— Вероника…
Резко поднимаю голову.
Я проверяла детские тетради. Время — половина третьего. Мой ученик, который должен прийти на репетиторство, заболел, поэтому сегодня я буду без денег, но смогу сделать больше, чем обычно. Всегда нужно делать очень много. Подготовиться к урокам, распечатать материал, найти нужные иллюстрации. К сожалению, из всяческих новшеств современного мира в моем кабинете лишь принтер — подарок родителей школе да старенький компьютер — тоже безвозмездный дар одного из моих учеников, которому родители подарили на День рождения ноутбук, бабушка — планшет, и он отдал Веронике Васильевне свое старое богатство. Но мне хватает, и я Максиму действительно благодарна. Только не нравятся Веронике Васильевне его встречи и «дружба» с Леной… А с ней ситуация тянется, и края не видно. Решать что-то здесь надо, решать…
К моменту, когда в мою дверь зашел Роберт и остановился на пороге, я смотрела в тетрадку очередного пятиклашки, но мыслями была далеко: в том вечере, когда увидела среди стайки девушек белокурую Леночку.
Может, попросить Стаса еще раз туда съездить и проверить, стоит ли она на дороге или нет? А если стоит, тогда что?
А Стас туда поедет?
Какая ты, Вероника, все-таки меркантильная. Он тебе ничем не обязан, и ездить — тоже. Да, ты с ним спишь теперь, не только в шахматы играешь, но что из этого?
Давно не играли уже, кстати. И Стас даже не предлагает. Может, самой предложить?
Улыбаюсь весело. Какие шахматы, о чем вы… Сейчас Стас нашел более перспективное занятие, нежели гроссмейстерские партии. Но я не верю, что они будут брошены навсегда. Стас очень серьезный и амбициозный мальчик, привыкший добиваться успеха во всем.
Улыбка моя потихонечку гаснет. И в деле со мной он тоже добился успеха.
Ну да ладно. За это никто на него не в обиде.
И тут я услышала голос Роберта.
Он чуть нерешительно переминается с ноги на ногу, стоя на пороге. Думаю, стоял он там уже давно, стоял и смотрел, как я в упор гляжу в тетрадку, не переворачивая странички.
— Добрый день, Роберт! — радушно приветствую его я. Не ожидала. Или ожидала?
Он будто получает какую-то команду: проходит к моему столу через весь класс, садится напротив за ученическую парту и смотрит несколько встревоженно.
— Вероника, я на минуточку, иду на вызов к ребенку. Как твои дела? Мы с Марком разволновались, звонили тебе, но телефон был выключен… И в воскресенье тоже…
Да, это так. До обеда в воскресенье я даже и не вспомнила, что забыла его включить. Судорожно включила часа в три, с испугом ожидая, что Стас мне звонил, а я не ответила… Но Стас прислал лишь смс о делах и перезвонил только вечером.
А непринятых звонков от Роберта и в субботу, и в воскресенье было много. Но я не ответила, и понятно, почему.
— Вчера Марк сказал, что видел тебя в школе и ты в добром здравии, что все нормально, поэтому мы успокоились. А сегодня я вот… забежал к тебе на минутку, чтобы удостовериться… — говорит он искренне и с таким беспокойством за меня, что мне самой становится стыдно.
Очень стыдно. Крайне стыдно.
Нужно все рассказать сейчас…
Стоп, Вероника. Что рассказать-то? И как рассказать? Остынь. Может, все иначе, чем тебе кажется. Не так уж ты и нравишься Роберту. И он объявит скоро, что нашел новую претендентку на роль своей жены и матери Марка, а именно — Лену.
— Я… извини, Роберт, что ничего не объяснила. У меня случилось такая беда… Жужик отравился, и мне уже было ни до каких поездок.
— Твоя собака, да? А что с ним было? Понос, рвота?
— Да-да… — прости меня, Жужа! Долгих лет тебе и крепкого здоровья!
— К ветеринару? — осведомился Роберт, по-деловому переходя на профессиональный прием «вопрос-ответ». Конечно, он же врач, а животные — как дети…
— Да, пришлось брать такси и везти.
— Энтерит?
— Я…я не знаю, — не будем попадаться на каверзных вопросах. Я ведь не имею представления, что это слово-то значит, — ветеринар что-то вколол…и в воскресенье тоже на такси…извини, но моя собака — это все, что у меня есть, и мне очень…
— Можешь ничего не говорить, Вероника. Я понимаю тебя. Но почему ты ко мне не обратилась за помощью? У меня же машина. Я бы довез. Конечно, я не ветеринар, но первую помощь оказать бы смог, конечно, если это не чумка и прочая гадость… Он съел что-то не то?
— Скорее всего. Роберт, мне очень жаль, что так вышло…
— Ничего страшного, Вероника, не случилось, и тебе не нужно извиняться. Мы с Марком в гостиницу не поехали, но ни капли не пожалели, что не поехали, — Роберт пожимает плечами и улыбается так открыто, — просидели дома все воскресенье, пили чай с пряниками, смотрели фильмы, вместе осваивали выжигание по дереву…только не хватало тебя. Мне. Ну… и Марку тоже.
И он смотрит на меня, а потом опускает глаза, и выражение его лица… Его не сыграешь.
А Веронике — душевная боль чуть не до слез. «Только не хватало тебя. Мне».
Отче, почему люди всегда получают не то, что они хотят? Или — то, но совершенно не вовремя?
— Мне… мне очень приятно, Роберт, что вы ко мне хорошо относитесь с Марком…
— Хорошо? Просто хорошо, Вероника? — грустно смотрит на меня Роберт, — хорошо — и только?
У него очень усталый и потерянный вид, замечаю внезапно. Да, он аккуратно подстрижен, щегольски одет, и носит черное пальто с прямо-таки заграничным лоском, но — ничего не скрыть. Я знаю, откуда эта потерянность и усталость — сама ее вижу каждый день в зеркале.
От того, что твой сын растет без матери, а ты слишком самокритичен и не мнишь, что можешь заменить ее собой. От того, что тяжело справляться одному со всем на свете. От того, что вечерами ложишься спать в свою холодную одинокую постель и не знаешь, сколько это будет длиться — год, два, десять? Ведь нужно найти своего человека, близкого тебе по духу, или хотя бы того, кто нравится. А если человечка нужного рядом не оказывается?
Роберт похож на меня. Будет лучше один, чем вместе с кем попало.
Но на мой восхищенный порыв души, который вот-вот оторвется от земли и полетит ввысь, поднимает голову прелюбезнейший червяк сомнения и душит его на корню.
Нет близкого человека, говорите? А как же Лена в болотно-зеленой юбке в пол? Вот уж кто и все принципы разделяет, и что хочешь для тебя сделает. Не нравится?
Насильно мил не будешь. Помнишь об этом, Вероника?
Так почему ж ты с ней не поговоришь и всю правду не расскажешь, чтобы больше не надеялась? Держишь на черный день?
«Вероника-а! Перестань язвить», — говаривала мне моя мама.
Ну что за дурацкий характер! Никому доверия нет.
— Я, наверное, не умею говорить о своих чувствах и слишком замкнутый, да? Но мне казалось, что…а, извини, — Роберт делает попытку отвернуться, но я протягиваю руку и останавливаю его:
— Роберт, я… я понимаю.
Смотрю с великим участием на Роберта. Насильно мил не будешь — это так.
Но у меня прямо-таки насильно?
Он будет очень заботливым отцом и мужем. Он не бросит меня и не скажет злого слова, лишь бы продемонстрировать, какой он крутой и какая я неудачница и бедная золушка.
И он мне нравится.
Не до такой скручивающей неведомой боли, которую я чувствую, когда думаю о Стасе. «Нравится» по отношению к Роберту — взвешенное, спокойное, будничное.
И он не побоялся первым сказать о своих чувствах ко мне — а это, знаете ли, похвально. И встречается у мужчин нечасто. И если встречается, то все обычно бывает не просто так, а в случае с Робертом, возможно, будет серьезно…
— Я ценю, Роберт, твое отношение… Ой, тоже не умею говорить! Когда надо сказать важные вещи, слов обычно не находится, правда? — Роберт кивает в знак согласия, улыбается мне той же улыбкой, что и у меня сейчас на лице — немного испуганной из-за того, что перед человеком раскрываешь все самое личное, признаешься ему в своих привязанностях.
— Вероника, ты мне очень нравишься. Очень. Ты, наверно, давно это поняла.
— Поняла.
