С начала учебного года зам по розыску не мог с ним связаться и вот наконец прозвучал условный телефонный звонок — сигнал готовности. В тот же вечер Хусаинов повесил в Главном здании объявление "Кто нашел забытый в аудитории 2021 калькулятор МК-54 — верните пожалуйста в 103 группу". В тексте содержалась информация о месте и времени встречи.

От дежурной части начальник розыска пешком дошел до метро. Поглядывая на часы, дождался поезда. В вагоне было много свободных мест, но Хусаинов сел в закуток рядом с патлатым парнем, заслонившимся от окружающих свежим номером "Частной жизни". Со стороны казалось, что он заинтересовался весьма откровенными фотографиями.

— Травка будет через два дня, — вполголоса рассказывал между тем парень. Постоянных разносчиков у него нет, нанимает случайных студентов, так что лучше брать сразу, как принесут.

— А основание, чтобы войти в комнату? И потом, у нас же нет точного времени.

— Да с каких это пор вам требовалось основание? — удивился осведомитель. А что касается времени, так я у себя окно открою, как только травка придет.

Лучшего варианта все равно не было, и Хусаинов согласился. Информация Есаула всегда была совершенно точной.

Время свидания ограничивалось четырнадцатью минутами, пока поезд шел до станции "Проспект Маркса". Хусаинов поторопился прояснить следующий вопрос.

— Что за история там вышла с Кузьминским?

— Кузьминский Олег? Он немного не того… — Есаул постучал пальцем по голове. — Впрочем, у философов это профессиональное. Вбил, понимаешь, себе в голову, что за ним охотятся. Дескать, Пашу убили, а теперь его хотят замочить. Он тут на днях по общаге метался, ко всем просился: "Спрячьте меня!" Сначала у одной сокурсницы отсиживался, а потом Антон его приютил.

— Аверченко?

— Да. У вас там здорово получилось с газовой атакой, — агент захихикал, он потом дня три не мог в комнату зайти. Кстати, насчет убийства. Вы когда Гринберга-то арестуете? Надоело уже за ним присматривать, он же сбежать может!

— За что арестую? — машинально спросил Хусаинов.

— Да ведь это он Фотиева ножом ткнул.

Опер опешил:

— Как это он? Нет. Мы его действительно сначала подозревали, но у него алиби до двенадцати часов.

— У Руслана алиби? Да не может быть! Он весь тот вечер по общаге шатался. С Рустамом еще повздорил — за товар рассчитаться не мог. Да и Светка его видела… Да, явно до полуночи видела. Бежит, мол, по коридору, весь какой-то офигевший* и все время руки вытирал обо что попало, и зачем-то наверх, в башенку понесся.

— Та-а-ак, — многозначительно протянул Хусаинов, — значит, в тот вечер он был в общаге. Чего же ты сразу не сообщил, через почтовый ящик?

Теперь удивился Есаул:

— Уж никак не думал, что он у вас числится в невинных. У нас все знают… А что, Рустама разве не допрашивали? Он с ним виделся в тот вечер. Я слышал, вы его разыскивали по этому делу, не нашли, что ль?

— Та-а-ак, — снова протянул Хусаинов, на этот раз несколько обескураженно. Похоже, студенты знали о его делах больше, чем он об их.

Уговорившись напоследок о другой встрече, Хусаинов расстался с агентом и задумчиво побрел в контору.

— Значит, все-таки Гринберг! — досадливо бормотал про себя зам. — Пора этого гаденыша брать за жопу! Только действовать наверняка! И без того много вони будет, а если еще и доказать не сможем… Пожалуй, посоветуюсь завтра с Ивановым — и возьмем.

Муравьев прилетел к зам по розыску как на крыльях. Вопреки ожиданиям, тот выслушал доклад об установленном убийце не слишком внимательно и даже как-то равнодушно. Заглянув в объяснение киношника, он кивнул и принялся подшивать бумажки.

— Его надо брать! — стал горячиться Муравьев.

— Зачем? — меланхолично отозвался Хусаинов. — Никуда он уже не денется.

— Ну, как же… Допросить, обыск…

— Обыск в комнате мы уже проводили. А обвинение ему предъявит следователь. Он же решает насчет меры пресечения. Отправим материалы ему.

Муравьев сообразил, что осторожный зам не хочет принимать ответственных решений по такому скользкому делу, и сбавил тон.

— Но ведь теперь ясно, что убийца — Гринберг? Липовое алиби…

— Липовое алиби еще ни о чем не говорит. Человек мог испугаться, что его заподозрят и сочинить алиби, хотя к преступлению и не причастен.

— Но ведь другие версии отпали…

— Да ладно… — решил не валять дурака Хусаинов. — Ясно, что Гринберг. Мне тут поступила информация: его видели в тот вечер на этажах. Бегал, как дикий бабуин, и все время руки вытирал — то об стену, то об штаны!

— Так вы все знали?!

— Ну, во-первых, узнал только вчера вечером. А во-вторых, ты-то сам где был? Почему не допросил киношников сразу?

Муравьев взял паузу.

— Но все-таки, — продолжил он минуту спустя. — Гринберга брать будем или как?

— Или как. Сначала надо собрать доказательства. А у нас пока кроме фальшивого алиби — ничего.

— А он не скроется?

— Если скроется, это будет нам большой плюс. Срок следствия приостановим.

— Так, ладно. Какие будем искать доказательства?

— В первую очередь — очевидцев. Поскольку теперь точно известно, что Гринберг был с 22:30 до 24:00 на этаже, мы знаем, кого и о чем именно спрашивать.

— Боюсь, что так просто не получится. Студенты не склонны закладывать своих. Если кто Гринберга и видел, думаю, смолчит.

— Правильно. Закладывать не будут, но и свою задницу подставлять охотников нет. Спрашивай у каждого, где он САМ был в тот период, и кто может это подтвердить. Встречавшие Гринберга назовут его.

— И все равно, раз убийца, то должен сидеть…

Но тут совещание было прервано. В кабинет постучал дежурный и извиняющимся тоном заметил:

— Марат Ахметович, тут вот заявительница пришла. Требует самого главного начальника. Вы примете?

— А Семен что, сплавить ее не смог? — недовольно поинтересовался Хусаинов.

Помощник дежурного по отделению Семен, невзирая на свои лычки, виртуозно расправлялся с дерзнувшими потревожить покой милиции гражданами. Он надувал щеки и гордо изрекал: "Вам что, гражданин?" — таким тоном, какой не у всякого генерала получается. Многие посетители не рисковали тревожить далее столь значительных персон, и до дежурного добиралось не более половины страждущих. К оперу же прорывались только самые настойчивые. Искусством ликвидации таких прорывов владел каждый опер.

Об этом следовало бы рассказать чуть подробнее.

Бандиты нынче уже не заботятся о сокрытии следов преступлений. Эта задача официально возложена на милицию. Все оперативные работники, находясь перманентно в позиции "снизу" по поводу процента раскрываемости, только и думают, как бы не зарегистрировать лишнее преступление. В связи с этим искусство работы с заявителями считается одним из главных для любого сыщика. У каждого из них есть свои излюбленные методы.

Ленивый Ветров, например, приняв заявление от потерпевшего, о чем бы оно ни было, дописывал внизу волшебную фразу: "Ущерб для себя считаю незначительным", после чего с чистой совестью выносил отказной1.

Кулинич обычно действовал тоньше. Он сообщал заявителям, что введена новая форма заявления, которой всем обязательно следует придерживаться. Начинать следует так: "Довожу до вашего сведения следующую информацию" Получив такую писульку, он регистрировал ее не как заявление, а в виде сообщения "доверенного лица" и подшивал в оперативные дела.

Муравьев же как-то, в период обострения борьбы за раскрываемость, когда в его дежурство заявился настырный потерпевший, дело которого безнадежно испортило бы квартальные показатели, пошел нетрадиционым путем. Он долго сочувственно беседовал с бывшим владельцем автомашины, потом ненавязчиво извлек из загашника бутылку "агентурного" коньяка и выразил готовность разделить с гражданином его горе. Позже появилась еще одна бутылка… В итоге заявитель уполз из отделения на четвереньках и долго еще не решался там появиться.