Изабел схватила сумочку.

— Я люблю его. Я люблю тебя. Но мне нужно уехать.

После ее ухода Чарли опустился на ступеньку крыльца. Этого не может быть. Неужели все повторяется?

Он пошел посмотреть на Сэма. Тот спал. Чарли осторожно погладил его по голове. Это все, что у него осталось.

Тяжело вздохнув, он взял тряпку и принялся вытирать пыль. Может, если бы он поговорил с Эйприл иначе, нашел бы другие слова, она не уехала бы и всего этого не случилось? Если бы он придержал язык, вернулся домой и извинился, вся семья была бы в сборе. А вот теперь Изабел уезжает, и он сказал все, что мог придумать, чтобы она осталась. И не знал, что еще сделать.

Как-то он работал с маляром, жена и ребенок которого погибли в авиакатастрофе. Мужчина так и не оправился от удара, и Чарли всегда раздражало, когда он говорил, что видел во сне Джин и Сьюзи. Все потрясенно смотрели на него и, очевидно, думали: «Почему он не способен преодолеть себя и свою скорбь?»

Но в этом-то вся штука. Невозможно спокойно пережить потерю. Ты носишь несчастье с собой, оно липнет к тебе. Как тень Питера Пэна. И забыть ты ничего не хочешь. Разве можно забыть то, что было для тебя так важно? Нет, честно говоря, тебе хочется это помнить вечно.

Чарли уселся на диван в гостиной, где так часто обнимался с Эйприл и смотрел старые фильмы. Где они обжимались с Изабел, как тинейджеры.

Он умолял ее остаться. Просил потерпеть еще немного. Но она ушла.

Зато у него есть Сэм. Что бы ни случилось, у него есть Сэм.

Изабел не позвонила Чарли. Она уже попрощалась. Не стоит ранить друг друга еще сильнее. В глубине души она ждала, что он приедет сам. Скажет, что передумал и они с Сэмом уже собрали вещи.

Но время шло, июньские дни становились все жарче, на улицах прибавилось отдыхающих, а проходя мимо школы, Она видела, что массивные черные ворота заперты, а окна закрыты на все лето.

Она собиралась и строила планы. Отмечала дни на календаре, а потом отправилась к Чаку, заявить об уходе. Он, как всегда, разговаривал по телефону и, увидев ее, зевнул.

— А, это ты, — протянул он, будто только что вспомнив, кто она такая. — Сейчас закончу и позову тебя.

Она неподвижно ждала у двери, несмотря на его красноречивые взгляды. Наконец он повесил трубку и, перебирая какие-то бумаги, жестом пригласил ее войти и сесть.

— Итак, нужно поговорить о тебе и студии.

— Я увольняюсь, — бросила она.

Он выпрямился.

— Не слишком ли ты драматизируешь?

— Я уезжаю в Нью-Йорк. В школу фотографии.

Она ожидала, что он впечатлится или хотя бы порадуется за нее, но на его лице были написаны скука и безразличие, словно Изабел сообщила, что идет на обед.

— Что же, молодец, — процедил он с таким облегчением, что Изабел стало неприятно. — Хочешь устроить прощальную вечеринку?

— Не стоит.

Она встала, пожала его руку и едва переступила порог, как он снова схватился за трубку.

— Потому что заказ нужно было выполнить сегодня, — отрезал он.

Только оказавшись на улице, Изабел сообразила, что он даже не спросил, почему и когда она уезжает и будет ли звонить.

Изабел решила прогуляться. Люк часто говорил, что она будет скучать по Кейп-Коду, если уедет. Но она так не считала. Если она станет жить в Нью-Йорке, ноги ее не будет на Кони-Айленде. И она с радостью забудет о соленом ветре и соснах.

Она по-прежнему ненавидела Кейп-Код. Бесконечные пляжи, песок, вечно набивавшийся куда угодно, даже в простыни. Ненавидела отдыхающих и город, который наполнялся людьми и пустел в зависимости от времени года. Сколько бы она ни жила здесь, все оставалось ей чужим. И она сознавала, что никогда не будет частью семьи Чарли, пока тот живет с призраком Эйприл. Сэм не станет ее сыном. Значит, нужно начинать новую жизнь. Потому что в этой ей места нет.

Она позвонила Мишель, поговорить и посоветоваться.

— Послушай, — сказала та, — ты все делаешь верно. Это твой шанс. И помнишь квартиру, которая нелегально сдавалась в прошлом году? Я только что говорила со своей подругой Дорой, и она сказала, что жилец оттуда выехал. Она пока свободна. Но нужно решать быстрее.

— Что?

Изабел обмотала телефонный шнур вокруг запястья.

— Скажи только слово, и я позвоню Доре. И более того, на следующей неделе я еду на Манхэттен, посмотреть, нельзя ли начать ювелирный бизнес на дому. Так что компания в пути мне не помешает.

Изабел пыталась сосредоточиться. Занятия в школе начнутся в сентябре. Но зачем ей торчать здесь до осени? Сможет ли она заплатить за квартиру и билет до Нью-Йорка? Добравшись до Манхэттена, нужно немедленно искать работу. Скажем, официантки… на неполный день. Можно откладывать деньги, чтобы меньше работать, когда начнутся занятия. Вот им и надо посвящать все свободное время. Сумеет ли она так сделать?

— Согласна, — сказала Изабел и, распрощавшись, позвонила матери.

— О, блудная дочь, — сухо бросила та. Изабел рассказала о школе. О Чарли и Сэме.

Мать долго молчала.

— Ты правильно поступаешь, — произнесла она наконец.

— Правда? Я думала, ты не одобришь, потому что я уже немолода. И ты считаешь меня неудачницей из-за моего развода.

Нора тяжело вздохнула:

— Мне никогда не нравился Люк. Ты это знаешь. К тому же брак — штука странная. Я всю веру вложила в твоего отца, а не в Господа, а твой отец разбил мне сердце. Я видела, что то же самое случится с тобой и Люком, но ты не слушала меня.

— Это не одно и то же, — возразила Изабел. — Па тебя обожал. Я обожала Люка. И не сразу поняла, что Люк обожает только себя.

— Так послушай меня сейчас. Я хочу извиниться. Потому что была не права, обращаясь с тобой так жестко. Мне приходится каждый день просить за это прощения у Господа. Но с этим Чарли ты поступаешь правильно. Нельзя посвящать остаток жизни еще одному мужчине, особенно такому, который ничем не желает пожертвовать ради тебя.

— Ма, я поверить не могу, что ты так говоришь.

— Иногда брак вовсе не столь уж священный институт. Вот, я сказала все, что думаю.

— Но почему ты не отвечала на мои письма? Я послала целый миллион. Тысячу раз звонила. Ты молчала.

— Не могла. Пока ты жила с Люком, я не желала в этом участвовать.

Изабел услышала гул голосов, шум включенного телевизора.

— Но теперь, — продолжала мать, — когда ты едешь в школу, может, я навещу тебя. Если захочешь. Все-таки мы родственники.

— Я хочу, — прошептала Изабел.

В утро ее отъезда по радио предупредили о дорожных пробках.

— Все стараются поскорее добраться до Кейп-Кода, — объявил диктор.

Сколько раз Изабел слышала это и мечтала удрать как можно скорее, и вот теперь все выходило совсем не так, как она представляла.

Оставалось только позвонить Люку. Когда он поднял трубку, до нее донесся детский плач и успокаивающий женский голос.

На мгновение ей стало больно и обидно, но она не собиралась этого показывать. Впереди у нее новая жизнь!

— Уезжаешь? Что же, счастья тебе, — пожелал Люк.

Они немного поговорили о том, где она будет жить и что делать, даже о Хлое, его милой малышке. Она только собиралась спросить его о работе, как он замолчал.

— Прости меня, Из, — прошептал он наконец. — Мне так жаль. Прости за все.

— Не стоит извиняться. Все это, кажется, было так давно.

Где-то прозвенел детский смех.

— Надеюсь, для тебя все обернется как нельзя лучше, — вздохнул он.

— И для тебя тоже. И по-моему, у тебя все прекрасно.

Повесив трубку, она поняла, что сгорает от нетерпения поскорее уехать. Все утро она провела в поисках фотографии, которую подарит Сэму. Изабел увеличила ее до восьми на двенадцать сантиметров. Снимок был черно-белым, и фон представлял собой игру теней. Ее любимый: только он и она. И хотя они не смотрели друг на друга, тесная связь между ними была очевидна.