В этот момент Илика впервые подумала, что ошиблась с работой. Она не может быть наемной убийцей. Ей не хватает хладнокровия и безжалостности эльфов, их невозмутимой уверенности в собственной исключительности. Но выхода нет — контракт подписан. Эльфы не прощают нарушения слова. Пять лет — значит, пять лет. И никаких причин для отступления нет. Макошь великая, сколько же еще за эти годы ей предстоит отнять жизней? Даже если Таурендил будет приходить редко… десяток за год наберется точно. Что делать? Илика почувствовала вдруг, что ей не хватает воздуха, и села прямо на пол, пытаясь не заплакать. Рядом невесть откуда очутился Фар. Сел возле нее и молча обнял, не пытаясь утешать. Девушка была ему благодарна за это молчание. Говорить о том, что происходит, она все равно не смогла бы. Немного посидев так, Фар поднялся и протянул ей руку. Привычная прогулка немного охладила взбудораженную Илику, и воин отвел ее в таверну, где заказал плотный ужин и глинтвейн. Капелька вина, содержащаяся в напитке, волшебным образом успокоила расшатанные нервы, и девушка почувствовала, что отчаянно хочет спать. Она давно заметила, что организм после любого шока проваливается в сон. Видимо, потревоженную душу лучше исцелять во сне, решила Илика и никогда не спорила с собственным телом. Вот и сейчас, отправившись домой (она все еще жила у Фара, несмотря на то, что дом родителей ей отдали сразу же — просто они с братом решили, что незачем ей оставаться одной в пустом жилище), приняла душ и улеглась в постель.
Фар вышел из ее дома и медленно побрел к себе. Он видел, что девочке плохо от того, что она делает, и ругал себя за то, что в свое время не остановил ее. Одно дело, когда идет бой и вокруг происходит множество схваток, и совсем другое — целенаправленно и хладнокровно отнять жизнь. Сам он не видел никаких проблем в этом — но ведь его с детства учили убивать. Воин должен уметь сражаться, защищать себя и своих близких, убивать врагов. А эта девочка… Неправильно все, с досадой сплюнул на землю Фар. Неправильно. Она должна замуж выйти, детей растить. Вон с каким упоением у печи возится — а ведь никто не заставляет, в доме есть служанка, которая готовит и убирает. А тут. Черт бы побрал ту поездку, когда ему пришлось уехать из Анкора, а в его отсутствие приехал проклятый остроухий интриган! Фар недолюбливал Таурендила, и тот платил ему взаимностью. Надо что-то придумать, покачал головой парень, надо спасти сестренку из этой страшной кабалы. Таурендилу плевать на чувства и страдания Илики, он просто нашел удобный способ расправляться с врагами. Знать бы, чем ему обязан Гас, что позволил заманить Илику в эту кабалу.
Малышка сонно зачмокала, нашарив мамину грудь, и, повозившись, принялась за ужин. Ульрика сквозь слезы улыбнулась — дочка получилась настоящей красавицей. Черненький пух кудрявился на макушке, а глаза цвета ночи глубокомысленно уставились на маму. Сморгнув слезу, Ульрика ласково поцеловала малышку в макушку. Девочка постоянно требовала к себе внимания, то плача, то пачкая пеленки, то требуя еды, то просто капризничая. Она словно чувствовала, что маму надо отвлечь от разрушающей боли потери, и старалась вовсю. Благодаря дочери Ульрика почти не успевала горевать о смерти отца. Похороны прошли в благословенном тумане, окутавшем ее с момента рождения малышки. Девушка смотрела на лежащего в гробу отца, чувствуя, что внутри все оледенело и не дает прочувствовать скорбь. Сейчас она понимала, что отца больше нет — но горе по этому поводу не разрывало душу. Оно словно отступило перед заботами о ребенке. Вадим метался между делами клана, расследованием убийства, помощи брату, негаданно оказавшемуся главой Шиноки, и женой. Поздно вечером он приходил, еле живой от усталости, быстро съедал ужин и замертво валился в постель.
Через два месяца Вадим забрал жену и дочь в Лютецию. Первое время малышка болела, и ни о каком путешествии не могло быть и речи. Потом странная слабость охватила Ульрику. Она возилась с дочерью, гуляла, но взгляд застыл в одной точке, и из глаз пропало всякое выражение. Лекарь, осмотрев юную мать, сказал, то страшного ничего нет, но пару месяцев ей лучше побыть дома. Полный покой, много прогулок и хорошее питание. Шок от гибели отца и незапланированные роды нанесли ее душе серьезный вред, который не замедлил сказаться на телесном здоровье.
Грегор пока оставался в Ар Каиме — до назначения нового главы Шиноки оставалась еще неделя, и бросить все дела он не мог. Наконец лекарь счел возможным разрешить путешествие молодой семье, и слуги быстро собрали вещи для путешествия. Самое необходимое взяли с собой в Телепорт, а остальное отправили с караваном в Лютецию.
Арабелла проводила дочь и зятя до Телепорта, обняв их на прощанье и попросив почаще писать. Ульрика с болью смотрела на мать, в одночасье словно постаревшую на десять лет. Глаза, всегда сиявшие любовью к мужу и детям, погасли. Улыбка исчезла с красивого лица. Впрочем, скоро должна была приехать из Мориона младшая дочь, тринадцатилетняя Люцина, которую год назад отправили к тетке, потому что сухой климат Ар Каима плохо действовал на девочку. Может, она отвлечет мать от горя.
Ульрика с любопытством смотрела на замок Фантомов, где ей отныне предстояло жить. По размерам он походил на их дом в Ар Каиме, но выглядел совсем иначе. Строгие линии, четкая планировка. Сразу видно было, что это военный замок. Отец для военных целей построил замок недалеко от дома. А само место, где они жили, было уютным и теплым. Впрочем, Вадим говорил, что их семейный дом построен с другой стороны, ближе к реке, и выглядит совсем иначе. Посмотрим, слабо улыбнулась Ульрика и протянула игрушку проснувшейся дочери.
— Сейчас, моя хорошая, — ласково проворковала она. — Скоро мы будем дома, я тебя искупаю и покормлю. А потом мы будем играть.
Вадим, ехавший рядом с повозкой, улыбнулся. Жена отлично держалась. Даже в первые недели после смерти виконта она обходилась без истерик и криков — если не считать случившегося у тела погибшего ВадШа. Но это не в счет. В остальное время она хлопотала вокруг малышки, стараясь не плакать об отце. Наверное, понимала, что его это не вернет, а помочь чем-то не в ее силах. Вздохнув, Вадим махнул караульным, чтобы опускали мост и открывали ворота. Мать написала вчера, что все готово к приему молодой семьи, а сама она горит желанием увидеть внучку. Тактичная Лада не спрашивала у сына об участи золотоволосой целительницы, довольствуясь рассказом Грегора о том, что Илика жива и сейчас в Анкоре.
Ульрика с улыбкой ходила по комнатам, рассматривая новый дом. Служанки уже разобрали вещи и сейчас нагревали воду для купания. А она прикидывала, в какой комнате они с мужем будут спать, удобно ли, что детская находится напротив этой комнаты, а не рядом, оценивала ванную и обеденный зал. Удовлетворившись осмотром, попросила что-нибудь перекусить: после купания предстояло кормить маленькую обжору, отсутствием аппетита девочка не страдала. Вадим тут же ушел в казарму и кабинет отца, чтобы разгрести накопившиеся за время его отсутствия дела. Драгомир оставался в Ар Каиме до Большого совета, который состоится через две недели.
— Здравствуй, милая, — Лада остановилась на пороге, с улыбкой глядя на плещущуюся в ванночке внучку. Ульрика бережно держала ее руками, а служанка аккуратно намыливала розовенькое тельце. Улыбнувшись свекрови, она кивком пригласила ее войти, чихнув от мыльной воды, которая брызнула ей прямо в нос.
— Проходите, — локтем вытерев пену с лица, — улыбнулась Ульрика. — Мы вот хулиганим тут. Это ужас что творится в каждое купание. Пол потом просто залит водой. Я боюсь думать, какой она станет в годик или два, если уже это клубок шалостей и буйства.
Покачав головой, она положила дочь на чистую пеленку и ловко завернула. Лада подошла ближе:
— Можно подержать?
— О, да конечно! — рассмеялась Ульрика. — Только крепче, она не умеет лежать спокойно. Не пойму, в кого такая. Я вроде не буянила в детстве, Вадим тоже не такой… Это не ребенок, это маленький смерч.