Не знаю, что подразумевал доктор Влах под этими словами, и никаких дальнейших подробностей узнать мне не удалось, так как наша беседа был прервана приходом дедушки. Мы были удивлены, что он встал. Казалось, что у него ничего не болит, и у меня даже появилась надежда, что сейчас он скажет нам одну из своих любимых шуток, в которой и следа не будет от недавнего бреда. Он был в халате из верблюжьей шерсти, и было видно, что он несколько дней не брился. Выражение лица у него было грустное, и все мои надежды рухнули после первой же его фразы. Он сказал: „К сожалению, господа, все одноместные номера заняты“. Потом его лицо приняло сосредоточенное выражение, и он стал глядеть куда-то в пространство за нами. Мы посмотрели в ту сторону и увидели тетю Катерину. Я говорил уже о не совсем обычной походке тети. Она не ходит, а как бы подпрыгивает. Может быть на это намекал дедушка, когда он поднял кверху свой указательный палец и тыкнув им по направлению тети Катерины воскликнул: „Прыгуна, если он жив, забирает детектив. Пусть он прав или не прав, а придется платить штраф!“[14]
Тетя удивилась и спросила: „В чем дело?“ Дедушка сжал кулаки, положил их себе на грудь и в свою очередь спросил: „Вы готовы?“ Выражение лица у тети было совершенно недоумевающее и она вскричала: „Почему?“ „Смирно!“ — закричал дедушка, в то время как тетя испуганно озиралась вокруг. „Вперед!“ — заорал старик и держа кулаки на груди побежал в свою комнату.
Когда я впоследствии рассказал об этом событии Барборе, она прищурила глаза, и спросила: „Когда был дедушка в последний раз в Праге?“ Я ответил, что два года назад и спросил: „А что?“ „Я думала, что он ездит только в машине“, сказала Барбора и больше этой темы не касалась. Некоторое время я размышлял о том, уж не заразны ли дедушкины бессмысленные фразы и таинственные вопросы и тут же вспомнил, что доктор Влах, после того как дедушка покинул помещение, обратился к тете Катерине со словами: „Quо usquе tаndеm, Саtilinа?“ По-моему это какая-то латинская фраза, но понятия не имею, что это такое. Тетя Катерина от злости позеленела, однако овладела собой и сладким голосом сказала, что она не помнит, когда разрешила доктору называть ее по имени“. Доктор Влах расхохотался и пошел за дедушкой.
На следующий день дедушка снова лежал в постели. Когда мы все остальные встретились за обеденным столом, доктор Влах сообщил нам, что дедушка выразил желание написать завещание. „Вот это славно, когда старый и больной человек своевременно приводит в порядок свои дела!“ – воскликнула тетя Катерина, и глаза ее заблестели. Она отнюдь не намекает на то, что дедушка скоро умрет, наоборот, она желает ему доброго здоровья и долгих лет жизни. Но все мы знаем, что молодые по выбору мрут, а старые поголовно, и не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. Дедушка всегда здраво рассуждал, и за это она его уважает.
Доктор помолчал немного, а потом заявил, что по его мнению все это вздор. Из того, что все мы видели в последний период, можно сделать вывод: дедушкино душевное состояние не указывает на то, что он способен разумно обойтись со своим имуществом. Это очень грустно, но нам придется смириться с этим фактом. Кстати сказать, дедушкино последнее завещание, составленное три года назад, лежит у нотариуса Врбы. Как ни решил тогда старый джентльмен о своем имуществе, ясно, что он сделал это в здравом уме.
„Да неужели? Вот это интересно!“ — с ядовитой усмешкой сказала тетя Катерина. Теперь она понимает, почему в последнее время мы все делаем вид, что дедушка повредился в уме. Она никак не могла догадаться, какую цель мы преследуем, но теперь ей все ясно. „Что касается лично меня, то я заявляю, что дедушка вполне нормален, и попробуй кто-нибудь при помощи интриг и заговора посягнуть на дедушкину свободу действий. Тогда я буду вынуждена обратиться к своему адвокату“. Тут доктор Влах сдался. Он мол только выразил свою точку зрения. Он готов представить свидетельство о странном душевном состоянии дедушки в настоящее время любому родственнику дедушки, не согласному с составленным сегодня завещанием. Тетя притворилась, что она не может скрыть улыбку. Ей бы, мол, очень хотелось поглядеть на того смельчака, который отважился бы своими протестами неуважительно отнестись к самому старому члену семьи и сомневаться в его здравом уме! Затем доктор Влах попросил Барбору и меня присутствовать в качестве свидетелей при составлении завещания, и мы втроем отправились в комнату к дедушке.
Старик сидел на кровати, обложенный подушками, и казалось чувствовал себя вполне хорошо. Сатурнин как раз убирал поднос, на котором больной обедал. Когда мы подошли к его постели, он спросил нас какое сегодня число. Доктор Влах ему ответил: „Третьего.“ Тогда дедушка поднял указательный палец и провозгласил: «Третий трамвай должен снова стоять, это как пятью пять – двадцать пять»[15].
Я в смущении посмотрел на доктора Влаха. Мне непонятно было, каким образом при таких обстоятельствах можно заниматься таким серьезным делом как составление завещания. Доктор отвел глаза, а когда я посмотрел на мадемуазель Барбору, я увидел, что она улыбаясь смотрит дедушке в глаза. Дедушка тер ладошкой свой небритый подбородок и тоже улыбался. Потом он взял с ночного столика золотой портсигар и предложил мадемуазель Барборе сигарету. Такая галантность со стороны человека, лишившегося здравого рассудка, меня растрогала до слез. Между тем доктор Влах что-то говорил, но я слушал его невнимательно. Я очнулся только тогда, когда он заявил, что никакое завещание мы составлять не будем, и что позднее он все объяснит. В ответ на это мадемуазель Барбора сказала, что она так и думала, и это уж совсем вывело меня из равновесия. Не знаю, как другие, но я терпеть не могу, когда люди выражаются как пригородные гадалки какими-то намеками и обиняками, а потом кто-то добавляет, что ему все ясно и что он так и думал. От своего имени заявляю, что я ничего подобного не думал, и мне в голову не пришло, с какой стати доктор Влах все это выдумал. Поскольку я правильно осведомлен, после всего этого произошло следующее.
Приблизительно через час доктор Влах пошел в гостиную, где ждала тетя Катерина, бросился в кресло и заявил, что все исполнено. Он сказал, что все прошло без пинка, без задоринки, и дедушкино решение хотя и явилось сюрпризом, но, безусловно, было мудрое. Доктор Влах полагает, что исходя из того, что материально все обеспечены, со стороны родственников не будет никаких возражений. У тети Катерины был изумленный вид, и она сказала, что обеспечены не все. Дедушка, мол, не мог этого забыть. Он всегда был благородный человек, и безусловно это благородство отразилось в завещании. В конце концов нет никакой необходимости взывать к благородству, так как имеются определенные моральные обязанности, от которых такой человек как дедушка уклоняться не станет. Если у дедушки нет никаких обязанностей по отношению к ней и Милоушу, тогда – извините меня — тетя Катерина не знает, существуют ли вообще какие-нибудь обязанности.
Доктор Влах ответил, что у дедушки на этот счет видимо другой взгляд. В этом нет ничего странного, ведь мнения часто расходятся. Что касается благородства, то своим завещанием старый джентльмен доказал, что этого-то у него имеется более чем достаточно. Потом он добавил, что все свое имущество дедушка завещал благотворительным обществам. Позднее доктор Влах рассказывал, что во всей своей медицинской практике он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь побледнел так, как тетя Катерина. Потом ее лицо искривилось, губы сжались, а глаза стали узкими. Когда она заговорила, ее голос дрожал от ненависти. Она заявила, что в таком случае она признает свою ошибку. Она действительно ошибалась, думая, что дедушка нормальный. Такую жестокость может совершить только человек, страдающий размягчением мозга. „Я бы сказал наоборот“ — ответил доктор Влах — „я не вижу никакой жестокости в том, что человек завещает свое имущество благотворительным обществам.“ Тетя сказала ледяным голосом, что с ним она спорить на эту тему не намерена и что она тотчас уезжает, чтобы посоветоваться со своим адвокатом. Она твердо решила пригласить врача-психиатра для обследования дедушки, и она нажмет на все педали, чтобы это слабоумное завещание не вступило в силу. Доктор Влах встал и с нескрываемой иронией повторил тетины слова, сказанные ею всего лишь час тому назад, а именно, что ему очень хотелось бы поглядеть на того смельчака, который отважился бы своими протестами неуважительно отнестись к самому старому члену семьи и сомневаться в его здравом уме. Он добавил, что более бесхарактерного человека, чем мадам он еще не видел, и вышел из комнаты.