— Вы Твердовский?

И даже отступил на шаг, обтирая плевок, попавший ему в лицо.

Скромно одетая молодая женщина взошла на крыльцо чистенького каменного особнячка и взглянула на прибитую к двери визитную карточку.

прочла она на ней, вздохнула и нажала кнопку электрического звонка. Звякнула цепочка, и на пороге показалась щеголеватая горничная в накрахмаленном переднике и чепчике. Она презрительно прищурила глаза на скромную посетительницу.

— Вам кого угодно?

— Софья Николаевна дома? — спросила женщина.

— А вам по какому делу?

— По личному. Вы доложите, что ее спрашивает Антонина Михайловна Ткаченко.

Горничная захлопнула дверь и скрылась. Минуту спустя она широко раскрыла дверь и пропустила посетительницу.

— Пожалуйте, — сказала она почтительно, провожая ее в нарядную гостиную, — барыня сейчас выйдет.

Гостья присела на кресло в ожидании хозяйки, а в это время на улице, у крыльца особняка, встретились двое прохожих. Они равнодушно прошли друг мимо друга, как незнакомые, и только один из них тихо бросил, как бы про себя:

— Вошла. Гляди, Степан, в оба!

И разошлись. На углах квартала оба остановились и, небрежно прислонившись к деревьям, стояли и курили, бросая изредка быстрые взгляды на особняк.

В гостиной зашуршала портьера, и быстрыми шагами вошла полная красивая блондинка в сером шелковом платье. Она бросилась к гостье и крепко обняла ее:

— Тоня! Боже, как я тебе рада! Но как ты попала ко мне и как рискнула? Пойдем ко мне в будуар, а то сюда может нагрянуть мой Серж, а тебе вряд ли будет приятно с ним встретиться, да и мне не очень хотелось бы этого.

Она взяла гостью за руку и ввела ее в светленький и кокетливый будуар.

— Ну, садись, садись. Ах, как я рада! Признаться, в гимназии я никак не ожидала, что у тебя будет такая романтическая судьба. Подруга знаменитого Твердовского. Это же прекрасно, как роман, — щебетала возбужденная прокурорша, — ведь он же настоящая знаменитость, твой муж. Как Хаджи-Мурат или Зелим-Хан. Быть женой такого человека куда приятней, чем женой прокурора, который каждый день до трех утра режется в карты, а дома храпит и не обращает на тебя никакого внимания.

— Может быть, приятней, но тяжелее, милая Соня, — грустно ответила Антонина.

— Ничего. Зато у тебя есть, что вспомнить. Ну, рассказывай! Впрочем, ты, верно, проголодалась. Чего хочешь, кофе, какао?

— Не беспокойся. Я ничего не хочу. Я пришла к тебе как к старой подруге с большой просьбой. Ты, благодаря своему положению, можешь ее исполнить. Дело касается моего мужа.

— Твоего мужа? — восхитилась прокурорша. — Прекрасно, говори! Для твоего мужа все постараюсь сделать. Мой благоверный называет его разбойником, но, право, милая Тоня, они со своим преферансом, из-за которого им нет дела до своих жен, большие разбойники. Ну, говори, говори же!

Антонина подвинула стул к подруге и, низко нагнувшись к ней, заговорила шепотом, волнуясь и беспокойно оглядываясь по сторонам. Лицо прокурорши покрылось румянцем, ее глаза загорелись истерическим восторгом. Она хлопнула в ладоши.

— Боже мой, это восхитительно! — сказала она. — Это так романтично! Я клянусь тебе, что сделаю это. Послезавтра все будет в порядке, можешь быть спокойна. А если он попробует отказать, о, тогда я припомню ему его преферанс! — грозно сказала она.

— Я не знаю, как мне благодарить тебя, — сказала Антонина, вставая и прощаясь.

— К чему? Я это сделаю в равной мере для своего, как и для твоего удовольствия, — ответила экзальтированная прокурорша, целуя подругу, — но почему ты не хочешь посидеть у меня еще?

— Нет, пора. Меня ждет ребенок.

— Как, у тебя ребенок?.. Твердовского.

— Да. Он родился неделю назад.

— Ну, я обязательно приду взглянуть на него. Ах, как скучно, что я должна иметь ребенка от такого тюфяка, как Серж! — вздохнула прокурорша, закрывая дверь за гостьей.

Антонина, улыбаясь, тихо пошла по улице. На углу к ней подошел один из прохожих, встретившихся у прокурорского крыльца. Он равнодушно прошел мимо нее и кинул чуть слышно:

— Ну, как?

— Все благополучно, — ответила Антонина, не оборачиваясь.

Прокурор Бубнов вернулся из клуба около трех часов ночи в веселом настроении. Он выиграл в покер около двухсот рублей и хорошо поужинал в компании закадычных друзей. Он снял в передней ботинки, надел туфли и тихонько направился в спальню, чтобы не разбудить жены и не получить нахлобучки. Но к его удивлению прокурорша не спала. Она лежала в кровати, в кокетливом кружевном чепчике и, облокотив белокурую головку на руку, читала французский роман в желтой обложке. Прокурор остановился с робостью на пороге.

— Ты не спишь, Софи? — спросил он с испуганным удивлением.

— Нет, я ждала тебя, Серж, — ответила прокурорша и томно потянулась, как сонная кошечка. Прокурор тихонько сел на край кровати и поцеловал руку жены. Она лукаво улыбнулась и пригрозила ему пальчиком.

— А я придумала тебе наказание за твои полуночные бдения в клубах, — сказала она, принимая самую выгодную и соблазнительную позу.

— Мгм, — ответил прокурор, потянувшись к супруге с поцелуем. Она вдруг завернулась в одеяло до шеи и, сделав строгую мину, шлепнула его по губам.

— Нет, нет! Это оставьте! Я не разрешаю вам дотронуться даже до моих пальцев, пока вы, милостивый государь, не исполните моей просьбы.

— Какую, милостивая государыня?

Прокурорша вздохнула.

— Ах, очень маленькую, Сержик. Мне нужен пропуск в тюрьму для свидания с Твердовским.

Прокурор вскочил. Глаза его стали круглыми, и он сделал такой жест, как будто хотел перекрестить прокуроршу.

— Ты в своем уме? — вскрикнул он. — Что за глупые шутки?

На лбу прокурорши показалась грозная морщинка, предвестие грозы.

— Я не шучу, — сказала она, — и не думаю шутить. Я очень хочу повидать знаменитого разбойника. Мне скучно жить. Я никого, кроме твоих партнеров-картежников и тебя, не вижу. А от вас проку мало. Я хочу посмотреть на Твердовского.

— Но ты прямо соскочила с винтика! Это невозможно, — ответил прокурор, сжав руки, — что за дикая фантазия! — И, видя, что лицо жены принимает все более грозное выражение, поспешно добавил: — Ну, дай я тебя поцелую, пульпультик!

Но прокурорша отстранилась от супруга как от зачумленного.

— Оставь, оставь! Надоело мне колоться о твои рыбьи баки. Убирайся, пожалуйста! Вот как ты меня любишь? Хорошо же! Можешь уходить спать в свой кабинет и больше сюда не являться. Я тебя видеть не хочу! Я себе двадцать, нет, тридцать любовников заведу, а ты целуй нашу Глашу! Думаешь, я не знаю, как ты к ней подъезжаешь?

Удар попал в цель. Прокурор растерянно затоптался на месте.

— Что ты говоришь, — постыдись! Ну зачем тебе пришла в голову такая невозможная мысль? На кой черт тебе Твердовский? О чем ты будешь с ним, наконец, разговаривать?

— Не беспокойся, — отрезала прокурорша, — он, наверное, умеет говорить интересней, чем эти твои судебные кандидаты, у которых ничего, кроме двадцатого числа и водки, в голове нет. Или ты мне дашь пропуск, или…

— Но ведь он сам может не пожелать, чтоб его разглядывала, как зверя, какая-то экзальтированная… — Прокурор чуть не брякнул «дура», но вовремя поправился: — дама. Или он может просто обругать тебя, когда увидит, что ты пришла смотреть на него, как на зверя в клетке.

— Я тебе говорю, что он вежливей и приличней вас всех. Даешь ты мне пропуск или нет?..

— Но надо же сообразить. Дай мне подумать…

— Никаких раздумываний. Какой ты жестокий, Серж, какой тиран! А я так ждала тебя сегодня. Я думала, — протянула прокурорша пленительным щебетом, снова отбросив одеяло и открывая всю фигуру, — он придет из клуба, согласится на мою просьбу, доставит мне маленькое удовольствие, а я его так кре-е-епко поцелую.