Юлия Пасичная
Согревая сердцем
Легкая паутинка, летевшая меж ветвей деревьев, внезапно зацепилась за веточку и бессильно повисла, серебристые края мгновенно потускнели и обмякли… Ветер дохнул, пытаясь сорвать летунью с ветки, но тщетно — старая береза не желала отпускать свою добычу. Товарки пленницы, печально шелестя, полетели дальше.
Илика улыбнулась, глядя на тоскливо свесившуюся паутинку, и сняла ее, а затем, дунув на ладонь, отпустила. Присела на сломанное дерево, поставив рядом корзинку с черникой. Бабушка который день посылала ее на полянку недалеко от избушки, торопясь запастись целебной ягодой. Скоро отойдет вкусная и полезная черника, а зимой она не раз пригодится. Кому изготовить отвар от слабого желудка, кому заварить от зимнего нездоровья чаю с листьями, да и просто вкусна черничка зимним вечером, залитая свежим медом. Рядом с ней бежала маленькая собачонка, весело помахивая скрученным в калач хвостом. Бело-рыжая, с черным пятном возле правого уха, Шимка была верным другом девушки с тех пор, как деревенский кузнец пришел к бабушке с заказанной медной ступкой, а заодно притащил маленького кутенка — его собака в то лето принесла целый выводок щенят.
Жители деревни, расположенной в окрестностях Китежа, хорошо знали старую Кринельду, приехавшую в их места из далекой ледяной Авроры давным-давно. Остаться в поселении ведунья не пожелала — по их обычаям не положено было селиться промеж людей. Но и далеко уходить тоже не следовало, если не странствующие ведуны. Поселилась с молчаливого одобрения селян в старой охотничьей избушке, небольшой, но крепкой.
Поначалу боялись непонятную старуху, то и дело бродящую по лесу с лукошком в руках. Да и она не стремилась общаться с жителями деревни, проводя время в лесу да в своей избушке. Кто и как узнал, что странная гостья лекарка, уже не помнили. Но долго не решались обратиться к ней с недугом и хворью, обходясь дедовыми способами.
Первой за помощью к чужачке рискнула прийти молодая жена старосты. У Лурианы с детства были проблемы со здоровьем. А вот теперь пресветлые боги не давали им с мужем детей. Вот и возникла на пороге хижины как-то весной, со страхом глядя на поднимающийся из котла пар.
Кринельда улыбнулась и пригласила войти. Даже не стала спрашивать, с чем пожаловала гостья. Окинула внимательным взглядом ярко-синих глаз и достала с полки пузатый глиняный флакончик. Приказала пить три луны. А к зиме уже ходила Луриана, гордо выпятив немаленький живот. С тех пор Кринельду в селе признали, начали к ней бегать с любой хворью, благодаря кто продуктами, кто одеждой. Так и прижилась в деревне знахарка.
Никто из селян не знал, кто она и откуда, почему появилась в этих краях и надолго ли осталась. Просто приняли как должное — пришелица им зла не делала, помогала, наоборот. Ну и они к ней по-доброму. Зим через девять Кринельда отправилась проверить силки на птиц — стрелять она не умела, но силками добывала себе пропитание запросто. Проверив все силки, сложила добычу в мешок, сорвала несколько веточек рябины для очередного отвара и собралась уже домой, как вдруг услышала слабый писк за кустами. Мудрая женщина сразу смекнула, что голос подал не звереныш, и быстрым шагом преодолела поляну. На истоптанной конскими копытами снежной горке лежала берестяная корзинка, а в ней — младенец. Видно, недавно бросили, даже замерзнуть дитя еще не успело. Завидев Кринельду, малыш тут же раскричался, просясь на ручки. Подхватив найденыша, знахарка взяла в другую руку мешок с тушками перепелов и вернулась домой. Согрела воды искупать младенца, достала материи на пеленки — отплатил за лечение кто-то из сельчан. Развернула — девочка, недели две как родилась, не больше. Чистенькая, ухоженная. Явно не из бедной семьи, где мал мала меньше, а досыта едят только по праздникам. Удивило Кринельду незнакомое клеймо на пеленке — да и сама ткань, в которой лежала девочка, оказалась богатой, тонкой работы, с вышивкой. Ничьего герба знахарка не узнала — а и ведала бы, чьего рода малышка, искать не пошла бы. Коли потерялось дите — искать будут, клич кинут. Тогда и даст знать, где найденыш. Ну а коли избавились от нежеланного потомства — тем более нет смысла поднимать шум.
Несколько дней бурлила деревня, обсуждая находку. Так и не измыслив объяснения, откуда взялась малышка в зимнем лесу, Кринельда оставила находку себе, собираясь воспитать ученицу своему мастерству. Назвала Иликой. Девочка росла смышленой и толковой. Науку бабушки осваивала походя, играючи. Та еще объяснить толком не успеет, а кроха уже протягивает склянку с отваром либо сноровисто выкладывает на стол снадобья для заданного целебного настоя. Выросла Илика настоящей красавицей: тонкий стан, коса до пояса, золотом льющаяся по сарафану, глаза цвета летнего неба, голос птицам под стать — звонкий да приятный. Вот и сейчас, собирая чернику в корзинку, девушка напевала услышанную недавно от заезжего бродячего артиста песню. Птицы рассыпались по веткам деревьев, прислушиваясь…Ай, то не пыль по лесной дороге стелется. Ай, не ходи да беды не трогай, девица. Колдовства не буди, Отвернись, не гляди — Змей со змеицей женятся. Лиха не ведала, глаз от беды не прятала. Быть тебе, девица, нашей — сама виноватая! — напевала Илика, собирая ягоды. Мельком глянула на корзинку — полная. Пора домой, бабушка ждет. Наверное, напекла уже вкусных булочек с малиной, любимого внучкиного лакомства.
Внезапно совсем рядом послышался конский топот, и на поляну вылетел небольшой отряд всадников. Богато одетые воины с любопытством разглядывали лесную жительницу, настороженно шагнувшую назад, к поваленной березе. Вожак, восседающий на вороном коне с богато украшенной упряжью, спрыгнул с седла и подошел поближе.
— Мир тебе, девица! — усмехнулся он, откровенно разглядывая Илику. Та отпрянула, словно чужак прикоснулся к ней холодным взглядом серых, как утренний туман, глаз. — Водицы не поднесешь ли? Да не бойся, не съем. Как звать тебя?
— Илика, — негромко ответила девушка, скомкав концы платка, в который куталась. Ей не нравились проезжие молодцы, от которых отчетливо веяло опасностью. С виду обычные парни, воины или кмети, Перун их разберет… Одеты по-походному, оружие к седлу приторочено — явно не в одном бою побывало, крови напилось. Смелые воины, у иных шрамы на лице, знак доблести и храбрости. Но сквозь улыбку проступало жестокое выражение привыкших к повиновению завоевателей, не отказывающих себе в удовлетворении желаний. Илике совсем не нравился взгляд того, кто подошел к ней — он смотрел, как выбирающий покупку на ярмарке. Лениво прикидывая — взять или не стоит товар денег. Остальные воины продолжали сидеть на лошадях, бесстрастно рассматривая встреченную девушку, на которую с ухмылочкой взирал их предводитель. Илика попятилась назад, с ужасом ощутив спиной толстый ствол старого дуба. Молча наклонившись к корзине, она подняла стоящий рядом кувшин с водой и протянула витязю. Напившись, тот вернул посудину, улыбнувшись.
— Я же сказал, не бойся, — хмыкнул. — Красивая ты, Илика. Даже и не скажешь, что деревенская. Приодень тебя — и княжескому двору честью покажешься. Поедешь со мной, девица? Я младший сын главы клана Фантомов, Грегор. В шелка одену, на золоте есть будешь. Сына мне родишь — младшей женой назову. В старшие не годишься, знатности рода не хватает.
— Спасибо, воин, — поклонилась девушка. — Только я здесь останусь, негоже без воли старших судьбу менять. Ты меня не сватал, вено за меня не давал. Не тебе я обещана. Ступай своей дорогой, а мне пора.
Сидящие на конях громко расхохотались. Усмехнулся и вожак, легко вскакивая в седло. Тронул поводья, собираясь продолжить дорогу… Илика не успела даже вскрикнуть, как оказалась в седле, прижатая сильной рукой к всаднику. Кони взяли с места в карьер, ветром проносясь по дороге. Небрежно-смешливое выражение разом исчезло с лиц воинов — мчались за предводителем, словно ничего не произошло. А может, и впрямь привычное для них дело. Мало ли в походах вот так хватали пленников? Илика испуганно молчала, вцепившись в луку седла. Про оброненную на поляне корзинку с черникой она даже не вспомнила, мимолетно обрадовавшись, что Шимка увлеклась ловлей ежа и убежала далеко от хозяйки. Кто эти люди, куда они ее везут? Спросить девушка боялась. Да и вряд ли услышали бы ее сквозь свист ветра несущиеся вскачь кони.