— У нас курево еще есть?
Пачка вспорхнула над столом и точно приземлилась у Вебера на животе. Это были крепкие сигареты без фильтра. Именно такие любила Виктория. Вебер их терпеть не мог, временами ему от них делалось просто нехорошо, но своих у него не осталось. Так что скрепя сердце он закурил, сразу закашлялся и сердито отправил пачку обратно. Виктория тоже закурила, глубоко затянулась и дружелюбно уставилась на Вебера сквозь облако дыма.
— Виктория, послушайте,— заговорил Вебер, справившись с приступом кашля.— Дальше так быть не может, уже три месяца вы не получаете от меня ни гроша. Налоги и аренда не выплачены. Финита! Закрываем лавочку!
— Ну-ну,— принялась она успокаивать,— все не так страшно.
— У меня нет способностей к арифметике, я ничего не понимаю в делах. Но мне все еще кажется, что тут можно заработать.
Он снова затянулся сигаретой, на этот раз гораздо осторожнее, и посмотрел на Викторию.
— Не хочу, чтобы вы вкладывали свои сбережения в эту обанкротившуюся лавочку.
Она немного помолчала, потом вдруг стукнула кулаком по столу.
— Да перестаньте вы стонать! И вечно жалеть себя, тряпка чертова!
Голос ее хлестнул его по ушам, словно плеть. Он машинально выпрямился и набрал было побольше воздуха, чтобы достойно ответить, но она опередила его, теперь уже спокойнее:
— Вебер, нет ничего труднее, чем организовать дело заново, особенно в этих милейших краях. Хотя некоторым это удается. Если даже Штайнерт считает вас полным ничтожеством, я на вас ставлю, а я редко ошибаюсь.
Она сидела, потная и запыхавшаяся, но все равно решительная и неуступчивая. Вебер рассмеялся — а что ему еще оставалось?
— Это ваше последнее слово? — спросил он.
— Да, дорогой начальник. Это значит, что я не дам вам капитулировать.
Вебер погасил сигарету.
— Виктория, вы прекрасный товарищ!
Она тряхнула головой.
— Что за выражения! Я могла бы быть вашей матерью, если учитывать степень зрелости…
— Тогда что дальше, мамочка?
— Пока оставим в стороне тот факт, что нам придется поискать новые выгодные дела,— осторожно начала она.— Можно кое-что получить с того жениха, у которого сбежала невеста…
— Глупости,— буркнул он.
— …чтобы вы и впредь могли заниматься делом Анны,— закончила она, не моргнув глазом.
— Но это дело не для нас! Вы этого еще не поняли?
Виктория взяла в руки газету, на которую уже обращала его внимание, и подала через стол.
— В чем дело? — спросил Вебер.
— Газета кантона Ваадт,— ответила Виктория, подражая голосу учителя, который твердил на поляне: «Кантон Нойенбург на юге граничит с кантоном Ваадт…»
Вебера сковало зловещее предчувствие. Не сводя с Виктории глаз, он схватил газету.
— Не так просто было ее раздобыть,— заметила она.
Он удивленно уставился в газету.
— Но ведь тут по-французски,— заявил он обиженным тоном.
Виктория кивнула.
— На таком языке там говорят.
Вебер французским не владел, и Виктория прекрасно это знала. Вернув ей газету, он велел командным тоном:
— Прошу прочитать, и поживее!
Виктория развернула газету.
— «Вчера утром у подножья горы Обер найдены останки женщины лет двадцати. До настоящего времени не удалось идентифицировать тело, упавшее с высоты около трехсот метров и в результате совершенно изуродованное. У погибшей не оказалось никаких документов. Единственной возможной приметой стало обручальное кольцо на пальце левой руки. Полиция кантона в настоящее время пытается отыскать в окрестностях следы женщины, которую можно было бы отождествить с погибшей».
Свернув газету, Виктория посмотрела на Вебера, потом сказала:
— До горы Обер от Невшателя примерно тридцать километров.
— А в наших газетах? — с трудом спросил Вебер.
— Ничего.
Теперь он снова ощутил, как в комнате душно. Закрыл глаза и стал массировать лоб. Сразу пропала радость, которую он испытал после объяснения со Штайнертом. Полное вины чувство понесенного поражения вернулось вновь.
— Ну я до этого парня доберусь,— рявкнул он.
— Если это в самом деле Анна,— осадила его Виктория.
Он удивленно покосился на нее и протянул:
— Да, разумеется, если это она. За какое число газета?
— Позавчерашняя. Так что это может быть она. Кроме того, мне просто не хочется верить, что в тех краях женщины непрерывно падают со скал. Это наверняка она. Предлагаю поехать туда еще раз. Может, опознаем ее по платью…
Он кивнул, продолжая бессмысленно смотреть перед собой.
— Значит, информатор Штайнерта не из лучших,— не унималась Виктория.
— С этим типом нам еще предстоит разобраться,— устало буркнул Вебер и встал.
Взяв пиджак, сунул его под мышку.
— Не пора ли нам проинформировать обо всем комиссара Линдберга? — спросила она.
— Пора, но парой часов раньше или позже — разницы нет. Вначале я поеду к Витте, прикинусь дураком и спрошу, не могу ли я поговорить со служанкой Анной.
Когда он был уже почти у двери, зазвонил телефон. Подошла Виктория.
— Это вас. Прелестный голосок. Интересуетесь?
Вебер вернулся к столу и взял трубку, которую она подчеркнуто услужливо протянула.
— Вебер,— не слишком любезно буркнул он.
Звонила очаровательная фройляйн Долл.
— Решила проверить, правильный ли номер указан на визитке,— произнес сладчайший голос.
— Да-да…
— Телефон еще не отключили?
— Жду с минуты на минуту.
Пауза. Вебер не был уверен: то ли фройляйн Долл вызвали к шефу, то ли пропала охота разговаривать. Но потом вспомнил, у них обоих немалый опыт по части молчания.
Действительно, не меньше чем через минуту голос ее стал на целую октаву ниже.
— А что вы делаете сегодня вечером?
— Сегодня вечером придется наклеивать почтовые марки,— совершенно серьезно ответил он. И после паузы выдал первоклассный томный вздох.— В полном одиночестве, к сожалению.
На этот раз пауза не затянулась, после чего последовал вопрос:
— Вам помочь?
— А вы сумеете?
— Что нам мешает попробовать?
Щелчок — и связь оборвалась.
«И это фройляйн Долл,— подумал Вебер,— неприступная светская дама… Когда сидит за рабочим столом, разумеется». Он покосился на Викторию, которая сделала вид, что ничего не поняла.
— Если она действительно придет,— официальным тоном сказал он,— впустите ее, дайте полистать журналы и будьте с ней любезны. Меня вам ждать не надо, можете идти домой.
— Кто эта милашка? — равнодушно спросила Виктория, не глядя на него и явно занятая бумагами.
— Секретарша Штайнерта.
— Господи Боже!
— Да, можете мне посочувствовать. Я на нее имею виды.
— Воображаю!
Он усмехнулся и закрыл за собой двери.
Сев в машину, Вебер отправился на другой конец города, потом по автостраде через Бланкенс в Риссен. Когда он сворачивал к вилле, где жили Витте, солнце уже давно миновало зенит. Вилла словно погрузилась в сладкую послеобеденную дрему. Ухоженный газон, холеные кусты рододендронов, дом в безупречном состоянии.
Вебер остановил машину и опустил боковое стекло. Потом закурил и задумался. Ему хотелось еще раз спокойно прикинуть, как поведет себя с ним Витте, но мешал шум, долетавший из дома. Наконец из-за кустов рододендрона появился мужчина который управлял механической косилкой. Это мог быть только тот мастер на все руки, о котором вспоминали Штайнерты,— садовник, шофер и по совместительству их информатор.
Вебер остолбенел, увидев его лицо. Этого человека он знал. «Странно,— подумал Вебер,— прошло столько лет, а у него все то же детское личико без единой морщинки, с глубоко посаженными холодными глазами».
Они были знакомы с тех пор, когда Вебер начинал многообещающую карьеру сотрудника городской полиции. Тогда, в 1947 году, он дежурил в квартале Сан-Паули. К его участку относились две улицы, на которых особо процветал «черный рынок»: Гроссе Фрайхайт и Тальштрассе. Торговали там всем, что имело хоть какую-то ценность: поношенной одеждой и старыми приемниками, нейлоновыми чулками и американскими сигаретами, кофе и шоколадом. Исхудалые люди с голодными глазами меняли серебро и столовые приборы на хлеб, сахар, муку, ветчину…