Это только из книжек знакомое «сиротский приют» неприятно резануло слух, обидой за Камбара отозвалось в сердце. «Сиротский приют!» Видел бы ты, старый, как «сирота» этот на строительстве плотины работал!

— Я же сказала, что сейчас приду! — в голосе Мухаббат прозвучало раздражение. — Сколько можно твердить об одном и том же?

Ей вспомнилось вдруг, с каким воодушевлением и гордостью говорила ей в последнюю их встречу в правлении Зоя Кузьминична:

«У нас лишившихся зрения инвалиды трудятся наравне со здоровыми людьми. Они, как и все советские люди, приносят своим трудом пользу Родине…»

— А я что? Я ничего… — невозмутимо продолжал сторож. — Мне приказали, я передал…

— Скажите, что через полчаса буду у правления, — бросила Мухаббат уже на ходу.

— Скажу, как не сказать…

Дома Мухаббат вошла в свою комнату и стала торопливо переодеваться. И тут о улицы послышался сигнал машины. Объяснив на бегу свекрови, что её по неотложному делу срочно посылают в город, она «заспешила к калитке.

В кузове грузовика сидело двое. В одном Мухаббат сразу узнала Камбара. А кто второй? Совсем ещё юный, от силы лет пятнадцати, он примостился у кабины, втянув стриженую голову в худенькие плечи. Лицо у мальчика неподвижно. Отсутствующее выражение его и какая-то полувиноватая улыбка подсказали Мухаббат, что он слепой.

Мухаббат встала на колесо и уже собралась было запрыгнуть в кузов, но шофёр попросил!

— Садитесь, пожалуйста, в кабину.

— Нет-нет! — запротестовала она. — Пусть в кабине едет Камбар-ака.

— Я дороги в город не знаю, — пояснил шофёр.

В колхозе он работал недавно, и это была действительно первая его поездка в город.

Мухаббат нехотя соскочила на землю и села в кабину. Когда машина тронулась и побежала, набирая скорость, она спросила у шофёра:

— Кто этот паренёк?

— Несчастный, вот он кто…

— Это я и сама вижу, — резче чем она ожидала, оборвала шофёра Мухаббат.

В словах его послышался чуть ли не тоже «сиротский приют».

Шофёр удивлённо глянул на женщину и безразлично добавил:

— Его, кажется, Сакиджан зовут. Говорят, сводный брат какого-то Мирабида.

— Мирабид?! Так, значит, это сын нашей тётушки Кунпаш?

Мухаббат слышала, что после того, как мальчик ослеп, отец его бросил семью. Узнав об этом, Камбар решил забрать его с собою.

— Да, — подтвердил шофёр. — Мать его только что ушла. Плачет, бедная. Да и как не плакать, когда сына в сиротский приют забирают…

— Да что вы все заладили: «сиротский приют, сиротский приют»! — уже взорвалась в гневе Мухаббат. — Недавно вон сельсоветский сторож, а теперь вы!..

— А что же там, если не сиротский приют? — искренне изумился шофёр. — Если одевают-обувают, кормят-поят, значит, сиротский приют. Вы-то сами видели то место. Куда мы везём этих несчастных?

— То место, куда мы их везём, — Мухаббат кивнула на кузов, — предприятие. Понимаете, промышленное предприятие, а не сиротский приют. Там люди работают, как и мы с вами…

— Что же они, слепые, делать-то могут? — озадачили шофёра слова этой неизвестно чем рассерженной женщины.

— А вот приедем — сами увидите… «Сиротский приют»! И выкопают же такие слова!

До самого города Мухаббат больше не проронила ни слова. «Ведь так, наверное, и о Рустаме думают, — вспомнила она о муже. — Говорить не говорят, а думают… Только того «сердобольные» не знают, как страстно жаждут Рустам и ему подобные труда, любого, пусть даже самого тяжёлого, но полезного».

В лобовое стекло кабины застучали крупные капли дождя. Потом хлынул настоящий ливень.

— Чтоб ты пропал! — в сердцах прошептала Мухаббат. — Ну и достанется же Каромат с женщинами…

— Что? — повернулся шофёр. — Вы что-то сказали?..

И тут Мухаббат обожгла мысль о тех двоих, в кузове.

— Остановите машину! — крикнула она и на ходу открыла дверцу. — Немедленно остановите!

— Да что случилось? — испугался шофёр, нажимая на тормозную педаль.

— У вас брезент есть? — взволнованно спросила Мухаббат.

— Брезент?.. Ах ты, чёрт! — понял он наконец, в чём дело. — Конечно, есть…

Через несколько секунд оба они уже были в кузове. Камбар сидел неподвижно, заботливо прикрыв голову и плечи парнишки полой своего пиджака. Вода сбегала с тюбетейки, струилась по лицу, но он не вытирал её и даже глаза не закрывал. Казалось, Камбар всматривается в затянутую густой сеткой дождя даль, словно хочет увидеть там что-то светлое и желанное.

— Камбар-ака, извините, — сдавленным голосом проговорила Мухаббат. — Мы сейчас… Нет, вы лучше с Сакиджаном в кабину садитесь…

Камбар ничего не ответил. Лишь отрицательно покачал головой.

Тогда они вместе с шофёром быстро развернули уже намокший и ставший жёстким, как фанера, брезент, осторожно накрыли им мужчину и мальчика.

— Может, и правда, в кабину сядете? — повторила Мухаббат, но Камбар и на этот раз не отозвался. Он лишь потянул за край брезента, заботливо прикрывая им поплотнее мальчика.

Мухаббат, молчаливая и подавленная, сидела в кабине, смахивая с лица капли влаги. И было непонятно, дождь это или женщина беззвучно плачет.

Из этого тягостного состояния её вывела небольшая трогательная сценка, которая предстала глазам, едва машина въехала в ворота предприятия.

У порот стояла девушка. На ней было новенькое крепдешиновое платье, изящные лаковые туфли, а на голове — вышитая тюбетейка, из-под которой змеились, ниспадая ниже пояса, две туго заплетённые косы. К груди она прижимала букет роз. Они как-то по-особому нежно оттеняли миловидное девичье личико. Мухаббат переводила глаза то на лицо девушки, то на цветы, любуясь завидной свежестью молодости и цветения.

Но вот девушка, по-прежнему прижимая к груди благоухающий букет, обошла сложенный посередине двора камыш и направилась к асфальтированной дорожке. Осторожно нащупала её ногами и тут же ускорила шаг.

Шофёр, так же как и Мухаббат, не отрывавший от девушки глаз, только теперь понял, что она — слепая.

А навстречу ей шёл парень.

— Кажется, цветик мой цветы несёт? — ласково проговорил он, беря девушку за руку чуть выше локтя.

— Да, я действительно принесла цветы. Тебе…

— Спасибо. Только самый прекрасный для меня цветок — это ты!

От этих пылких и нежных слов парня девушка негромко рассмеялась, уткнув лицо в букет.

— Вот вам и «сиротский приют»! — не удержалась, чтобы не уколоть шофёра, Мухаббат.

— Ну, ладно, — смутился он. — Откуда я знал? Люди говорят, и я повторял…

В это время во двор вышел Газимбек. Увидев машину, торопливым шагом направился к ней.

— Здравствуйте! — он пожал руку Мухаббат, потом шофёру. — Вы к нам? Чем могу служить?

Он посмотрел на неловко вылезавшего из кузова Камбара, па то, как он почти на руках опустил на землю Сакиджана, и начал догадываться, с чем приехали нежданные гости. Ну что ж, люди ему всегда нужны. Только мальчишка… Совсем, видать, ещё ребёнок.

— Мы из колхоза «Коммунизм».

— Очень, очень рад. Значит, шефы наши. А как там поживает Ахмаджан-ака, товарищ Халмурадов? Да… В колхозе вашем есть ещё семья Шакировых. Рустам и его жена Мухаббат. Вы знакомы с ними? — оживился Газимбек.

Мухаббат рассмеялась:

— Знакома, Газимбек Расулович, со всеми хорошо знакома!

Не выдержал Камбар.

— Товарищ директор, да ведь с нами сама Мухаббат и разговаривает, — с улыбкой сказал он.

Газимбек смутился. С Мухаббат он действительно не встречался, хотя знал о ней со слов Зои Кузьминичны,

— Да что же мы стоим! — забеспокоился Ганиев. Пойдёмте ко мне,

И он направился в свой кабинет. Едва сели, вошла девушка-секретарь с двумя чайниками свежезаваренного чаю и небольшой тарелочкой с кишмишом и колотым сахаром.

— Кстати, Мухаббатхон, — переливая чай, заговорил Газимбек. — Я слышал, что Рустам Шакиров снова стал видеть. Это правда?

— Да. Недавно он сам и письмо написал. Своей рукой.

— Я от всей души рад за Рустама и за вас.