Эта книга была написана более двадцати лет назад на основе опыта моей собственной жизни. Но все-таки ее нельзя считать автобиографией, поскольку в нее вошли также результаты знакомства с опытом других людей и теоретических размышлений, а мой личный опыт был несколько обработан литературно. Для меня эта книга имела особое значение. Я очень рано (уже в пятнадцать лет) стал антисталинистом. Не антикоммунистом и не антисоветчиком – таковыми я не был никогда и не являюсь теперь, – а именно антисталинистом. Я рано заметил и почувствовал на себе самом несоответствие реального советского коммунизма тем идеалам коммунизма, которые я усвоил из пропаганды и чтения коммунистических книг, и усмотрел причину этого несоответствия в деятельности Сталина и сталинистов. Я даже стал членом террористической группки, собиравшейся убить Сталина. Сталин стал для нас олицетворением всех зол, какие мы видели вокруг себя и испытывали на себе. Мы не были исключением. В 1939 году в институте, в который я поступил после окончания школы, была разоблачена антисталинистская группа, более серьезная, чем наша. Ее участники были осуждены на большие сроки (на двадцать пять лет).

Со временем мое отношение к Сталину и сталинизму изменилось, но не в смысле примирения с ним – я оставался антисталинистом до самой смерти Сталина, а в смысле их лучшего понимания: я стал понимать, что дело не столько в личности Сталина, сколько в самой природе коммунистического социального строя. Более того, я пришел к выводу, что реализация идеалов коммунизма имела неизбежным следствием разрушение самих идеалов. Мое понимание реального коммунизма я изложил в целом ряде литературных произведений, начиная с «Зияющих высот» (1976), и в социологическом эссе «Коммунизм как реальность» (1980). Но более или менее систематическое понимание сталинизма еще не было опубликовано. Я это сделал в книге «Нашей юности полет», написанной по заказу издательства к тридцатилетию со дня смерти Сталина.

После этого я неоднократно возвращался к теме Сталина и сталинизма, разумеется, я высказывал при этом что-то новое сравнительно с этой книгой. Однако основная концепция оставалась неизменной. И вот сейчас, спустя двадцать лет, я просмотрел книгу и не нашел в ней ничего такого, что захотел бы исправить. Более того, в условиях нынешнего разнузданного очернения советского периода российской истории вообще и сталинского периода в особенности я нахожу эту книгу вполне своевременной. Когда она вышла на Западе, многие критики сочли ее защитой сталинизма. Тогда я в ответ на это говорил, что защищал не сталинизм, а истину о нем.

В этой книге есть часть, которая начинается разделом «Память» и кончается разделом «Гимн предательству». Это сильно сокращенная реставрация повести, написанной мною еще в 1946 году. Повесть тогда пришлось уничтожить во избежание ареста, как и вообще все написанное мною к тому времени и случайно сохранившееся. Попытка стать писателем тогда не удалась. Лишь тридцать лет спустя я смог опубликовать мое первое литературное произведение «Зияющие высоты».

Название этой книги взято из слов песни, которую советские люди пели в сталинские времена («Сталин – наша слава боевая. Сталин – нашей юности полет. С песнями борясь и побеждая, наш народ за Сталиным идет»). Пел и я эту песню вместе со всеми, несмотря на то что ненависть лично к Сталину и ко всему тому, что тогда связывалось с его именем, была всепоглощающей страстью моей юности. Я пел эту песню и не чувствовал в ней фальши. Я чувствовал в ней что-то другое, гораздо более страшное, чем фальшь, а именно: всесокрушающий ураган великой истории. В этой книге я хочу рассказать немного о том, как осознавался и ощущался этот исторический ураган некоторыми представителями моего поколения, вовлеченными в него, о том, чем был сталинизм для нас. Слово «сталинизм» употребляют во многих различных значениях. Для меня сталинизм не слово, подлежащее определению, а общеизвестный эмпирический факт, подлежащий изучению и осмыслению. Это эпоха становления, формирования нового, коммунистического общества. Это юность реального коммунизма. В эту эпоху происходило формирование социального строя страны, ее экономики, формы власти и управления, идеологии, культуры, а также объединение многочисленных народов в единое государство, короче говоря, происходило формирование всех основных явлений коммунистического общества как целого.

Временные рамки этой эпохи можно определять по-разному. Началом можно считать окончание Гражданской войны, избрание Сталина Генеральным секретарем ЦК, смерть Ленина. Концом можно считать смерть Сталина, разоблачительный доклад Хрущева, окончание войны с Германией, XIX съезд партии. Для меня важно следующее: эта эпоха связана с деятельностью Сталина и его сообщников, а временные рамки должны быть определены так, чтобы в них вошли все основные события эпохи и основные деяния Сталина и сталинистов.

Сталинская эпоха ушла в прошлое, осужденная, осмеянная, оплеванная и окарикатуренная, но не понятая. А между тем все то, что вырвалось наружу в хрущевское время, было накоплено, выстрадано и обдумано в сталинское время. Все то, что стало буднями советской жизни в брежневское время, вызрело в сталинское время. Сталинская эпоха была юностью советского общества, периодом превращения его в зрелый социальный организм. И хотя бы уже потому она заслуживает нечто большее, чем осуждение: она заслуживает понимания.

Понимание не есть оправдание. Можно понять, не оправдывая. Можно оправдать, не понимая. Оправдание есть явление моральное, понимание – гносеологическое. С точки зрения понимания причины настоящего лежат в прошлом. С точки зрения оправдания или осуждения никакой связи между прошлым и настоящим нет. Настоящее не оправдывает прошлого. Прошлое не повинно в настоящем. Нельзя осуждать или оправдывать прошлое с точки зрения настоящего. Нельзя осуждать или оправдывать настоящее с точки зрения прошлого. Рассматривать историю в категориях оправдания и осуждения – значит исключать всякую возможность ее понимания.

Стало привычным штампом рассматривать сталинскую эпоху как эпоху преступную. Это грубое смешение понятий. Понятие преступности есть понятие юридическое или моральное, но не историческое и не социологическое. Оно по самому смыслу своему неприменимо к историческим эпохам, к обществам, к целым народам. Рабовладельческое общество и феодальное общество не были преступными, хотя многое, происходившее в них, можно рассматривать как преступления. Сталинская эпоха была страшной и трагической эпохой. В ней совершались бесчисленные преступления. Но сама она как целое не была преступлением. И не является преступным общество, сложившееся в эту эпоху, каким бы плохим оно ни было на самом деле. Трагичность сталинской эпохи состояла в том, что в тех исторических условиях сталинизм был закономерным продуктом Великой Революции и единственным способом для нового общества выжить и отстоять свое право на существование. Трагичность сталинской эпохи состояла в том, что она навеки похоронила надежды на идеологический земной рай, построив этот рай на самом деле. Она обнажила подлинную страшную сущность многовековой мечты человечества.