В маленький городок с железнодорожной станцией можно добраться только используя частный дедушкин мост.

Думая о том, что наводнение могло бы прервать связь между жителями дедушкина дома и остальным миром, я опасался не транспортной неурядицы, а возможности оказаться с Барборой на разных берегах. Мои мечты об отпуске имели совершенно другой характер.

Машина скорой помощи миновала городок и завернула в черешневую аллею, ведущую в больницу. Мелкий дождь прекратился и было невыносимо душно. Я живо представил себе, как сильно жжется над тучами, втиснутыми в ущелье, августовское солнце. Где-то вдалеке загремел гром.

Машина остановилась перед небольшим зданием, и Сатурнин с шофером хотели отнести меня туда на носилках. От этого я отказался, и, стараясь наступать как можно меньше на больную ногу, с их помощью добрался до амбулатории сам. Они посадили меня на выкрашенную в белый цвет скамейку, и шофер пошел куда-то сообщить о нашем прибытии. Мы остались с Сатурниным одни и оба молчали. У Сатурнина была не совсем чиста совесть, и он, вполне естественно, чувствовал себя несколько виноватым в моем ранении. Он рассматривал врачебные инструменты, находящиеся в стеклянном шкафу, с таким интересом, что меня это стало немного беспокоить.

Воздух был насыщен запахом какого-то дезинфицирующего средства, и большие круглые часы тикали так странно, как будто каплет вода в умывальник. В коридоре послышались шаги, шофер приоткрыл дверь, оглядел амбулаторию, как будто искал кого-то, воскликнул „Черт побери…“ и опять исчез. Снова наступила однообразная тишина, и мной стала овладевать приятная сонливость.

Я закрыл глаза и тут-же увидел массу мутных волн, бросающих стволы деревьев на опоры моста как страшные тараны. Вдруг мне пришла в голову мысль, полностью меня разбудившая. „Сатурнин“, спросил я, „вы думаете, что в Праге тоже наводнение?“ „Обязательно!“, сказал Сатурнин. Я снова закрыл глаза и увидел огромную водяную массу, на которой качается наше судно, еле еле держащееся на коротком канате якоря, в то время как на набережной беснуется ее маленький толстый хозяин.

Мои невеселые мысли были прерваны приходом медсестры, которая сообщила, что главврача еще здесь нет. Она взяла из шкафа несколько термометров и снова ушла. Сатурнин, как бы читая мои мысли, сказал, что не нужно опасаться за наш плавучий дом. Перед отъездом он уговорил владельца застраховать его на значительную сумму. Он добавил, что мое имущество, находящееся в доме, он позволил себе застраховать сам.

Я был совершенно ошеломлен и спросил его, где он взял деньги для оплаты страховки. Он ответил, что в деле страхования он выступал в качестве представителя страхового общества, и комиссионные, принадлежащие ему, он использовал для оплаты годичного взноса за страховку моего имущества. По его мнению мне совершенно не нужно из-за этого беспокоиться, так как заботы о безопасности имущества господина принадлежат к обязанностям хорошего слуги. Наш отъезд был поспешный из-за того, что до последней минуты я не знал точной даты моего отпуска, и поэтому, мол, он не успел разъяснить мне преимущества страховки и спросить моего согласия. Сумма, которую он заплатил страховому обществу от моего имени невелика, и если я согласен с его действием, я могу ее вернуть ему вместе с очередной зарплатой. Я кивнул головой, и между нами снова воцарилось молчание.

Приблизительно через пол часа появилась медсестра и сообщила нам, что главврач уже пришел и делает обход. Это займет минут двадцать.

Через сорок минут медсестра снова появилась, положила в шкаф термометры и сказала, что к сожалению главврач уже ушел. Это уж было чересчур. Я вскочил, но острая боль в щиколотке заставила меня снова сесть.

Я спросил медсестру, почему главврач ушел, раз он знал, что мы ждем его здесь уже полтора часа. Она выразила предположение, что может быть, он забыл про нас. Я спросил ее, имеется ли здесь другой врач, способный сделать рентгеновский снимок. Ее удивило, что речь идет всего лишь о рентгеновском снимке. У нее был такой вид, как будто она думала, что я нахожусь здесь, по меньшей мере, из-за ампутации ноги. С ее слов снимок может сделать доктор Заичек. Я с ней согласился и спросил, когда доктор Заичек придет, на что она ответила, что доктор Заичек находится здесь с самого утра. Сатурнин спросил ее куда доктор Заичек спрятался. Рассмеявшись, она сказала, что доктор Заичек никуда не прятался. Он находится в инспекционной комнате. Это нас очень обрадовало. Сатурнин поинтересовался, появится ли доктор в случае, если здесь начнется стрельба. Это ее несколько смутило, но все же она ответила, что в таком случае доктор непременно появится. Сатурнин спросил, можно ли устроить так, чтобы он явился без стрельбы. Она ответила, что можно просто позвать его. Сатурнин сказал, что это, пожалуй, будет самый лучший вариант — пускай она просто позовет его.

Доктор Заичек пришел, но был слегка растрепан, а на щеке у него красовался отпечаток губной помады. Он был рассеян и спросив меня четыре раза какая нога у меня болит, сделал рентгеновский снимок здоровой ноги. Когда я сказал ему, что травма на правой ноге, он взглянул на меня с таким недоверием, как-будто я показал ему какой- нибудь фокус. Потом он задумался, сосредоточенно глядя на мои ноги и мне казалось, что он их считает. Наконец он решился, сделал снимок правой щиколотки и ушел в темную камеру.

Вернувшись через пол часа он заявил, что ничего серьезного он не обнаружил и порекомендовал класть на больное место компрессы из свинцовой примочки и не натруждать ногу. Попрощавшись с нами, как совершенно нормальный человек, он удалился.

Я очень был доволен, что вся эта история уже была позади и с помощью Сатурнина заковылял к выходу. Машина скорой помощи стояла на дворе, а шофер лежал на нарах в швейцарской и спал. Швейцар сидел за столиком, положив голову рядом с телефоном на согнутую руку и тоже спал. Все это походило на сцену из Спящей Красавицы.

Усадив меня на скамейку, Сатурнин осторожно разбудил шофера. Он сообщил ему, что мы уезжаем. Этот добрый человек ответил, что для этого незачем было его будить. Он пожелал нам счастливого пути и собрался продолжить прерванный сон. Проснувшийся между тем швейцар глядел на нас с недоумением. Сатурнин добросердечно сказал шоферу, что мы хотим уехать на его машине. Нам правда очень жаль будить его, но это действительно необходимо.

Шофер встал и спросил нас, есть ли у нас приказ к выезду. Письменный приказ от администратора больницы. Мы сказали, что ничего такого у нас нет, но утром у нас тоже ничего не было, и, однако, он нас привез сюда. Он ответил, что хотя это и правда, но утром приказ был у него, и он тут-же вытащил его из потертого бумажника. А приказ был выдан только на один рейс, а именно в больницу и отнюдь не из больницы. Мы должны вручить ему такую зелененькую бумажку от администратора, иначе он не может ехать.

Сатурнин спросил, будет ли сейчас, в обеденное время, кто-нибудь в бюро администрации. Швейцар ответил, что по его мнению администратор еще не ушел, и он может позвонить туда по телефону. Мы попросили его сделать это. Администратор там оказался, и Сатурнин взял от швейцара трубку. Он узнал, что пользоваться машиной скорой помощи для выезда из больницы строго воспрещается. Машина предназначена исключительно для быстрого транспорта больных в больницу, и то только в случаях серьезных, когда имеется опасность от промедления. При выезде из больницы спешить нет надобности. Администратор был удивлен, как это разрешили воспользоваться машиной при такой незначительной травме как растяжение сухожилия.

Сатурнин осмелился сказать, что я ведь никак не мог с такой травмой два часа идти пешком. С этим администратор согласился, но заявил, что он обязан соблюдать инструкции. Он рекомендовал нам позвонить господину Пиводе и нанять у него частную автомашину. Сатурнин его поблагодарил и принялся звонить господину Пиводе. Ему было сказано, что господин Пивода уехал на своей машине в Пильзень и вернется завтра вечером.