Литмир - Электронная Библиотека

— Рома, давай. Рома! Безнадежен. Вовка! Вовка, ну! А то сейчас ногами начну пинать.

Вовка, покряхтывая, вставал. Иногда. Он был единственным, кто временами присоединялся к Диминым «водным процедурам».

— Женька! Не спать. Не спать, Женька. Вставай, ты же командир.

— Дима, отвали.

— Не спать. Вставай, ну.

— Дима, я сейчас рассердюсь и тебя ударю.

— Давай. Давай, разомнемся.

— Вспотеешь, кувыркамшись.

— Вставай. Ну, давай, поднимайся, это же польза какая!

— Если от этого польза, иди, вон, на Ирину два ведра вылей. Скажешь, я разрешил.

— Лучше я на тебя вылью.

— О-ох. Ну почему я не застрелил тебя вчера вечером?

Быт налаживался. По вечерам скалолазы читали старые газеты, отдыхали и понемногу приходили в себя. Гера и Мишка, используя Зойку и учебник для шестого класса, стали добросовестно учить немецкий язык. То, что на всей территории Союза доминировал русский, их не останавливало. Димка показывал остальным, как мостырить ловушки типа «Рэмбо», основанные на заостренных кольях, растяжках, обвязках, ямах и сторожевых шнурах. В принципе, это оказалось достаточно просто, только времени отнимало в десять раз больше, чем в любом кино. Пару таких «деревянных капканов» скалолазы установили недалеко от пещер. Хотели больше, но в одну из уже готовых ям, спросонья, утром провалился Ромка — счастье, что удачно, поэтому решили ограничиться тем, что уже расставили.

Юлька опустилась на большой камень, вытянув усталые ноги. Под глазами ее, прежде живыми и радостными, залегли черные круги. Что-то исчезло из этих глаз, что-то неуловимое, именно то, что когда-то безумно любил Женька. Она привычно привалилась к его спине, отдыхая. Близости или желания близости в этом жесте не было абсолютно — просто удобная поза. Женька попробовал обнять ее плечи, но Юлька мягко убрала его руку.

— Ну что ты опять… Я же только…

— Не надо, Женя. Не надо.

— Ешкин кот, да почему не надо? Почему мы должны как чурки каменные сидеть?

— Не надо, Женя. Очень тебя прошу.

Он развернул ее лицом к себе и долго смотрел в потухшие глаза. Когда-то ему удавалось увидеть в них звезды, далекие, черные бриллианты звезд — у Юльки были удивительные глаза. Когда-то. Теперь в них отражался только пепел.

Они ничего не говорили, не вспоминали. Они пытались лечить это временем, временем и молчанием. Он был заботлив и нежен, или очень старался быть таким. Но что-то очень хрупкое исчезло, рассыпалось, как разбивается безумно дорогая и красивая ваза, и никак не получалось склеить вновь острые хрустальные осколки. Каждый раз, когда они пытались их клеить, они резались о них в кровь.

У них вообще не получалось быть вместе.

Дальняя охота — а только очень далеко от своей пещеры они иногда решались стрелять — оказалась удачной. Истратив всего несколько патронов, ребята принесли двух горных баранов и птицу, похожую на дрофу. В это же время Игорь снял с силков четырех крупных зайцев. Мясо резали ломтями и сушили, вернее, вялили на ветру.

— Тут и думать нечего. Без дороги никуда ты по зимнему лесу не уйдешь. Далеко не уйдешь. От усталости загнешься. — Игорь перевернул подкоптившийся кусок мяса.

— Это если без лыж. — Вовка был настроен, по обыкновению, оптимистично.

— Это и с лыжами, и без лыж. Лыжник хренов. Крест себе могильный сделаешь из этих лыж. Ты много по целине да по кустам и оврагам ездил? Это не спартакиада, и даже не биатлон. А жрать чего? А обувь где сушить? А крепления ремонтировать? Любая коряга под снегом — хрусть, и пополам. Что тогда? Замену из бревна выстругивать?

— Да нет, так нет. Я ведь только предложил. Надо что-то делать, что ж мы, как попали в дерьмо, так в нем и сидим.

— Так ты не вылезти из него предлагаешь, а с головой нырнуть. Опять же, следы зимой тянутся, как хвост.

— Ребята, самое хреновое в нашей истории не то, куда и как мы попали. — Димка выудил пальцами из «обеденного» блюда самый прокопченный кусок мяса. Рядом стояла здоровенная миска соуса из толченых опят. От грибов всех уже начинало воротить.

— То есть? Поясни свою глубокую мысль.

— Поясняю. Последнее время у меня очень погано на душе. — Димка тщательно разжевал мясо и продолжал: — Я все думаю, какая у этих гильбронавтов была причина перетаскивать нас сюда? Это наверняка хорошую копеечку стоит, и риск в этой операции тоже есть, и времени она отняла порядочно. Для чего? Кто-то проследил за группой, кто-то не поленился, собрал информацию. Они знали, что нас долго не начнут искать, они не стали хватать просто людей из поселка.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что я хочу сказать? Да ты сам все знаешь, только факты сопоставь. Им не нужна паника. Они скрытно разыгрывают какую-то игру, какую-то хитрую комбинацию. Они летают, ну, или перемещаются, к нам. И дорожку эту они протоптали уже давно, лет десять, а то и пятнадцать назад, сколько именно, мы даже не знаем точно. Об этом и нельзя узнать по газетным публикациям. Но давно. И засветиться они у нас до сих пор не засветились. Нигде. Работают умело, чисто. Все, что я, например, знаю, так за последнее время вроде стало больше людей пропадать. Но как это связано с ними, и связано ли вообще, это даже от нашего костра не видно. Они действуют тайно. Считают необходимым соблюдать конспирацию. Ничего хорошего от этих ребят с красно-коричневой идеологией ждать не приходится. Для чего они воруют у нас людей?

— Ну… положим. Ну и что? Ты считаешь, они воруют людей регулярно? — Вовка вытянул ноги так, чтобы уберечь уже начинающую подгорать обувь.

— А почему нет? Что мы собой такого уникального представляем? Ты что, принц Египетский? Нет? И я нет. И выкуп им за нас вроде как не требовался. Мы им были нужны как кролики, только как кролики, не более того. Обычные медицинские кролики в рамках какой-то исследовательской военной программы. Биологические собачки для опытов. Лягушки. Соответствующее обращение. Здесь же все санкционировано, все по приказу. На все получено добро. А из этого следует простой вывод: кроликов требуется много. Чем больше, тем лучше. Значит, ставится много опытов.

— А зачем им кролики? В смысле, зачем для этого воровать людей из нашего мира? Своих, что ли, трудно найти?

— Вот именно. Зачем? Своих найти, безусловно, проще. У них американцев целый континент, они их тысячами расстреливали, Австралия, Южная Африка. Они мир завоевали, целый мир. Сбылась мечта Александра Македонского. У них не должно быть никаких проблем с материалом. Они на опыты могут десятки тысяч отправить и отправляют, наверное, но все равно еще и у нас воруют, причем это и сложно, и дорого, и рискованно. Зачем? — Димка явно увлекся, потерял из виду Оксану, что разливала варево большой деревянной ложкой, и теперь с сожалением проводил глазами аппетитный кусок, ушедший в миску Геры. С плохо обожженного края глиняной плошки просачивались капли.

— А может, им своих резать жалко. — Оксана, проследив за скорбным Димкиным взглядом, выбрала и ему кусочек пожирнее.

— Какая у фашистов жалость? И американцы для них не свои.

— И что? Я все равно не понимаю. — Вовка пересел на чурбак, аккуратно держа двумя руками миску. — Зачем же нас-то похищать? Нелогично. Сложно. А ты говоришь, что и еще есть такие же, как мы. То есть похищения идут сплошной чередой. Одну глупость делать глупо, а десять, или двадцать, или там сто пятьдесят — умнее, что ли?

— Я не так говорю. Я говорю, что не надо считать себя уникальностью. Я считаю, что если они похитили нас, то это не потому, что им нужны были конкретно мы, «столбисты» из Красноярска. А просто потому, что мы представляем собой прекрасный материал для экспериментов — молодые, здоровые, и искать никто не будет.

— Как это не будет? Еще как будут.

— Будут, будут. Но позже. И ничего не найдут. А главное, никто не сочтет это чем-то необычным. Уфологи наши не встревожатся, ФСБ не встревожится, любое исчезновение в горах, да еще у границы, пройдет, как несчастный случай. И почему ты считаешь, что мы в такой подаче первые и единственные? Они так, по горам да по болотам, могут за несколько лет сотни людей наворовать. Те в тайге исчезли, те еще где-нибудь. Там бомжи, там бродяги, там влюбленные, что за городом шастали… Нет следов, нет улик, нет мотива преступления.

32
{"b":"230926","o":1}