— Ты следи за своими захватами, — разглядываю покрасневшую кожу, — а то меня еще спросят, откуда они…

Вот вам. Немножко маслица в огонь. Оказывается, я еще та интриганка.

— Ладно, пошли, провожу, — Стас решительно встает, а я — за ним следом. Шахматная доска сиротливо стоит на столе, фигурки замерли на своих местах. Так и не доиграли мы партию в шахматы.

Зато стремительно и быстро разворачивается новая партия — уже в моей жизни. Очень хочется в это верить.

— Сомневаешься? — едко иронизирую я. Стас набрасывает куртку на плечи.

— Не раскатывай губки. Просто хочу прогуляться.

— Конечно, прогуляться, — хмыкаю я, пока мы спускаемся вниз и выходим из подъезда, — но увидишь только ребенка у подъезда. И попрошу тебя, Стас, не провожай до дома. Я не хочу, чтобы мальчик тебя видел. Понятно?

— Не переживай, не разрушу твое прекрасное счастье.

— А можешь?

— Могу, — несколько секунд я смотрю в непроницаемые серые глаза и не совсем понимаю, зачем мы об этом говорим. Потом пожимаю плечами.

— Я как-то не жду от тебя такой гадости. Все-таки… некоторое количество добра я тебе сделала…

— Вероника, как ты все усложняешь. Я вышел прогуляться, заодно посмотрю на мальчишку. Плюс порадуюсь за то, что у тебя что-то начинает получаться в жизни. Даже готов помочь в твоих лучших начинаниях, совет дать, если попросишь. Так что на меня можешь рассчитывать. В какой-то мере, мы с тобой друзья. Или нет?

Спотыкаюсь от неожиданности.

Ничего себе. Первый раз такое слышу от Стаса. Чтобы успешный и благополучный Стас считал меня своим другом, а не человеком второго сорта? Правильно говорит, друзья «в какой-то мере». Что же это за мера такая?

— Согласна, Стасик. В какой-то мере — друзья. А в какой-то…

— Много думаешь, — качает головой Стас, — все проще, чем тебе кажется. Сейчас общаемся, потом — нет, поэтому сейчас дружим, а что потом — неизвестно. Время разводит людей. Но если надо, помогу тебе и подскажу. Объективный мужской взгляд на проблему никогда не помешает, а, дорогая?

До моего дома остается всего ничего, и я вижу Марка, сиротливо нахохлившегося на лавочке около подъезда. «Что же ты в подъезд не зашел, малыш? Заболеть пытаешься?», — сочувственно ругаю Марка про себя, и самой становится градусов на десять холоднее.

Надо бежать быстрее, пока ребенок не закоченел, а не трепаться со Стасом. Толку от наших разговоров? Я делаю вид, что моя личная жизнь наладилась, Стас верит — или делает вид, что верит. Глупое времяпровождение.

— Не помешает, советчик. До вторника, что ли?

— Да. Но если новости будут, звони раньше.

— Какие новости, Стас?

— Как — какие? По личному вопросу.

— А-а.

— Пока, — и легкий поцелуй в щечку.

— Ой, иди-ка ты со своими любезностями, — отмахиваюсь от Стаса. Час от часу не легче. Этот поцелуй — подтверждение того, что мы друзья, что ли? Замечательно.

Почти бегу к скамейке, на которой сидит Марк. Мальчик не смотрит по сторонам: разглядывает снег у себя под ногами. Он не видел Стаса, не видит, как я к нему бегу. Полностью погружен в свои детские — или уже не недетские — думки. О чем он думает? Вспоминает маму и младшего братишку? Или размышляет о своей жизни? Или решает, что попросит у папы за неплохое окончание четверти, если еще ничего не стребовал?

— Марк, не сиди на холодной скамейке, — говорю громко, и мальчик поднимает голову.

— Вероника Васильевна, — лицо его освещается радостной улыбкой, и тут же Марк чуть-чуть краснеет:

— Я немножко раньше…

— Я в курсе. Пойдем.

Но с Жужиком придется решать вопрос, и срочно. Иначе вероломный пес не даст нам заниматься с Марком: будет свистеть и вздыхать, возможно, даже исполнит целую симфонию из собачьих подвываний, охов и вздохов.

— Чай будешь? — спрашиваю я Марка, пока мы поднимаемся на второй этаж. — Голодный, наверно?

— Немножко, — признается Марк, — но мне чай нельзя.

— Ах, да… У меня есть печенье, — говорю мальчику, — чай… ну, печенье дам, а пока будешь есть, погуляю с собакой, хорошо?

— Я могу тоже погулять с вами. И у меня с собой есть пакетики с травяным чаем. Травы можно.

— Тогда вскипячу чайник, а там заваривай, что уж тебе можно, а с Жужиком погуляем в следующий раз. Ты и так надышался свежим воздухом, пока меня ждал на лавочке.

Заходим в мою небольшую квартирку, и Жужик встречает нас возмущенным лаем. Но Марк не боится пса, и тот затихает, подходит к мальчику и обнюхивает его.

— Видишь, гулять хочет.

Показываю Марку, куда нужно повесить одежду и поставить обувь, потом провожаю его на кухню и включаю чайник. Достаю печенье и чашку.

— Хозяйничай, мы сейчас.

Через десять минут мы с Жужиком возвращаемся. Понимаю, что Марк самостоятельно пошуршал по полкам — на столе стоит вторая кружка, а в ней — дымящийся напиток.

— Я вам тоже заварил, Вероника Васильевна. Это очень хороший травяной сбор, мы с папой всегда пьем. Там шиповник, мелисса. Папа заказывает специально. Я вам пакетик этого чая могу подарить, у меня много…

— Спасибо, — говорю я и сажусь к столу. Марк, не стесняясь, берет печенье и начинает болтать. Подпираю ладонью щеку и смотрю на него. Мой мальчик, который не смог родиться, если бы вырос, мог бы быть точно таким же…

Вот она — совсем другая жизнь. Жизнь скромной учительницы, в которой нет места красавцу Стасу. Может быть, местами скучная и неинтересная, но не теряющая от этого своего маленького света.

А чай действительно очень вкусный. Говорю об этом Марку, и он вдохновляется:

— Вероника Васильевна, вы бы знали, какой чай у нас бывает в церкви! Там и сок, и лимонад дают детям! А пойдемте со мной и папой!

— Куда, Марк?

— К нам, в церковь. Ну, не совсем церковь… Собираемся в большой квартире старейшины Беннета. Она о-очень большая. Там старейшина Беннет проповедует. Но если вы хотите, к вам могут прийти и старейшины домой…

— Стоп-стоп, Марк. Мне сюда никого не надо и вообще… я как-то не хочу никуда ходить.

— Но там же говорят о Боге! Вы не верите в Бога, Вероника Васильевна? — восклицает Марк.

— Это очень личный вопрос, Марк, — довольно строго начинаю я, но Марк трясет головой:

— Нет. Без Бога жить нельзя. Совсем нельзя, Вероника Васильевна. Я даже не знаю, какой бы была моя жизнь, если бы в ней Бога не было…

— Здорово, — а что тут еще сказать? — Давай-ка, Марк, оставим споры о Боге и пойдем заниматься.

— Вы верите, Вероника Васильевна, только никому не говорите. У вас глаза добрые — и грустные. Я точно знаю, еще в сентябре заметил…

— Наблюдательный какой, — усмехаюсь я, уходя в комнату. Только усмешку не получается сделать веселой.

В комнате первым делом закрываю ширмой ту ее часть, где стоят кровать и шикарный туалетный столик — почти единственная вещь, которая является постоянным напоминанием о моей прошлой жизни. Он очень красив и изящен, и в скромной обстановке квартиры кажется ярким павлином в стае голубей, но расстаться с ним почему-то выше моих сил. Я сама придумывала в свое время его дизайн, кроме того, парочка потайных ящичков (их мне подсказал услужливый создатель этого необычного туалетного столика) только делают его более нужным, ибо больше прятать с трудом заработанные деньги в маленькой квартире мне почти негде.

Сгребаю с большого стола у окна ворох тетрадей, убираю ноутбук, подхожу к книжному шкафу за тестами и диктантами. Марк располагается на стуле за столом, и скоро я сажусь рядом с ним.

Мы занимаемся с Марком чуть больше часа, во время которого постепенно перестаю думать о Стасе. Будто сегодняшняя встреча была не со мной, будто ее не было вовсе…

Марк уже начал застегивать куртку, как в моей прихожей раздается звонок, на который Жужик реагирует предсказуемым громким лаем.

— Папа пришел, — говорит мне Марк.

А вот к этому я как-то не была готова. Вся семья мормонов у меня дома. Это, знаете ли…

— Вероника Васильевна, еще раз здравствуйте, — вежливо говорит Роберт. Он стоит за дверью и не пытается войти. Конечно, я же не пригласила. Но желания приглашать его домой у меня нет. Выхожу за порог, Марк прошмыгивает мимо меня и встает рядом с отцом.