— Как долго?
— Несколько часов. Возможно, и целые сутки. Людей бы успели спасти. Думаю, вода прорывалась из-под автомобильной палубы, откуда-то снизу.
— Вы предполагаете, что в нижней части корпуса судна появилась пробоина? И каковы ее размеры?
— Чтобы судно затонуло за сорок минут, в днище должна быть пробоина не менее четырех квадратных метров.
ЗАЛОЖНИЦА СУДЬБЫ
Перед моим взором рассыпались фантастические краски Австрийских Альп — искристые пики гор, хвойные кружева лесов на белых склонах ледника, обломки скал, а между ними клубился хрустальный дымок, будто поднимались к небу смутные мысли горного исполина. Я до того был очарован сказочными картинами, что на мгновение забыл о том, что сижу за рулем, и автомобиль вильнул, скользнув колесом за разделительную черту…
— Смотрите за дорогой, пан журналист, — раздался позади испуганный голос моего попутчика. — С горной трассы легко и в ущелье угодить.
— Вы правы, пан Вацлав, — согласился я, выравнивая машину. Я сконцентрировался на серой ленточке асфальта, которая убегала по серпантину к перевалу. И где-то там, за седым хребтом, в объятиях скалистых круч, приютился старинный австрийский город Зальцбург, куда несла меня журналистская судьба на встречу с суперзвездой чешского и немецкого кино тридцатых годов Лидой Баровой.
Попутчик словно уловил мои мысли.
— Моя легендарная родственница сводила с ума и президентов стран, и великих банкиров, и дипломатов. Но самый интересный факт, пан журналист, заключался в том, что этой славянкой серьезно увлеклись сам вождь великой Германии Адольф Гитлер и главный идеолог Йозеф Геббельс, — он сделал паузу и многозначительно добавил: — Отношение этих фюреров к восточным народам вам известно…
Он хотел еще что-то сказать, но его узловатые пальцы нащупали банку с пивом, и мой собеседник, забыв обо всем, прилип губами к отверстию в металле, наслаждаясь любимым напитком.
Пану Вацлаву было за шестьдесят. Огромный, тучный, он с трудом втискивал свое тело в салон автомобиля. Землистого цвета лицо, изрезанное мелкими морщинками, выглядело болезненно. Он явно относился к тому типу людей, которые в любой момент готовы отдать богу душу, а в реальности способны прожить столько, что за это время успевают переселиться на тот свет все их близкие. Путь от Праги до этих мест он либо дремал, либо читал газеты, которых в его объемистом портфеле было предостаточно, а в перерывах пил пиво.
— «Старопрамен» заканчивается, — проворчал он. — Хорошее чешское пиво. В горах его не найдешь.
— Вроде бы две коробки «Крушовице» купили? — удивился я.
— «Крушовице» давно закончилось, — пожаловался пан Вацлав. — Но я согласен на немецкое или датское пиво. И на любое другое… Без пива скучно путешествовать…
— Уж такую проблему мы решим, — успокоил я, мысленно отметив, что услуги пивомана мне дорого обходятся.
Чтобы отвлечься от предпочтений пана, я посмотрел вниз. Там будто расстелили географическую карту. Темноватые полосы леса на склонах сопок, речушка извилистой лентой разрубала каменный монолит. Наверху — заледенелая вершина в объятиях туманных колец.
— Судя по дорожному знаку, — услышал я голос соседа, — до ближайшего ресторана два километра. Не пропустите, пан журналист. Там определенно есть пиво.
— Ладно, — бросил я, удивляясь вкусам старого чеха, — красота альпийского королевства его не интересовала.
За поворотом выросло двухэтажное деревянное здание небольшого отеля с рестораном. На стоянке маячил «Мерседес» со знакомым номером. Да, машина моей коллеги Эльзы Вольф.
— Хотите чашечку кофе? — предложил я попутчику.
— Спасибо, — пан Вацлав был сама любезность. — Кофе не хочу, а туалетом непременно воспользуюсь.
Тяжело вздыхая, он вытащил свое громоздкое тело из кузова и медленно побрел за мной.
Эльза сидела у окна и потягивала чай вперемешку с сигаретным дымом. Увидев меня, улыбнулась и показала глазами на свободный стул.
— Думал ли ты, — в ее голосе звучала ирония, — что в маленьком ресторане приютилась за маленьким столиком некая маленькая дама неопределенного возраста — пылинка средь необъятности этого альпийского простора — твоя коллега по перу Эльза Вольф!
— Постоянно о тебе думаю, — молвил я. — И каждая встреча для меня — праздник! Ты смотришься классно!
Она действительно выглядела неплохо. Белое платье из дорогого трикотажа выгодно подчеркивало ее силуэт и щедрые формы бюста. А глаза?! Красота ее в непрестанном изменении лица — в целой гамме взглядов голубых зрачков, в улыбках, в ослепительном сверкании белых зубов, в выразительном изгибе алых губ…
— Хоть фальшиво, но приятно, — хихикнула она. — А что это за увесистый тип за тобой шел?
— Деловой партнер.
— Так что же привело тебя в здешние края?
— Еду в Зальцбург на встречу с легендарной Лидой Баровой. Ты ведь помнишь эту звезду предвоенных лет?
— Еще бы не помнить!.. Сам Геббельс готов был бросить жену и своих многочисленных дочек ради женитьбы на этой славянке…
Кольца дыма подплывали ко мне сизыми трепещущими кругами, и я автоматически отогнал никотиновую угрозу тыльной стороной ладони. Уловив мою реакцию, она погасила сигарету и задумчиво произнесла:
— По-моему, вот уже лет пятнадцать об актрисе ни строчки в газетах. Говорят, фрау Лундвалл (Барова взяла фамилию мужа. — Авт.) не выходит из дома и не принимает журналистов. Необъяснимое затворничество!.. Ты уверен, что она откроет тебе дверь?
— Совершенно случайно мне удалось познакомиться с ее родственником, — я кивнул на выходящего из туалета пана Вацлава. — За определенную плату он везет меня к Баровой…
— Я компенсирую все твои затраты, — проворковала Эльза, — если ты договоришься о моем визите к ней.
— После моей публикации, — заверил я, — абсолютно бесплатно познакомлю тебя с ее родственником. Странный тип, лишнее слово из него клещами не вытянешь, хотя до пенсии проработал переводчиком. Знает русский, немецкий, итальянский и помешан на пиве. За дорогу четыре коробки опустошил…
Я сделал паузу и посмотрел в окно. С четырех сторон долины крутыми диагоналями тянулись к небу снежные вершины, а между ними медленно клубилась серая мгла, в которой будто оживала блеклая панорама горного селения.
— А я направляюсь в лыжный центр — на ледник Штубай.
— Решила покататься?
— Нет. Слалом не для меня. Попросили понаблюдать за одной персоной…
Наш диалог прервал гудок моего автомобиля — нетерпение проявлял пан Вацлав. Я распрощался с Эльзой, подхватил коробку с пивом, заботливо приготовленную кельнером, и направился к машине.
Для многих жителей Зальцбурга фрау Лундвалл так и оставалась загадкой. Ни с кем не общалась, почти не выходила из дому, не принимала гостей. И даже близкие соседи не предполагали, что таинственная старушка — в прошлом кинозвезда Лида Барова. Взять интервью у нее было делом архисложным. Австрийские коллеги подолгу простаивали у порога ее квартиры и уходили ни с чем. У меня тоже не было полной уверенности в успехе.
Пан Вацлав потоптался у двери, позвонил и громко крикнул на родном языке:
— Лидка, открой, это я — твой родственник!
После длительной паузы дверь медленно открылась, и я оказался лицом к лицу с легендарной Лидой Баровой. Средний рост, строгий серый костюм и красивое лицо, отчасти скрытое за большими дымчатыми очками в виде ночной бабочки.
— Как всегда шумишь, Вацлав, — усмехнулась она. — Проходи.
Когда она сняла очки, лицо ее преобразилось, и я увидел обаятельную старушку, очень интеллигентную, с очаровательной улыбкой и, как выяснилось, с обостренным чувством юмора.
— Я полагаю, — в ее голосе звучали иронические нотки, — там, в Прибалтике, обо мне кое-что слышали? Но не о моих ролях в фильмах, например, Федерико Феллини или Витторио де Сика и других знаменитых режиссеров. Скорее знают Лиду Барову как «любимую славянку» Гитлера или «подстилку» Геббельса… Так ведь?
