Потом они пили чай с тортом, и Лена взахлёб рассказывала о своём муже, какой он у неё заботливый и талантливый. Она потребовала называть её Леной, а то как-то неудобно получалось, он — Максим, а она — Елена Фёдоровна, хотя он старше её и, наверное, умнее, иначе не попал бы в коллеги к Саше. Клюев согласился, и стало намного проще. И вот теперь он выслушивал, изредка вставляя собственные реплики, замечательные подробности из жизни Реутовых и тихо радовался, что всё так хорошо складывается, что не нашёл он здесь, прибегнув к тщательной проверке, никаких следящих устройств, иначе Ленины слова могли бы выйти ей боком, что чай заварен именно так, как он любит, и что свет от бра падает на скатерть золотистым кругом, придающим обстановке дополнительный уют и очарование.
Ненадолго их беседа была прервана. В детской захныкал малыш, и Лена, извинившись, вышла, чтобы покормить ребёнка, и вернулась лишь двадцать минут спустя, а за это время Макс испытал новый прилив странных ощущений, ведь мама отлучилась к его старшему брату, которого здесь звали Захар и который для него до недавнего времени являлся строгим мастером-наставником, пусть и заботливым, но всего лишь другом, сейчас же все прежние взаимосвязи рухнули, а взамен них родились новые. Лена принесла малыша с собой, и Клюев попросил подержать, а когда она легко согласилась, он, замирая от неведомой раньше нежности, прижал маленькое тельце Никиты к груди и долго стоял так, любовно баюкая и вглядываясь в розовое личико. Мама тоже молча смотрела на него с каким-то новым, острым любопытством, а потом вдруг сказала: «Как вы похожи с Сашей!», и от этих слов Макс вздрогнул и едва не открылся. Сдержался всё-таки. Передал засыпавшего брата Лене, и она унесла Захара обратно в детскую. Клюев с силой провёл рукой по лбу и постарался успокоиться.
Вечер пролетел незаметно. Они снова пили чай, болтали о незначительных мелочах, рассуждали о сложностях нынешней жизни, говорили об удушении свободомыслия и перспективах на будущее, сетовали, что Александр Наумыч задерживается. Когда часы в гостиной пробили одиннадцать, Макс окончательно понял, что папу он не дождётся, и с сожалением откланялся. На прощанье он галантно поцеловал маме руку и испросил разрешения позвонить, если злодейка-судьба не даст ему шанса пересечься с доктором Реутовым. «Конечно, звоните», — сказала Лена.
Они так и не встретились. Ни завтра, ни послезавтра. Папа оставался вне зоны досягаемости.
13
— Ты вообще соображаешь, чему ты их собираешься научить? — Пономарёв сердито насупился. — Огребем ведь все от Евгения Кузьмича. А когда до Ди-Эм дойдёт, она ещё мастеру-наставнику расскажет. Вот тогда будет стыдно. Никита перестанет обращать на нас внимание.
— Не боись, камерад! — бодро успокоил его Пысин. — Все объяснения я возьму на себя. Подумай сам, какая лихая комбинация получается. Это же прикольно!
— Я тоже не вижу ничего криминального, — поддержал его Юрка. — Всё укладывается в схему.
— Ладно, авантюристы! — Шурик всё ещё сверкал глазами, но эмоций уже поубавилось. — Только давайте подстрахуемся. После пробного запуска проверим результат на совпадение.
— Конечно, проверим! — заверил Пысин. — Раз ты такой упёртый. К тому же мне самому интересно.
— Ну, всё! Побежали! — поторопил их Саков. — Консенсус достигнут, а мелюзга заждалась.
— Не гони волну! — Пономарёв с достоинством поднялся с травы и отряхнулся. — Успеем ещё наиграться. Далеко не факт, что у них сразу получится. Запасись терпением.
— Значит так, — сказал Юрка. — Их двенадцать человек, на каждого по четыре. Я своих уже выбрал.
— Э, нет! — Шурик погрозил приятелю пальцем. — Мы так не договаривались. Ишь, какой прыткий. Жребий будем тянуть. Я тебя знаю. Захапал себе самых лучших, а нам оставил тех, что поплоше.
— Клевета! — тут же завопил Саков. — Они все одинаковы!
— Тем более! — Пономарёв ехидно прищурился. — Тогда зачем выбирал заранее?
Юрка замолчал, сражённый убойной силой аргумента.
— То-то! — победно улыбнулся Шурик и подбросил на ладони двенадцать горошин. — Здесь закодирована вся группа. Ловим?
Саков и Пысин согласно кивнули, Пономарёв швырнул горошины вверх, и троица внимательно проследила за ними взглядами. Затем каждый притянул к себе по четыре штуки и зажал в кулаке.
— Вот теперь полный решпект, — удовлетворённо констатировал Шурик. — Можно идти. Но предупреждаю — действуем синхронно.
И хитроумные питерские затейники отправились к своим подопечным. Когда они ввалились в аудиторию, третьеклашки что-то шумно выясняли, сгрудившись в кучу. Видимо, им надоело ждать, и они занялись своими мелкими проблемами. Пысин свирепо выпятил челюсть и рявкнул:
— Класс! Как встречаете наставников? Тридцать шесть морских угрей вам в глотку! — И уже миролюбиво добавил: — По три на брата. Вкусно.
Мальчишки и девчонки мигом рассыпались по местам, и какой-то сорванец не преминул сдерзить:
— А нечего опаздывать, точность — вежливость королей.
— Монархист! — снисходительно определил Сашка. — Будешь моим оруженосцем. — Он разжал кулак и посмотрел на горошины. — Ты ведь Гийом Нуаре?
— Си, сир! — наклонил голову малолетний строптивец. В голосе его звучала откровенная насмешка.
— И запомни на будущее. — Пысин не повёлся на вызов. — Наставники не опаздывают, они задерживаются. У них масса неотложных дел.
— Вообще-то, у королей не оруженосцы, а пажи, — вежливо заметила похожая на Мальвину девчушка.
— Это моя, — сообщил друзьям Саков. — Стела Зуева. — Он окинул прелестницу укоризненным взглядом. — Неверно. Король может иметь оруженосца. Кто-нибудь в состоянии привести примеры?
— У Ричарда Львиное Сердце был оруженосец Айвенго, — выпалил белобрысый сосед Стеллы.
По аудитории прошелестел одобрительный ропот. Вальтера Скотта читали все, а кто не читал, тот наверняка смотрел видео. Айвенго третьеклашкам нравился. Особенно мальчишкам.
— А этот мой. — Пономарёв покачал на ладони горошины. — Даня Ковальчук из иркутского Центра.
— Класс! Тихо! — Сашка опять перехватил инициативу. — Будем считать, что Евгений Кузьмич учил вас не зря. Кое-что мы уже услышали. Прежде чем вы приступите к практическим занятиям по истории, вам нужно освоить технику наблюдения. Этим мы сейчас и займёмся. Чтобы вы легче вникали в суть, мы разобьём вас на три четвёрки. Это вовсе не значит, что вы разойдётесь по разным аудиториям, вы все будете здесь. Просто каждая четвёрка сгруппируется вокруг одного из нас для облегчения воздействия…
Пысин ещё минут пять втолковывал детям основы работы с коллективным психополем, а Юрка и Шурик тем временем терпеливо рассаживали подопечных так, как они должны сидеть. Третьеклашки слушались не очень охотно — всё-таки их новые наставники учителями не являлись, и они видели в них всего лишь более старших, но учеников. Они уже давно и самостоятельно определили себе удобных соседей, против чего, кстати, ни один педагог не возражал, а тут вдруг их заставили меняться местами. Наконец, Пономарёву надоел этот ползучий саботаж, и он высказался в том смысле, что ему абсолютно наплевать, как они будут кучковаться дальше, но в ближайшие сорок минут они обязаны сесть так, как им велено. Назревавший конфликт был улажен.
Дальнейшее напоминало обычный урок, во время которого проводилось мягкое воздействие на сознание, с той лишь разницей, что Пысин по пунктам объяснял последовательность действий, и все трое помогали детям увидеть процесс в объёме и развитии, не вдаваясь в физический смысл. Чтобы погрузиться в прошлое, говорил Сашка, необходимо очень чётко представить время события, сосредоточиться на одной точке, как при визуализации, и ощутить себя внутри предмета, помещённого как раз туда, где они хотят находиться. В качестве предмета наиболее подходит двояковыпуклая линза, сквозь которую можно взирать на жизнь людей в любом столетии. На худой конец сгодится и шар, но линза всё же предпочтительнее. Представьте, — Сашка темпераментно расписывал блестящие перспективы, — вы зависаете над средневековым городом или, скажем, над египетскими пирамидами во время их строительства и в мельчайших подробностях наблюдаете за тем, что вам наиболее любопытно. Не забывайте только, что вы находитесь там физически, то есть во плоти, ваша мысль вполне материальна, а потому любые попытки вмешательства недопустимы.