Каким-то шестым чувством тетя угадывает, когда не следует дедушке противоречить, однако это же чувство совершенно точно подсказывает ей, когда дедушке нужен покой, когда он не хочет вступать в прения и когда в общем ему все безразлично. Вот тогда она переходит в наступление. Она достаточно умна для того, чтобы не зайти слишком далеко, но те кусочки почвы, которые она добывает, дедушка теряет навсегда.
Обнаружив это дедушка приходит в бешенство и затем в течение целого ряда дней он неприступен как крепость. И как ни странно, все эти дни тетя не делает попыток повлиять на него. Когда бдительность старика ослабевает, тетя Катерина появляется снова. Она гримасничает, ведет ангельские речи, ставит дьявольские ловушки, словом кончается все это тем, что дедушка устало махнув рукой, снова уступает ей маленький кусочек. Тетя Катерина считает, что вода и землю точит и камень долбит, но скажи ей что тоже самое она проделывает с дедушкой, она обидится.
Через несколько минут тетя Катерина вернулась из кухни и сообщила дедушке, что нет тока. Дедушка проворчал, что это нам известно со вчерашнего дня. Тетя спросила, как же ей тогда готовить. Дедушка ответил, что никто ее не просил готовить. Тетя сказала, что хотя это и правда, но это позор. В нормальной приличной семье к ней обратились бы с просьбой взять на себя кухонные обязанности и никто не обижал бы ее, поручив это дело молодой девушке, которая и картошку почистить не умеет.
Потом она с вздохом заявила, что это ее не удивляет, так как она давно уже привыкла к тому, как семья с ней обращается. Дедушка спросил, является ли он этой семьей. Тетя замяла разговор, но затем, внезапно рассмеявшись, сказала, что она только теперь поняла, почему мадемуазель Барборе было поручено готовить. Это замечательный трюк! Подача тока прекращена, во всем доме нет никакой другой плиты кроме электрической, и, следовательно, кухарка с накрашенными ногтями совершенно безвредна.
Затем тетя серьезно спросила, чем же мы все-таки будем питаться. Дедушка посоветовал ей посидеть у моря да подождать погоды. Тетя нахмурилась. Она не любит, когда кто-нибудь отделывается поговоркой. Сама она пользуется пословицами и поговорками так часто, что, услышав поговорку от другого, она подозревает, что он насмехается над ней. Заявив иронически, что ей любопытно, чего собственно она дождется, и взяв в руки какой-то женский роман, она села в кресло. Приблизительно в половине двенадцатого она не выдержала и пошла на кухню. Видя, что мадемуазель Барборы там нет, она успокоилась, но стала еще более язвительной.
Приблизительно в пять минут первого вошел Сатурнин и сообщил, что обед подан. Тетя побледнела и первой помчалась в столовую. Дедушка с доктором Влахом следовали за ней, а за ними шел я, поддерживаемый Сатурниным. Должен сказать, что Барбора отличилась. Отсутствие тока не помешало ей энергично и с остроумием взяться за дело. С рутиной старого солдата она на лугу, в нескольких шагах от дедушкина дома, построила полевую кухню. В окно мы видели, как она с естественной грацией ходит между двумя кострами и заканчивает обед, первое блюдо которого Сатурнин подавал на стол. Это был овощной суп. Затем следовали сосиски из консервы с картофельным пюре, блинчики с вареньем и черный кофе. Мои чувства к мадемуазель Барборе таковы, что даже тартинку, обжаренную ею, я готов провозгласить самым вкусным кушаньем в мире. Но на этот раз, поверьте мне, обед был действительно отменный, и дедушка сказал, что он давно не ел с таким аппетитом.
Доктор Влах несколько раз обращался к тете Катерине с вопросом, нравится ли ей то или иное блюдо, и всякий раз она холодно отвечала: „Да, нравится.“ Милоуш на подобный вопрос ответил: „Ничего себе.“ Однако, было видно, что тетя Катерина дрожит как перегретый котел и только и ждет момента, чтобы показать себя. Наконец она дождалась. На одном из блинчиков оказался маленький кусочек пепла. Если учесть, что мадемуазель Барбора готовила блинчики на костре, тут нечему удивляться. Вообще же я не знаю, у кого испортился бы аппетит из-за того, что на печеной картошке у него на зубах оказался бы кусочек пепла.
Когда это произошло с тетей Катериной, она сначала окаменела, потом на ее губах появилась злобная усмешка. Прикрыв рот платком и с полным ртом она вышла из-за стола. Вскоре она вернулась и очень долго вытирала рот платком. Потом она заявила, что если кому-нибудь это нравится — пожалуйста. Но она этого не перенесет. Дедушка посоветовал ей в таком случае переменить ресторан.
Не знаю, каков бы был ее ответ, так как в эту минуту вошла мадемуазель Барбора. Дедушка с доктором Влахом тут же принялись ее восторженно хвалить. Я тоже к ним присоединился, и мадемуазель Барбора все порозовела от удовольствия. Потом она сказала, что неизвестно, будем ли мы также довольны ее стряпней и позднее. В кладовой, правда, еще имеются кое-какие консервы, но не в большом количестве. Последнее молоко она израсходовала на блинчики, а хлеба вообще больше нет.
Дедушка сказал, что с голоду помереть она, безусловно, нам не даст, и что после такого замечательного обеда его доверие к ней не имеет границ. Он усадил ее в кресло и спросил ее, не забыла ли она в заботах о нас также о себе. Я смотрел на мадемуазель Барбору и радовался ее успеху. В этот миг она казалась мне еще прекрасней, чем раньше. Волосы ее слегка растрепались, глаза блестели, и от нее приятно пахло дымком. Она весело болтала с дедушкой, а потом повернулась ко мне и спросила, болит ли еще у меня нога, и приготовил ли я рассказ на вечер.
Дело в том, что в прошлый вечер доктор Влах внес предложение всем нам по очереди рассказать какую-нибудь интересную историю, раз уж нам приходится проводить вечера в темноте. Я должен был рассказывать первым, так как я нахожусь весь день в вынужденном бездействии и, следовательно, мне легче подготовить какой-нибудь рассказ.
Я выразил надежду, что до вечера мне что-нибудь придет в голову, и сразу мне стало стыдно. В действительности еще утром я подготовил свой рассказ и постоянно мысленно повторял его, искал подходящие выражения, взвешивал слова и шлифовал стиль. Это была незатейливая история, но я надеялся заинтересовать слушателей занимательным повествованием ее.
Дедушка посоветовал мне поразмышлять об этом, так как история моя должна быть особо интересной в знак благодарности к мадемуазель Тэребовой за сегодняшний обед. Мы провели вторую половину дня очень приятно в дружеской беседе, и мадемуазель Барбора совершенно забыла о том, что она намеревалась прогуляться к реке. Нельзя сказать, что нам недоставало Милоуша, который очевидно где-то собирал червяков. Наше настроение не испортила даже тетя Катерина, появившаяся около пяти часов в столовой, чтобы спросить дедушку, какое кушанье ей для него приготовить.
Дедушка сказал, что он вполне наелся за обедом и до ужина есть не собирается. В ответ на это тетя Катерина заявила, пусть он говорит что хочет, но хотя бы малость съесть он обязан. Пусть никто ей не морочит голову, что пожилому человеку может пойти впрок такая цыганская пища, приготовленная на костре. Она, мол, долго молчала, но заигрывать со своим здоровьем ему не позволит..
Затем каждых десять минут она появлялась в комнате с самыми разнообразными лакомствами, от которых дедушка упорно отказывался. Тетя упрямо приходила и уходила и, входя, каждый раз восклицала: „Я принесла тебе гоголь-моголь. Я принесла тебе мед. Я принесла тебе варенье. Я принесла тебе сыр.“ Когда она появилась в четвертый раз, дедушка в бешенстве вскочил и тете пришлось быстро удалиться. Как только дедушка снова уселся в кресло, дверь опять открылась, и вошел Милоуш с ржавой банкой в руках. Он сказал дедушке: „Я принес тебе червяков“. Дедушка вытаращил глаза и затем с невероятным воплем выгнал Милоуша из комнаты.
Остаток дня прошел спокойно, и когда мы после ужина уселись в кружок, мы почувствовали, что отпуск не так уж плох. Потом мадемуазель Барбора подошла к моему креслу и с каким-то таинственным видом попросила у меня сигарету. Боже, какие простые вещи могут иногда у человека вызвать сердцебиение! Постепенно темнело, и я принялся рассказывать свою историю.
