Все это пришло ему в голову, когда на горном склоне высоко над границей леса, под завывание ветра он увидел те следы. До самого вечера тогда он не мог избавиться желания оборачиваться во все стороны одновременно, ночь, проведенная без сна в спальном мешке, была ещё хуже; каждый ночной звук, каждое завывание ветра сред камней раздавалось как колокол тревоги, и сон, несмотря на усталость от тяжелого дня, все не приходил.

Когда он проснулся на рассвете и вылез из спального мешка на ледяной горный воздух, в первый момент и думал о гризли, но тут же увидел невдалеке от места, спал, его свежие следы. Огромный зверь, наверное, приходил посмотреть, что это за странное существо; несмотря на гигантские размеры, он был тих, как ночная тень; любопытный и ничего не боящийся, он, видимо, потом просто утратил интерес к Нату.

Нат так и не увидел того медведя, но никогда о нем забывал. В эту минуту, сидя в своем тихом кабинете, произнес вслух:

Того человека в Башне я тоже не видел и, пожалуй, никогда не увижу, и может быть, он безвреден, но я этому ни на миг не поверю.

Нат собрался и позвонил Джо Льюису:

Ну, как результаты?

Мы не волшебники, ответил Льюис. Некоторые изменения придется ввести в компьютер и посмотреть, что случится, если произойдут замыкания здесь и перегрузка там, то есть события, которых человек не ожидает, но которые нужно принимать в расчет. После паузы он добавил: Обычно ты так не нервничаешь.

А сейчас да, ответил Нат. И если спросите, почему, я не отвечу. Назовем это предчувствием. Наступила небольшая пауза. Потом Льюис спросил: Когда стало известно об изменениях?

Сегодня утром. Мне принес их Гиддингс.

Откуда он их взял?

Не знаю. Возможно, это стоит выяснить. Номер Гиддингса в Башне не отвечал, и Нат позвонил в контору Фрэзи. Тот уже отправился на церемонию.

Без виновника торжества оно не начнется, сказала Летиция Флорес. Шеф как раз в этот момент выводит свои тра–ля–ля.

Летиция свободно говорила на четырех языках и была исполнительна, как компьютер Джо Льюиса.

Я могу вам чем–нибудь помочь?

Мне нужен Гиддингс. Не знаете, где он?

На Третьей авеню, в баре Чарли, Летиция дала ему адрес. А еще?

Если позвонит, сказал Нат, передайте, что я его искал.

Я должна ему сказать, зачем?

Как ни странно, подумал Нат, это ни к чему. На эту проблему они с Гиддингсом, при всех своих предыдущих разногласиях, смотрят одинаково.

Он и так знает, сказал он.

Он снова шел пешком, не испытывая никакого напряжения, не ощущая усталости, как будто непрерывно нараставшее нервное напряжение прибавляло ему сил. На этот Раз он внимательно смотрел по сторонам.

Третья авеню здорово изменилась за последнее время. Нат уже не застал надземку, которая шла когда–то по Ба–Уэри, и, как ему рассказывали, становилась в летние ночи любимым аттракционом, потому что в открытых освещенных окнах домов проходила пестрая панорама жизни, в том числе такие события, которые обычно не выставляют напоказ. Но именно за несколько последних лет перемены на Третьей авеню как будто ускорились, и то, что было когда–то людским муравейником, превратилось в нежилые конторы и высокие небоскребы, тротуары заполнились людьми ниоткуда, людьми торопливыми, людьми, которые попадают только мимоходом. Вроде него.

Бар Чарли был остатком «давно прошедших дней»: качающиеся двери с названием, гравированным на толстом стекле, массивные стойки и боксы со столиками из темно дерева, запах дыма трубок и сигар и негромкие мужские голоса. Это был бар, где гостей знали и где человек все ещё мог спокойно скоротать вечер за кружкой пива и дружеской беседой. Если бы там оказалась Зиб, то при всей эмансипированности ей бы захотелось немедленно выбраться наружу, хотя никто не позволил бы себе даже намека на то, что ей там не место.

Гиддингса он нашел у стойки, со стаканом виски и початой кружкой пива, за дружеской беседой с барменом, опиравшимся локтями на пульт.

Гиддингс не был пьян, но в глазах его уже появился хмельной блеск.

Ну, ну, вы посмотрите, кто к нам пришел, сказ он. Ты что, заблудился, что ли?

Умнее ничего не скажешь, Уилл? Нат повернул к бармену: Мне тоже пиво, но без виски. И снова! Гиддингсу: Пойдем лучше в бокс. Нужно поговорить.

О чем?

Не догадываешься? Я говорил с Джо Льюисом. Е| люди засели за компьютеры. В городе я встретился с нем по фамилии Браун.

Тим Браун? Гиддингс насторожился.

Нат кивнул. Взял кружку с пивом и полез в карман.

Гиддингс сказал:

Нет, это за мой счет. Соскользнул с табурета. Чарли Макгоньи. Нат Вильсон. Мы будем в угловом боксе, Чарли. И с посудой в руке двинулся вперед.

Пиво было хорошим холодное, но не ледяное, и мягкое.

Нат сделал большой глоток и отставил кружку.

При чем тут Тим Браун? спросил Гиддингс. Пива, стоявшего перед ним, он не замечал.

Все это начинало звучать как затертая пластинка, слова словно утратили свое значение. Нат хотел бы, чтобы это соответствовало действительности.

Слишком много ошибок, сказал он. Вы ведь инженер. Должны понимать. Если что–то случится, тут же должны начать действовать системы безопасности, которые мы предусмотрели в проекте. Он помолчал. Но что, если их не установили? Или если они не функционируют, потому что пожарные или строительные инспекторы смотрели сквозь пальцы?

Гиддингс встряхнулся, как пес, вылезающий на берег.

Это вполне возможно, сказал он. Но если вы были у Тима Брауна, значит, боитесь пожара. Почему?

Слова Берта Макгроу о зданиях, над которыми висит злой рок, не шли у него из головы, хотя он всячески пытался от этой мысли избавиться.

Все изменения касались только электрооборудования, сказал Нат. И ста десяти вольт хватит, чтобы расплавить сталь. Я в этом убедился, когда сунул нож в тостер и устроил короткое замыкание.

Гиддингс едва заметно кивнул. Он не сводил глаз с

Ната.

А мы используем в Башне тринадцать тысяч восемьсот вольт, а не сто десять…

Вы думаете о том типе, что катался в лифтах? Гиддингс задумался. Но почему? Ради всего святого, скажите мне, почему?

Не знаю. Нат не был магом, но предчувствие, которое почти перешло в уверенность, не отпускало. Вы здоровенный парень, сказал он, вам приходилось когда–нибудь подраться в баре?

Гиддингс усмехнулся, но невесело:

Случалось раз–другой.

А не было ли это потому, что какой–нибудь упившийся сопляк пожелал продемонстрировать свою удаль и выбрал вас как самого здорового мужика в заведении?

Гиддингс снова задумался:

Продолжайте.

Я не знаю, что происходит, сказал Нат. Я архитектор. Еще я знаю толк в лошадях, в походах в горы, в горных лыжах и, вообще, в реальных вещах. Но в людях я не очень разбираюсь.

Продолжайте, повторил Гиддингс.

Я не паникер, сказал Нат. Но что бывает, когда кто–то отчаивается привлечь наконец внимание к своим проблемам? Он ведь может прийти к выводу, что единственный выход бомба, и куда он её подложит?

В самолет да, это вызовет большой шум, но ведь в маленькие самолеты никто бомб не подкладывает, толы в какой–нибудь огромный сверкающий лайнер.

Или в аэровокзал, где полно людей и который знает весь мир, безусловно, не в аэровокзал Тенерборо или Санта–Фе.

Гиддингс взял стакан с виски, но потом нетронутым поставил его на место.

Ну, тут вы попали пальцем в небо, проворчал он. И добавил: По крайней мере, я надеюсь.

Я тоже надеюсь.

Нат уже казался спокойным, точнее, усталым, что соответствовало действительности.

Наша Башня крупнейшее здание в истории. Сегодня все глаза устремлены на нее. Взгляните, он указал на цветной телевизор, торчавший за пультом.

Телевизор работал, только звук был выключен. На ране была «Башня мира», полицейские кордоны, почетная трибуна, частично уже заполненная сидящими гостями. Гровер Фрэзи с гвоздикой в петлице улыб и пожимал руки все новым и новым гостям, которые поднимались по ступенькам на трибуну. Играл оркестр; зыка едва долетала до них.