Возможно, что-то верное заключалось и в этой феромонной теории, поскольку, как бы поздно я ни пришел, Хонникер опоздала еще больше. Я отвез ее на Центральный вокзал, где мы безуспешно попытались сесть в поезд, а в итоге воспользовались старым добрым цеппелином «Остров Баффин», который в полдень летел в Принстон.

Я ничего не сказал ей, пока мы находились в воздухе. Не стал я разглашать информацию и на станции в Принстоне, где нанял коляску и приказал отвезти нас в старый район. Осознав, что мы приближаемся к дому, я повернулся к Хонникер:

— Как и все прочие, я стремлюсь к уюту. И сейчас ты увидишь, ради чего я старался все последние месяцы.

Коляска завернула за угол; инерция кинула нас друг на друга.

— Третий дом слева, — сказал я, глядя в лучистые глаза Хонникер.

Ее губы изогнулись в улыбку.

— Боддеккер! О, Боддеккер, это чудесно! Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть семья.

Я не успел ответить. Внезапно к горлу подкатил ком, и сердце бешено застучало о ребра. Часть моей «семьи» располагалась во дворе моего принстонского дома. Многочисленные «племянники» и «племянницы» бегали между валунами, играя в войну или баюкая своих «чуть живых» кукол. Мальчишки и девчонки размахивали разрекламированным «Мак-Маоном, Тейтом и Стивенсом» игрушечным оружием: «Точная копия стандартной автоматической винтовки! Оружие, которое выиграло Норвежскую войну!» Горячая битва то и дело перебивалась диспутами о том, кого убили первым, и женская часть войск оглашала двор возмущенными воплями, готовясь вцепиться друг другу в волосы.

— Мне остановиться здесь, сэр? — фыркнул водитель коляски.

Я попытался ответить, хотя слова застряли у меня в горле. Глаза наполнились слезами. Мой собственный жилищный агент предал меня. Какого черта Джен мне не позвонила?

— Боддеккер?

Я мотнул головой и махнул водителю, приказывая продолжать движение. Потом откинулся на сиденье, отвернувшись от Дома, от Хонникер и от всего белого света.

— Боддеккер, что случилось? Ты не хочешь познакомить меня со своей семьей?

Дрожа, я прошептал:

— Это не моя семья.

Хонникер положила одну руку мне на плечо, а другой мягко провела по волосам.

— Они — не твоя семья, но мы с тобой проделали весь этот долгий путь, чтобы увидеть их?

Ее пальцы сжались у меня на плече, и я потерял контроль над собой: из моей груди вырвалось сдавленное рыдание.

— Нет, — проговорила она. — Это не семья. Вместе с тем здесь есть что-то, что ты не мог показать мне в ином месте. Что-то особенное. Уникальное… Дом. Ты хотел показать мне дом.

Я не ответил.

— Это был дом, да? Его выставили на продажу и… Мне ведь не нужно говорить очевидное? Я знаю, что этот дом значил для тебя, Боддеккер. Возможность вырваться из Нью-Йорка, не так ли? Ты выбрал его, и он был особенным. Очень особенным, да? Ради этого ты приехал сюда, Боддеккер… О, мне так жаль! Мне действительно очень жаль.

Ее руки обвились вокруг моей шеи, Хонникер попыталась притянуть меня к себе, но меня оказалось слишком трудно утешить.

— Извините, — проговорил водитель, — я понимаю, что сейчас некстати… И все-таки мне-то что делать? Куда… э… куда мне вас теперь отвезти?

— Назад, — распорядился я.

— Нет, — сказала Хонникер. — Если ты свалился с велосипеда, надо забираться обратно и ехать дальше.

— Что? — переспросил я одновременно с водителем.

— Это препятствие, Боддеккер. Небольшое и раздражающее. Именно такие вещи делают жизнь невыносимой для большинства людей. Только ты — не большинство, Боддеккер. Нет? Конечно же, нет. Ведь ты — творец Дьяволов Фермана.

— Дьяволов Фермана? — Лицо водителя просияло. — Эй! — Он поднял вверх большие пальцы. — Я управился. — Коляска вильнула, и водитель поспешно схватился за руль.

Я взял себя в руки. Повернувшись к Хонникер, я глянул ей в глаза.

— Я хочу уехать.

— Отлично. Итак, все разговоры о велосипедах прошли впустую? Или все-таки мы заберемся на них и поедем дальше? И падение нас не остановит. А, Боддеккер?

— Я понял метафору, — сказал я, — но пойми и ты. У меня нет ни времени, ни средств искать нового жилищного агента. Да, это препятствие, хотя и не конец света. Я найду место…

И в этот момент я в полной мере осознал, о чем именно говорила Хонникер. Водитель коляски подвез нас прямо к дому, где война во дворе уже окончилась, и ее бывшие участники теперь пытались решить, какой картридж «Чуть живой куклы» вставлен ей в спину.

Хонникер и водитель — оба улыбались. Я знал, чего они от меня ждут. Я вылез из коляски и направился к дому.

— Знаю! — сказал один из юных диагностиков. — Это пляска святого Витта!

Я коротко оглянулся назад. Они уже не смотрели на меня. Теперь водитель размахивал руками и что-то показывал Хонникер. Видимо, рассказывал ей о городе.

Что ж, ладно. Выпятив грудь, я подошел к двери и нажал звонок. Через пару секунд мне ответил мужской голос, и я объяснил ему, что заинтересован в покупке дома.

— Да, я понимаю — вы только что сюда переехали… И все же, если вы согласитесь, я перекрою ваши расходы. — И я назвал цену, которая была не так уж мала для меня, но не слишком высока за право владеть этим дом. Сумма впечатлила хозяина.

— Э… Мне надо обсудить это с женой. Ее сейчас нет, поскольку она работает в Нью-Йорке. Как только она появится…

Я пожал хозяину руку, горячо поблагодарил его, оставил номер телефона и с триумфом вернулся обратно к коляске.

— Тогда это какой-то вид медленной токсемии, — говорил один из детей.

— Ну? — спросила Хонникер, хотя я уверен, что она могла прочитать ответ по моему лицу.

— Ничего определенного, — сказал я. — Но, надеюсь, обещанная Левином награда поможет мне решить дело.

Она издала радостный вопль и крепко обняла меня.

— Я знала, что ты это сделаешь!

Коляска тронулась, и мы упали на сиденья. Обнявшись, мы ехали через предместья Принстона.

— Что же, — проговорил я, — теперь твоя очередь.

— Для чего?

— Отвезти меня в место, которое говорит о тебе правду.

— Давай не будем делать два дела одновременно, Боддеккер.

Я рассмеялся.

— Ладно. В таком случае позволь хотя бы… Хонникер покачала головой.

— Давай же, — настаивал я. — Мне не хочется возвращаться в Нью-Йорк.

— Мне тоже, — сказала она. — Тем более я знаю место получше Нью-Йорка.

— И что же лучше Нью-Йорка?

— Принстон.

Я поднял брови.

— Что-то я не поспеваю за твоей мыслью.

— Я собиралась купить тебе ужин. Теперь мне пришло в голову кое-что получше: я намерена снять для нас номер.

Водитель коляски подкатил к стоянке, располагавшейся возле большого круглого отеля.

— Вот здесь, — сказал он.

— А вы сможете подъехать сюда утром? — спросила Хонникер.

— Только позвоните.

Я уже начал рыться в карманах в поисках мочетки, когда водитель замахал руками.

— Рассчитаемся завтра, мистер Боддеккер. Если я расскажу ребятам, что возил создателя Дьяволов Фермана, они подохнут от зависти.

Нас охватило возбуждение — может быть, даже более сильное, чем в День Канталупы. Клерк, записавший наши фамилии, имел все основания принять нас за пару подростков, ищущих место для эротических развлечений.

Мы вошли в лифт и поднялись на свой этаж. Едва я закрыл дверь и набрал код «не беспокоить», Хонникер сказала:

— Это для тебя, Боддеккер. А затем набросилась на меня.

Мы провели в постели часа три, а то и больше, и лишь потом Хонникер заказала обещанный ужин. После еды мы немного поболтали, а потом Хонникер заявила, что хочет пойти и проинспектировать джакузи.

«Это для тебя, Боддеккер».

Ее слова все еще отдавались у меня в ушах, когда мы окончательно забрались в постель. Борясь с дремотой, я натянул одеяло до подбородка и повернулся к Хонникер. Она лежала ко мне спиной, созерцая в окне огни Принстона и далекое мерцание на северо-востоке — отсветы Нью-Йорка. Я положил руку на ее обнаженное бедро.