Мимо ледокола проплывал айсберг, на снежном скате которого виднелись опрокинутые ребристые стены радиаторов.

Галя не могла больше смотреть на море. Она отвернулась.

Плотная муть окутывала море. Ветер гнал тяжелую массу тумана над гребнями волн, смешивал со снегом, но рассеять не мог.

Льдину вскидывало на пенные хребты и бросало в седловины меж волн. Огромная вначале, она вскоре разломилась, подтачиваемая водой со всех сторон.

На льдине стояли четыре человека. Ветер силился сбросить их в воду, волны пытались вырвать льдину у них из-под ног, но люди, наклонившись против ветра, стояли, крепко держась друг за друга. Они походили на конькобежцев, рванувшихся вперед. На соседних волнах прыгали плохо различимые белые пятна льдин.

Люди молчали.

И в этом молчании выражалась вся безвыходность их положения. На тающей льдине они попали в теплое море. Пройдет некоторое время, и вся масса виднеющихся сейчас в тумане белых льдин исчезнет, исчезнет и та, что приютила четырех.

Еще на корабле было принято решение: Алексей и Александр Григорьевич с двумя помощниками отправятся на мол и решат на месте, есть ли необходимость взрывать заложенные еще при строительстве мины, чтобы проделать в плотине проход и дать выход льдам.

Сейчас, стоя с друзьями на льдине, Алексей вспомнил, как принял он решение о взрыве. Трещина перерезала всю плотину. В других местах могло быть так же. Если напор льдов не ослабнет, мол погибнет. Нужно тотчас, не медля ни секунды, дать выход льдам. Это было предусмотрено. Для того и были оставлены в сооружении заряды, управление которыми было сосредоточено на каждом километре Алексей решил, что взорвать мол на протяжении одного километра мало. Нужно это сделать по меньшей мере на трех, еще лучше — четырех километрах. Дядя Саша останется там, где был один из пультов управления взрывом. Денис и Витяка отправятся на катере к соседнему пульту. Сам же Алексей побежит на коньках — он в расчете на это захватил их с гидромонитора — в противоположном направлении, до следующего пульта. Он мог бежать быстрее, чем шел катер, поэтому он взял на себя два пульта.

Это был необыкновенный бег. Штормовой ветер сбоку заставлял не только сгибаться в поясе, но и наклоняться, как на крутом вираже, «ложиться на ветер». Поверхность ледяного мола была идеально гладкой. Ветер смел с нее снег, и, будь солнце, она бы блестела. Но солнца не было, была серая муть, в которой ничего не было видно. Время от времени проносились назад ажурные башни ветряков. Алексей считал их, чтобы остановиться в нужном месте.

Около одной из башен он резко затормозил, нашел пульт и включил аппаратуру управления взрывом на назначенное время. Потом помчался к следующему пульту. Он слишком понадеялся на свои силы, — все время бежал так, словно финишировал. Если бы время бега отмечал секундомер, результат удивил бы и Алексея и всех его соратников по конькобежному спорту. Но Алексей думал лишь о том, что скоро произойдет взрыв. Ему нужно было добежать до крайнего пульта, включить его, потом успеть еще сойти на лед и отбежать по торосистому льду на безопасное расстояние. На торосах коньки будут лишь мешать ему, но снимать их ему будет некогда.

Ветер выл в ушах, глаза застилали слезы, воздуху не хватало, рот открывался, как у рыбы на берегу. Еще мгновение — и конькобежец упадет. Но он не упал, он еще прибавил ходу. Откуда-то взялись новые силы, и их хватило для того, чтобы долететь до пульта, потом сбежать на лед, пробираться по наметенному сугробу по грудь в снегу.

Алексей упал за ближним торосом, стараясь врасти в лед. И тогда раздался взрыв. Осколки сыпались где-то совсем рядом. Лед заколебался под Алексеем. Алексеи вскочил. Ничего не было видно. Колючий от снежинок, несущийся с дикой силой воздух валил его в сугроб.

Алексей прислушался. Лед грохотал. Шла подвижка. Выход открыт! Ледяные поля устремились к югу в образовавшийся проем. Теперь нужно идти к товарищам, найти их.

Алексей переобулся и, добравшись до кромки льда, пошел по льду через торосы навстречу друзьям.

Вскоре им посчастливилось собраться всем вместе. Здесь Алексей узнал, что катер погиб, смятый льдами. Рация осталась на нем.

В море разыгрался сильный шторм, ледяное поле разломалось, и скоро они остались в бушующем море на небольшой льдине.

Льдина таяла, в любую минуту она могла разломиться, стать еще меньше.

Виктор застонал.

— Что ты? — спросил Денис.

— Не хочу я… не хочу! — замотал он головой.

— Чего не хочешь?

— Славы не хочу! — раздраженно выкрикнул Виктор.

— Славы? — поразился Денис.

— Посмертной… Я не хочу, чтобы это было не при мне… Как ты не понимаешь?

Денис хмыкнул и присел, чтобы удержаться при крене льдины. Виктор едва не упал и снова застонал.

— Не при мне, когда не будет этой тающей льдины… когда останется вокруг только эта ужасающе теплая вода.

— А знаешь ли ты, — вмешался дядя Саша, — какие изменения в природе вызовет эта теплая вода?

— Какое мне теперь до этого дело! — отмахнулся Виктор.

Но дядя Саша все же рассказал об идее «Кольца ветров», о предстоящем изменении климата Арктики и зоны пустынь. Дядя Саша нарочно хотел отвлечь мысли своих друзей, но Виктор ничего не слушал.

— Разве что-нибудь останется в мире после меня? Может быть, верна философия солипсизма! Меня не будет, я не буду ощущать мир — значит, не будет ничего… Все существует только до тех пор, пока я его ощущаю.

— Замолчи ты! — прикрикнул на Виктора Денис. — Ощущаю… Я… Тьфу! Солипсист!.. А слово-то такое, словно плюешься. А я вот о хлопчиках своих думаю. Не можно, чтоб они без меня росли. Никак не можно! И не будут…

— Почему не будут? — встревоженно спросил дядя Саша.

— Потому, что со мной будут. Выжить надо, вот что, дядя Саша! В жизнь вцепиться надо так, чтоб и смерти не оторвать!

— За что цепляться? За льдину? — с горечью спросил Виктор.

— А бис с ней, с льдиной! Растает, так и без нее поплыву! И раз хлопчикам моим надо, так и сто километров проплыву… до самого до берега.

— До берега меньше осталось, — заметил молчавший до сих пор Алексей.

— На счастье наше, вода теплая, а не на несчастье! Проплывают рекордсмены такое расстояние? И я доплыву! Как растает льдина, так разденусь и поплыву! Злость на воде держать будет! А тебя, Витяка, жир держать будет, як тюленя!..

Виктор безнадежно махнул рукой. Алеша улыбнулся.

«Сколько в нем силы! — подумал он о Денисе. — Он действительно поплывет. Но доплывет ли? Да ведь он и не один. Спасти надо всех… Но как?»

Безнадежность положения до крайности обострила все чувства Алексея. Он молчал, потому что напряженно думал, стараясь найти, выдумать, изобрести выход. «Осколки льдин… Если бы можно было сделать из них плот, скрепить их хотя бы ремнями, веревками. Порвать одежду, свить веревки… Что можно еще сделать? Что? Денис говорит — плыть, раздеться… Но тогда не бросать одежду! Нет! Из непромокаемых комбинезонов сделать нетонущие пузыри…» И Алеша заговорил вслух, стал убеждать товарищей, что не все еще потеряно. Надо плыть на пузырях из одежды, пока не придет помощь.

— Помощь! Помощь! — рассердился Виктор. — О какой помощи может идти речь, когда такой туман?.. Нас не увидят с самолетов. И радиолокаторами нас не нащупать, потому что ничего у нас железного нет, кроме мускулов Дениса да твоего характера.

— Ничего железного? — переспросил Алексей. — Коньки мои могли бы дать на экране локатора точку, но, к сожалению, я их бросил.

— Подождите, — сказал дядя Саша. — Витя, ты, кажется, не рискнул взрывать мол, находясь на плотине? Ты ведь хотел включить пульт управления минами, сойдя для безопасности на лед.

— Для чего? Для чего я берег себя? — истерически крикнул Виктор. — Для того чтобы утонуть теперь, чтобы захлебнуться, чтобы перестать существовать…

— Замолчи! — не выдержал Алексей. — Говори лучше, проволока у тебя осталась?