозрить неладное. «Надо будет эту линзу достать ему в городе, – подумал Егоров, – и через Чацкого передать. А потом поймать на месте преступления. С дезертирством тут сложнее: все знают, что не убежишь никуда, даже если разрешат. Скоро в городе будет армейский смотр художественной самодеятельности. Пусть Граф Ростов займется этим плясуном. Плясун, видать, уже подпорчен основательно. Можно устроить попытку самоволки, а затянувшаяся самоволка сойдет за попытку дезертирства. Но как бы не переборщить. Тут надо знать меру. Если слишком много случаев такого рода, за это тоже по головке не погладят. Мол, как вы так людей воспитываете?! И завистники найдутся. Доносы пойдут. Клевета. У них за этим дело не станет. Начать надо с другого: с прошлого. Тут мы ни при чем – не мы родили. И не подкопаешься: факты вещь упрямая, как говорит товарищ Сталин».

Спросите любого, служившего в армии, и он вам ответит: нет чище, прочнее и душевнее дружбы, чем армейская дружба. Это и понятно. В армии люди вынуждаются на длительную совместную жизнь. Те чувства, которые на гражданке распределяются среди многих близких, здесь сосредоточиваются на одном человеке. Такая крепкая армейская дружба, как говорится, спаяла Интеллигента и Студента. Откровеннее и острее стали их задушевные разговоры.

– И это называется социализм, – резюмировал однажды Интеллигент свой рассказ о репрессиях в их институте.

– Ты, между прочим, меня призываешь к осторожности, – заметил Студент, – а сам иногда срываешься. Смотри, можно погореть из-за пустяка. Я обжегся раз и больше не хочу.

– А что случилось?

– Сорвался в дружеской компании. Наговорил всяких глупостей. Друзья, конечно, донесли. Меня, конечно, забрали на Лубянку.