Уже через минуту парни в пиратских косынках лезли через все окна, по лестнице и даже стреляли с крыши; они несли потери, но их было ощутимо больше; оборудование загорелось веселым пламенем, и очень скоро оборона чердака потеряла всякий смысл.
Это был уже просто чердак, на котором горели остатки ретранслятора.
Чубатый точным ударом ножа помог освободиться полузадушенному товарищу, выстрелил в направлении плюющего огнем окна и жестом предложил уходить по лестнице. Они попытались прорваться вниз, что удалось сделать на удивление легко; их пыталась остановить только одна из пиратских женщин. Еще один парень, оглушенный взрывом, видимо, только пришел в себя и начал подниматься. Чубатый сбил его прикладом, затем развернулся пристрелить и вдруг узнал.
Этого парня он видел в электричке. Типичный студент, он шел за ними до самого подъезда, с тяжелой сумкой через плечо. Фофан тогда еще заподозрил слежку, а в таких случаях полагалось действовать решительно, но сумка с продуктами и естественный вид парня его убедили. Выходит, Фофан не зря сомневался.
Чубатый перебросил тело парня через плечо, предоставив остальным прикрывать его отход. Возвращение с «языком» обретало хоть какой-то смысл; при допросе выяснится, что этот парень делал в лифте и куда две недели назад исчез Фофан.
На одной из стоявших внизу машин они повезли свою добычу к порталу.
Ивс курил четвертую сигарету подряд. Сводки не радовали; надо было принимать кардинальное решение. В воспаленных глазах обергруппенфюрера светилась сталь.
Щелкнул тумблер внутренней связи.
— Я хочу допросить студента. Как его… Поляков, — Ивс потянул было из пачки очередную сигарету, затем вложил ее обратно, а саму пачку убрал во внутренний карман.
— Руки развязать, снарядить «липучку», без инъекций и спецобработки. Пластырь подключить на мой браслет.
Вскоре в кабинет Ивса в сопровождении дюжего унтера вошел нескладный худощавый парень. Поежившись, он попытался то ли снять «липучку» на шее, то ли просто почесаться; разряд тока заставил его отдернуть руку, как если бы в локте прокрутился шарнир.
— Не нравится, юноша? — Ивс, дружески улыбаясь, смотрел на материал. — Дальше будет еще хуже.
— А… — Парень криво усмехнулся и сказал, как плюнул: — Коммунисты.
— Вы что-то имеете против коммунистов? — В голосе Ивса послышался шелест пепла.
— Что можно иметь против марионеток?
— Непонятно.
— Вы тут все марионетки. Нечисть поганая, марионетки рогатого скота. — Голос парня слегка дрожал. — Сатана за ниточки дергает, а вы церкви взрываете.
— Интересно. Весьма интересный взгляд на вещи. — Губы Ивса снова улыбнулись. — Прежде чем вас обработают соответствующим растворчиком, молодой человек, я хотел бы с вами побеседовать. Хотите двадцать минут жизни? Или даже тридцать?
Студент пожал плечами.
— Пугаете. Да делайте что угодно. Я ни о чем не жалею.
— И вас, разумеется, не запугать.
Парень улыбнулся с откровенной издевкой:
— Ну почему же. Можете на меня погавкать.
Ивс моргнул конвоиру, и студент согнулся от страшного удара в живот. Рефлекторное движение рук породило несколько дополнительных ударов током; с минуту его губы судорожно хватали воздух. Затем он выпрямился.
— Мы остановились на том, что вы довольны своей судьбой.
— А что… — студент отер слюну подбородком о плечо; руками он теперь старался двигать как можно меньше, — не каждому удается спасти свой город.
— Вы, надо полагать, герой.
— Да. Теперь да. Я понимаю, что мне осталось несколько минут, но мне не страшно. А вы мертвец, господин убийца.
— Ну, это уже хроническая наглость. Мертвец у нас вы. Я, юноша, буду жить еще очень долго.
— Вы заблуждаетесь, офицер. ВЫ давно умерли. Ваша душа умерла, она сгнила и разложилась. Вы труп. Ходячее рассудочное тело. И через двадцать-тридцать лет, ну, может, через пятьдесят это тело тоже сгниет. И тогда вас сожрут черви.
— Может быть. Но с вами это произойдет уже сегодня.
— Этого со мной вообще не будет. МНЕ вы ничего не сделаете. Тело вы запытаете, забьете, искалечите. Но до души, до меня самого, вам не добраться. Я скоро буду с Богом. Я в это верю, и, значит, это так.
Ивс нажал неприметную пластинку у себя на браслете. Студента изогнуло в странной формы вопросительный знак. Затем выпрямило столбом. Он присел. Встал. Скрючился. Лицо парня стало багровым от попытки сопротивляться неодолимой силе.
— Ну-с, молодой человек, и кто же из нас марионетка? Я имею полную власть над тобой, сопляк. Я могу убить тебя в любую секунду.
— Это… вам кажется.
Ивс снова щелкнул пластинкой, и студент поднялся, отдуваясь.
— Это вам кажется, господин мертвец. Вы никто, и коробочка у вас в руках — рыболовный крючок. Через него дьявол поймал вас за жабры. Вы считаете, что очень хитры и съели червячка. А теперь черви съедят вас, офицер. И мне жаль вашу душу.
— Корольков, выйди. И закрой тамбур. Дискуссии у нас начались.
Унтер, с явным интересом слушавший разговор, козырнул и вышел.
— Ибо: «И единого волоса на своей голове не можешь сделать белым либо черным». Примерно так.
— Это не вы сказали, юноша.
— Конечно, не я. Это сказал Учитель. А я от себя добавлю: ни хрена вы не можете. И не сможете никогда. Только жечь, разрушать и грабить. Это и есть сила сатаны, сила разрушения. Бессмысленное и тупое зло.
— Сначала надо разрушить старое.
— Восемьдесят лет вы рушили старое? Восемьдесят лет! И что? Что вы выстроили, кроме бараков? Кому вы счастье принесли? Никому. Даже себе. Вы как пауки или крысы. Во всем вашем мире нет любви, одна ненависть. Единственное, на что вас хватило, это взорвать храмы и все вокруг испоганить химией.
— Да вы ничего этого не можете знать, вы же здесь находитесь всего два часа.
— А что, неправда? Вы же везде одинаковые. Шаблонные, одинаковые марионетки. Нелюди. Вы и у нас нагадили, сколько успели. Больше года гражданская война шла. Расстрелы, убийства, ложь, клевета. И везде подлость, подлость, подлость. А о том, что было у вас, и что было у них, мне ребята рассказали. Да я и раньше представлял, что будет, если вас не остановить.
— Да вы действительно герой, молодой человек. Такая речь и без единого зрителя. Но нас, к сожалению, действительно не остановить. Разрушение в природе человека. Даже дети постоянно играют в войну, играют в смерть. Безгрешные, по-вашему, дети, им это очень интересно.
— Они играют не только в войну, офицер. Они еще рисуют цветы и строят замки на берегу моря.
— Но потом они топчут эти замки.
— Песчаные? Иногда да. В каждом человеке живет зло. Но в войну они играют всегда на стороне добра, на стороне хороших людей, так, как они это понимают. Впрочем, я говорю про нормальных детей. Я не знаю, каких детей вам удалось вырастить в вашей удивительной стране. — Осторожно, опасаясь боли от резкого движения, Сергей наклонил голову и сплюнул на пол красную слюну. — Мне рассказывали о ваших методах психологической обработки и допроса. Страна оживающих трупов.
— Не боишься? Герой белогвардеец. Ведь мы тебя расстреляем.
— Боюсь. Но не очень. Даже не думал, что буду так мало бояться. Я в Бога верю. И меня Он будет судить. И простит за все, в чем я грешен. А вы, как и вся ваша поганая сволочь, после смерти будете просто гнить. Да вы и сейчас уже гниете.
Ивс улыбнулся.
— Пути господни неисповедимы.
ИЗ ДОКЛАДНОЙ ОБЕРГРУППЕНФЮРЕРА ВАГНЕРА.
Итоги операции «Гейзер»:
Захвачены семьдесят два объекта из намеченных девяноста трех. Наибольшие проблемы возникли, как и предполагалось, в Москве, в Берлине, в Мельбурне, и, что было неожиданностью, в Квебеке. Основную цель — командный пункт Московской космической защиты — захватить также не удалось, что неизбежно приводит вспыхнувший по всему миру конфликт к затяжной войне и противостоянию. Шансы быстро захватить вышеперечисленные столицы практически утеряны. Управление системой боевых орбитальных спутников Общеевропейского Содружества Наций осталось в руках Яблочкина. Вероятность успеха в предстоящей войне около шестидесяти процентов; но экология планеты будет непоправимо повреждена, что лишает операцию всякого смысла.
