Третья газета сообщала о событии в четырёх строчках, как о чём-то обычном.

Наконец, четвёртая задавала вопрос: «… Какова причина того, что Белла Кони покончила с собой? Неразделённая любовь? Или, может быть, разделённая, но прерванная по другим причинам, которые трудно вынести на суд общественности? Ведь всем известны отношения танцовщицы с двумя-тремя отпрысками благородных семейств и даже с несколькими… отцами благородных семейств. Во всяком случае, танцовщице было не до шуток и не до самоубийства, иначе ей достаточно было проглотить несколько таблеток аспирина, как это водится у чувствительных “самоубийц”. Пуля не прощает!»…

Ана усмехнулась, подумав о целой серии «Джульетт», при малейшей неприятности прибегающих к таблеткам аспирина, чтобы прославиться и привлечь к себе внимание. Да, говоря, что пуля не прощает, репортёр был прав…

Перед Аной лежали все подшивки. Она терпеливо листала страницу за страницей, останавливаясь на каждой заметке, которая могла подсказать ей какую-нибудь интересную деталь.

Казалось, первой реакцией репортёров было безоговорочное признание версии самоубийства. Никаких сомнений, ни одного вопросительного знака! И всё же — одна вечерняя газета, на первой странице, ставила эту версию под знак вопроса. Автор уголовной хроники, пожилой журналист с большим опытом, который нередко оказывался «правой рукой» полиции, воспроизводил главные пункты заключения судебно-медицинской экспертизы, которое уже стало доступно газетам. Явное стремление подчеркнуть некоторые «тревожные» моменты сказывалось в том, что данные заключения были набраны крупным шрифтом и пронумерованы.

Ана прочла их с напряжённым вниманием. Порядок данных был следующий:

1. Жертва держала револьвер в правой руке.

2. Ствол револьвера в тот момент, когда жертва нажала на курок, находился на расстоянии пяти сантиметров от её груди.

3. Извлечённая пуля — от револьвера «Кольт 32».

4. По положению отверстия, проделанного пулей в теле жертвы, можно рассчитать, что её траектория — от дула пистолета до груди жертвы — шла под прямым углом.

5. Ни одного следа насилия, кроме небольшого кровоподтёка на правой руке.

6. Положение тела жертвы на ковре несколько неестественно. Может быть, из-за того, что она билась.

Далее репортёр критикует выводы заключения и делает ряд предположений:

«… Траектория пули, наносящей рану самоубийце, не может образовать ПРЯМОЙ УГОЛ между телом и револьвером. Она должна идти по кривой…

… НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, чтобы самоубийца держала револьвер на расстоянии ПЯТИ САНТИМЕТРОВ! Обычно ствол револьвера ПРИЖИМАЮТ к телу.

… Прошу вас, уважаемые читатели взять в руки первый попавшийся предмет и, заменив им револьвер, изобразить попытку самоубийства. Вы заметите, что НЕВОЗМОЖНО застрелиться прямо в сердце, держа револьвер на расстоянии пяти сантиметров от тела. Вы заметите также, что СОВЕРШЕННО НЕВОЗМОЖНО, ЧТОБЫ МЕЖДУ СТВОЛОМ РЕВОЛЬВЕРА И ЕГО ЦЕЛЬЮ — СЕРДЦЕМ — ШЛА ПРЯМАЯ ЛИНИЯ. Это означало бы, что запястье руки, которая держит револьвер, СГИБАЕТСЯ почти под прямым углом — положение не слишком удобное для… самоубийства!»

Ана машинально попыталась воспроизвести предложенный репортёром жест, и в самом деле, запястье не слушалось приказа.

На следующий день уже целый ряд газет повторял вопросы репортёра, приводя новые данные. Возле слова САМОУБИЙСТВО был поставлен вопросительный знак. Некоторые газеты ещё отстаивали официальную версию, приводя аргументы из протокола комиссара, уполномоченного вести следствие.

«… В комнате жертвы не нашли ни одного следа, который позволил бы предположить убийство».

«… Отпечатки пальцев жертвы, довольно чёткие, различаются на рукоятке револьвера “Кольт 32”…»

«… Похоже, что в последнее время жертва переживала состояние депрессии, причины которого не установлены».

Однако от имени комиссара Пауля Михэйляну, который вёл следствие, — ни одного заявления. Из газет вытекало, что на третий день по городу начали ходить тревожные слухи, возникшие в результате расследования, проведённого специально откомандированным корреспондентом одной из газет, слухи, которые отстаивали версию вечерней газеты: ПРЕСТУПЛЕНИЕ!

Говорили о двух кофейных чашечках, стоявших на столике жертвы, о часах, разбитых, может быть, в ходе «борьбы»; о случайном свидетеле, который, проходя по улице примерно в тот час, когда произошло преступление, видел, как из окна кто-то выскочил. Говорилось также о сбивчивых ответах камеристки Ирины Добреску. Наконец, некоторые журналисты заявили, что найдены какие-то следы во дворе, под окном спальни жертвы.

В следующие дни газеты начали публиковать бурный диалог между авторами уголовной хроники различных газет; одни задавали вопросы, другие на них отвечали, и происходили настоящие дуэли, которые вызывали ещё больше разногласий и рождали путаницу.

«Вы верите пьянице, который заявляет, что видел убийцу, выскакивающего из окна жертвы? — нападал на своих противников один из репортёров. — На самом деле он должен был бы увидеть в этот час ДВУХ УБИЙЦ».

Ему отвечали: «Мы ценим остроумие нашего собрата по профессии, но не согласны с его попыткой приписать бескорыстное свидетельство банальному опьянению».

«Неизвестный существует, — подчёркивала другая газета. — Доказательство — две кофейные чашечки и два стакана на столике. На одном из них найдены отпечатки пальцев несчастной танцовщицы. На другом НЕ ОБНАРУЖЕНО НИКАКИХ СЛЕДОВ!»

Кто-то стёр отпечатки! И это мог быть лишь убийца!

Итак, неизвестный существует! И это таинственное лицо, неизвестное полиции, было хорошо известно жертве: он сидел с ней, пил кофе, может быть, воду, потом убил её, стёр отпечатки своих пальцев и исчез. Кто же этот неизвестный? Может быть, очень известное лицо! Ведь дружеские отношения и связи танцовщицы были хорошо известны публике. Известен даже один бывший депутат от либеральной партии, которого в последнее время постоянно видели в обществе жертвы. Это была, так сказать, её «последняя победа».

Другая скандальная газетка также вступала в сражение:

«Не имеет ли в виду наш собрат бывшего депутата Джелу Ионеску?»

Следовал ряд вопросительных знаков и ссылки на светскую хронику, писавшую недавно о жизни и победах Беллы Кони. Статья была полна шуток, основанных на игре слов и остроумных намёках. Но — ничего ясного, конкретного. И всё это — лишь потому, что бывший депутат ещё был довольно влиятельным — и значит, опасным лицом.

Другая газета, в административное руководство которой входил бывший депутат, старалась отвлечь от нею внимание общественности, предлагая имена ещё четырёх мужчин, известных в мире кабаре и ночных баров. Это были: актёр Джордже Сырбу, директор ресторана «Альхамбра» господин Филип Косма, капитан кавалерии в отставке Серджиу Орнару и промышленник Оресте Пападат, живший поблизости от танцовщицы.

Эти пятеро мужчин возглавляли список фаворитов артистки, а значит, как утверждали некоторые газеты, должны были стоять и во главе списка подозреваемых.

Подводя итоги этим «сенсационным открытиям», одна более серьёзная газета издевалась над ревностными репортёрами, по мнению которых следовало арестовать по крайней мере половину населения Бухареста мужского пола.

«Почему только мужского? — самым серьёзным тоном вопрошала газета. — Нам кажется, что существует немало жён, готовых защитить свой семейный очаг ЛЮБЫМ СПОСОБОМ!».

Полиция молчала. Лишь на пятый день в одной из газет появилась фотография комиссара Пауля Михэйляну, который давал интервью:

«— В известном смысле мы кое-что нащупали, но, к сожалению, не можем привести доказательств, — заявил он.

— Если я не ошибаюсь, вначале вы поддерживали версию о самоубийстве? — спрашивал репортёр.

— Если бы полиция обнародовала каждое своё предположение и действие, тюрьмы опустели бы, а нарушители спокойно разгуливали бы среди нас! — ответил комиссар.

— Если я вас правильно понял, ваша версия о самоубийстве имела целью ввести преступника в заблуждение? — спросил репортёр.