Сигрид Унсет утверждает: «В случае, если человек больше верит своим глазам, нежели ушам, даже язычник, кем я и была раньше, может обнаружить, что такие явления, как, например, отмена родительских прав и обязанностей, сексуальная эмансипация, не учитывающая интересы никого, кроме тех самых двоих, современные трудовые отношения <…> — эти факторы ведут к несчастью и разрушению как для отдельных людей, так и для всего народа».
Несмотря на то что Унсет отвечала на прямые выпады в прессе и, возможно, эта полемика даже забавляла ее, она отказывалась комментировать различные рецензии, которые получала, и особенно датский спор, даже когда пробст Нурдентофт попросил ее об этом в своем письме. «До сего дня я ни разу не высказалась по поводу хоть одной рецензии», — написала она ему в ответном письме[399]. Однако лично Нурдентофту она поверяет некоторые свои мысли по поводу романа и, кроме прочего, объясняет, как она смотрит на грехи Эрленда: «Эрленд не только сексуально озабоченный мерзавец, но и мальчишка, который так и не научится уважать имя отца»[400]. В норвежско-датском споре приняли участие многие влиятельные общественные деятели. Альф Ларсен, например, со всей определенностью утверждал, что история Кристин повествует о борьбе человека со своими представлениями о Боге — драма, берущая за живое сильнее, чем «метания Йенни в туманах Кристиании».
За пределами Норвегии Сигрид Унсет тоже становится знаменитостью. И в США, и в Англии роман приняли хорошо. Уже в 1923 году газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала большую рецензию, а за год до этого молодой успешный американский издатель Альфред Кнопф подписал контракт с писательницей. В Англии поначалу думали, что Сигрид Унсет — мужчина, что немало позабавило норвежскую прессу. Другие норвежские писательницы, наверное, обиделись бы, если бы их приняли за мужчину, комментировали ситуацию журналисты, намекая на «неженские» бойцовские качества Унсет.
— Является ли Сигрид Унсет величайшей писательницей в мире? — спрашивала газета «Нурланнс авис».
Все газетные статьи пересылались в Бьеркебек, где Унсет сортировала их по темам и раскладывала по конвертам.
Внимание общественности и споры вокруг перехода Унсет в католичество мало что изменили в ее писательской жизни. Хотя теперь она больше времени уделяла своим религиозным обязанностям, она по-прежнему ездила в Кристианию и принимала участие как в официальных встречах с коллегами, так и в вечеринках. Наконец-то она возобновила дружбу с Йостой аф Гейерстамом. Во время одной из поездок в столицу она даже устроила так, что Йоста с супругой Астри смогли присоединиться к представителям творческой элиты на празднике в «Континентале». Зная, что друзьям нелегко добиться выплаты гонораров за работу, Сигрид Унсет попросила разрешения купить оригиналы иллюстраций к его последней книге «Змееныш, Руал и я». Она также договорилась о бесплатном ночлеге для супругов в студенческом общежитии. Счастливая и воспрянувшая духом Сигрид Унсет встретила их на вокзале, а после был большой прием[401]. Она, кроме прочих, пригласила Туре Эрьясэтера, профессора Поске, Петера Эгге, Хелену и Фрёйса Фрёйсланнов. Профессор Поске произнес восхитительную речь в ее честь, а сама она получила возможность прорекламировать своего друга Йосту, который приехал издалека, чтобы попасть сюда.
— Это добрый друг моей юности, друг с тех времен, когда мы мечтали о том, что кто-нибудь когда-нибудь захочет нас читать! Да, как здорово было беспечно бродить в горах! Любовь Гейерстама к дикой и величественной норвежской природе не знает границ[402].
Удивлялись ли те, кто видел радостную и бойкую Сигрид Унсет в праздничном настроении в этот вечер? Такое разительное отличие от мрачного впечатления, которое она производила, если судить по статьям в прессе и по ее манере держаться в более официальных случаях. Этой праздничной ночью она только похмыкивала и улыбалась. «Сигрид не смеется, только раздувает ноздри», — сказал ее друг Йоста потом[403]. Впоследствии Сигрид Унсет заботилась о том, чтобы Йоста аф Гейерстам получал заказы на иллюстрации к произведениям известных писателей, например Юхана Фалкбергета. Но у Гейерстама были и литературные амбиции, и он попросил своего покровителя и хорошего друга прочесть рукопись. Тогда Сигрид Унсет была так же безжалостно строга, как она могла быть безгранично великодушна и щедра в личных взаимоотношениях: она раскритиковала Йосту за то, что он пишет в стиле Гамсуна. За то, что некоторые описания персонажей напоминают «самое отвратительное в гамсуновской манере — сочувствие свысока, которым он награждает своих героев, позируя на фоне своих собственных творений»[404]. Но, несмотря на разрушительную критику, она и дальше помогает своему другу и рекомендует его «дядюшке Мёллеру» в издательстве «Аскехауг», где позже и выйдет его книга «Ингер».
Йосту тоже сравнивали с Эрлендом. Могла ли Сигрид Унсет взять какие-то черты Эрленда у своего старого друга по походам в горы? Услышав об этом, Йоста обиделся: «Это мало походит на комплимент». Когда качества Эрленда обсуждались среди друзей, Сигрид Унсет всегда приговаривала: «Эрленд — осел, но чертовски милый осел»[405].
Сразу после обращения в католичество дружбе с Йостой предстояло небольшое испытание. Один журналист пронюхал о церемонии в часовне Святого Торфинна и задал Гейерстаму несколько вопросов о старой подруге Сигрид Унсет. Сам Йоста считал, что не сказал ничего такого, но журналисту удалось раздуть целую историю. Поста написал Унсет, что очень огорчен. Но писательница только гневно фыркнула в ответ: «Ты ведь должен понимать, что я не такая наивная, чтобы верить тому, что написано в интервью. Несмотря на все старания, мне самой не всегда удавалось избегать таких ситуаций, и я знаю, что человек не обязательно говорил то, что ему приписывают»[406]. Немногим позже у нее появилась более веская причина бояться журналистов. В этот раз дружеские отношения дали серьезную трещину.
Холодным декабрьским вечером Нини Ролл Анкер и Сигрид Унсет решили как следует «согреться» в гостиной на втором этаже «Континенталя». Унсет не жалела средств, когда выбиралась в город, чтобы приятно провести время. Настроение было хорошим, и она как раз разразилась очередной тирадой, когда ее прервала Нини Ролл Анкер, чтобы представить молодого друга и коллегу Нурдаля Грига. Многообещающий поэт, как сказала она. Сам же он представился как корреспондент «Осло Афтенавис». Очаровательный высокий молодой человек прекрасно вписался в атмосферу дружеских посиделок и, скорее всего, поощрял язвительные замечания со стороны Сигрид Унсет. Велико же было ее удивление, когда несколькими днями позже она обнаружила интервью с ней и Нини Ролл Анкер на первой полосе газеты. Унсет обрушила на подругу потоки ярости и гнева. Несмотря на то что в основном автор цитировал ее, у нее появилось подозрение, что между Нини Ролл Анкер и журналистом существовала договоренность.
Статья начиналась описанием двух удивительных женщин. Нини Ролл Анкер со спокойными благородными чертами лица, красивая, с веселым и бодрым нравом. Внешний вид Сигрид Унсет, напротив, мало что говорил о ней самой. Только молодые яркие губы были как беспокойный огонек на ее тяжелом лице. Глаза иногда лукаво сияли и выдавали потаенную игру ума и эмоций. Он был захвачен ритмом движений ее прекрасных тонких рук, которые казались такими невероятно слабыми и бессильными по сравнению с теми жестокими строками, которые они выводили на бумаге.
Григ передает беседу о книгах и критике. «Критики — это люди, которые не могут писать сами», — цитирует он слова Сигрид Унсет. Потом речь зашла о ее собственном книжном собрании, которое было застраховано на 60 000 крон. Одной из самых забавных книг в своей коллекции она назвала иллюстрации Кранаха к тексту Лютера, нечто совершенно неприличное, по ее мнению. Потом беседа перешла на католичество. Сигрид Унсет рассуждает как достаточно здравая католичка. О Лютере она говорит только одно:
