— Сигрид, это я, Тико, я вынужден был покинуть Норвегию, — услышала она бодрый молодой голос. Это был старший сын Эйлифа Му, он как раз прошел курс тренировки для пилотов и собирался лететь в Англию по заданию союзников. А Ханс собирался отправиться в Малую Норвегию в Канаде. После того как его отчислили-таки из Гарварда, он тоже хотел поступить на военную службу.
Сигрид Унсет считала, что это неплохая идея, хотя ей, конечно, сложно было представить себе, чтобы Ханс занимался активной строевой подготовкой. Через какое-то время Ханса отправили в Шотландию, там он должен был присоединиться к норвежским войскам, базировавшимся на территории Великобритании. Прошло несколько тревожных дней, пока она дождалась сообщения о том, что он добрался до места назначения — целым и невредимым. «Неделя, пока он плыл на маленьком норвежском суденышке через Атлантический океан, тянулась очень долго», — написала она Хоуп Аллен[730].
Между тем война набирала обороты, и Унсет все чаще утешала мысль о том, что, несмотря ни на что, Андерсу повезло умереть молодым и ему выпала легкая смерть. Она молилась за упокой — и его души, и души своей матери. Она часто вспоминала о старшем сыне, особенно когда садилась передохнуть на свою любимую лавочку после утренней мессы. Тогда воздух у реки в Бруклине был «прохладным и свежим, небоскребы Манхэттена на другой стороне Ист-Ривер казались белоснежными и сказочными, с резкими голубоватыми тенями вдоль башен и террас, а контуры статуи Свободы четко проступали на фоне тонущих в тумане берегов Нью-Джерси»[731].
Унсет волновали судьбы многих людей, она знала, что в Финляндии дела обстоят неважно. Ей очень хотелось разузнать о том, что сталось с тремя финскими малышами. Ей уже ответили, что Гуманитарную помощь от нее получили. Правда, она ничего не знала о судьбе своего финско-шведского друга, писателя Ярла Хемйера.
Верит уже отслужила год секретарем у Сигрид Унсет, W срок ее контракта истек, Ханс служил в Лондоне. Ей пришлось самой справляться с повседневными проблемами, стряпать и стирать. Она все реже прогуливалась от дома до Публичной библиотеки, вообще свела число своих контактов и хлопот до минимума. И ей удалось наконец сдать рукопись первой книги и приступить к работе над следующей.
7 декабря 1941 года японская авиация атаковала Перл-Харбор. Через некоторое время и Италия, и Германия объявили войну США. Сигрид Унсет теперь часто повторяла в своих статьях и докладах: американцы должны признать, что у них «абсолютно искаженные представления о том, что произошло в Норвегии»[732]. Но попала ли она в десятку книгой «Возвращение в будущее», в которой она так много места уделила описанию убожества советского быта и восхищалась японской культурой?
Уилла Кэсер уже многое слышала о путешествии Унсет через Советский Союз. В конце концов, она пересекла всю огромную страну и пробыла в Москве четыре дня. Она весьма критически и даже с издевкой описывала жизнь в стране Советов. «Люди здесь — и в центре города, и на окраине — были одинаково плохо одетыми, небритыми, одинаково непричесанными, неухоженными»{104}, — писала она[733]. Уилла Кэсер не сомневалась в искренности и правдивости ее заметок, но резкая критика в адрес Советского Союза и восхищение Японией оказались очень некстати. На страницах книги она также размышляла о всевозможных альянсах и ополчалась против всеобщего врага. И Кэсер, и Кнопф хотели, чтобы она немного исправила текст, но никто не рискнул ей это предложить.
— А что с заглавием, не могли бы вы предложить ей изменить его? — спросила Кэсер их общего издателя.
— Прекрасная идея! Только попробуйте сначала вы! — с усмешкой ответил Альфред А. Кнопф[734].
Унсет много писала о своей личной драме, и публика восприняла книгу как исповедь. После гибели сына Сигрид Унсет нашла в себе силы жить дальше, она внимательно следила за ходом войны. И это безоговорочно покорило читателей. «Каждое утро, раскрыв газеты и прочитав военные сводки, по дороге на утреннюю мессу в маленькую доминиканскую часовню на улице Линнея, я размышляла об одном и том же: как хорошо, что Андерсу не довелось увидеть все это»[735]{105}.
Американские читатели убедились, что Сигрид Унсет питает ненависть ко всему немецкому, и с этой ненавистью ее сын Андерс сталкивается уже в двенадцатилетнем возрасте. Впрочем, сама она объясняет это чувство идейно-историческими и психологическими причинами: «В наиболее важных проявлениях немецкого духа, являющихся составной частью европейской культуры в эпоху Реформации и в эпоху романтизма, всегда доминировали черты шизофрении и маниакально-депрессивного психоза. Лютер был психопатом, психопатами были и почти все „герои“ Реформации, по крайней мере многие из них были психопатами, самоубийцами, самозабвенными эгоистами, мечтателями и чахоточными больными, сосредоточенными на своем драгоценном „я“; ведь именно таковы все их великие поэты, если мы обратимся к наиболее значительным фигурам эпохи романтизма. Если мое мнение справедливо, то получается, что именно страх умереть или впасть в безумие стимулирует талантливых людей на создание шедевров. Таким образом, угроза ранней смерти или безумия является необходимым условием для того, чтобы немецкое дарование получило свое развитие и его достижения превысили средний уровень» [736]{106}.
Отдельные главы были переложениями уже опубликованных статей, как, например, статья о побеге, которую она послала в информационный отдел американского военного департамента под заглавием «Весна 1940-го в Норвегии»[737]. Но рукопись вернули: «К сожалению, мы не можем использовать материалы, которые Вы так любезно нам выслали», — гласил ответ[738]. Впрочем, то, что статью отвергли, только распалило ее — ей просто необходимо было публично высказаться.
— Когда я прибыла в Сан-Франциско в 1940 году, я не сомневалась, что немцы нападут на США, однако 15 месяцев спустя Перл-Харбор атаковала Япония, — сказала Унсет в студии Си-би-эс 14 февраля 1942 года.
— Нужно ли воспитывать в детях ненависть к врагу? — задавала она риторический вопрос. — Нет, конечно, но зло в лице немцев и японцев само позаботится об этом.
Норвежские дети возненавидели оккупантов, уверяла Сигрид Унсет, и с этим ничего не поделаешь:
— Норвежские дети никогда не забудут, как обращались с их родителями и наставниками, они не смогут этого простить.
Впрочем, она не была одинока в своей ненависти к Германии. Многие, и не только в США, разделяли ее чувства. Ее резкие высказывания находили живейший отклик в кругах, близких к президенту Рузвельту. В числе ярых антифашистов оказался и министр финансов Генри Моргентау. В определенных кругах взгляды Сигрид Унсет не считали экстремистскими, ее воспринимали как очевидца нацистских преступлений. Она все чаще выступала по радио, и ее выступления становились все более откровенными. Например, когда она описывала немецких женщин, завербовавшихся в качестве волонтеров, с прикрепленными на куртках табличками «Helferinnen vom Dienst»{107}. Но сокращение HvD могло иметь и другое значение, считали жители оккупированных стран:
