Когда я вернулась, меня ждала свежая чашка моего напитка и два пончика. Этот мужчина знал, как завоевать такую роскошную женщину, как я. Уверенной мужской рукой он выбрал пончики с черникой. Средство, сильно стимулирующее половую потенцию — может, не каждой женщины, но уж мою-то точно [114].

И неудивительно, что обед плавно перешел в полдник, а наше общение даже по самым строгим меркам можно было обозначить как чрезвычайно удавшееся.

Виктор работал — туш! — дрессировщиком. Но сердце его принадлежало музыке. Он собирался, как только заработает достаточно денег, поступить в музыкальный институт по классу виолончели. Он напел мне Первую сюиту соль мажор для виолончели Иоганна Себастьяна Баха целиком — и ни одна нота из нее не показалась мне скучной. Между прелюдией и аллемандой я на четверть секунды вспомнила моего швейцарского жениха, который, возможно, — все еще лежал на ковре нашей гостиной с семью процентами алкоголя в крови в облаке чесночного аромата и, скорее всего, пропустил свой рейс на Вену. Но потом я снова отдалась исполнительскому мастерству Виктора, от которого у меня мурашки бегали по спине.

Я не отважилась напроситься к нему домой. Не могу гарантировать, что там ничего бы не случилось.

Наше прощание получилось несколько более интимным, чем это принято на первом свидании. Сначала Виктор по-братски поцеловал меня в лоб, я ответила ему сестринским поцелуем в щеку. А потом мои пальцы как-то сами по себе впились в его «Хьюго-Босс»-рубашку, а его руки притянули меня к нему, и наши губы слились в самом жарком поцелуе, каких не было со времен поцелуя Мэрилин Монро и Тони Кёртиса в сцене на яхте из «В джазе только девушки».

И, как водится, в этот самый момент открылась дверь «Винере» и на пороге появился Саймон, лучший друг и шеф Урса.

Моя вера в благоволящую мне судьбу сморщилась и скончалась.

«Ты пропала, старушка. Все равно что померла. Говно еще дымится» — такие или похожие мысли[115] роились в моей голове по дороге домой. Я шлепала пешком, чтобы трезво и по-деловому обдумать ту греческую трагедию, в которую махом превратилась моя жизнь.

Мои гормоны устроили свистопляску. И дело было не в менопаузе, которую я ожидала с минуты на минуту. Просто по сути своей я была моногамной верной шлепанцей — ну как я могла любить Урса и в то же время смотреть на Виктора как на лакомый кусочек?! А может, Виктор — это своего рода запасный выход, потому что меня внезапно обуял страх связать себя обязательствами? Может, мое самопожертвование на благо всех женщин Штутгарта, прибегающих к объявлениям, в действительности всего лишь отвлекающий маневр моего подсознания, чтобы не заниматься подлинной проблемой собственной жизни: нежелание связывать себя брачными узами? Может быть, формула Е = тс2 применима к пространству-времени флуктуации, то бишь бесконечное пространство и не константное время?

Ни на один из этих вопросов я не нашла ответа.

Свернув на Шоттштрассе, я сразу заметила перед нашим домом «астон мартин» Алекс. Вовремя, хотя бы поможет мне в уборке. Спорю, мужики и не подумали убрать за собой.

Я как раз перелезала через ограду, когда открылась дверь на половине Джерри. Я уже готовилась к нападению адских псов, но это был всего лишь хозяин, который появился на пороге собственной персоной в трико и сетчатой майке.

— Эй, — крикнул он, — твоя подруга сидит у меня на тахте.

— Ну так пошли ее ко мне, — ответила я.

— Не выйдет, — зловеще возразил он.

Что значит «не выйдет»? Ее что, держат мертвой хваткой Зевс и Аполлон?

Я помчалась на его территорию.

Вообще-то я ожидала увидеть спартанскую обстановку: матрац, две собачьи миски и миллион ящиков с пивом. Но все выглядело как в восточном борделе — сплошь красное и золотое. Масса кистей и помпонов, золоченых багетов, вышитых подушек, курящихся палочек, кальян, в камине потрескивающий огонь и повсюду свечи. И посреди этой роскоши, развалившись на оттоманке, как одалиска древних времен, моя подруга Алекс. Зевс и Аполлон сидели перед ней и лизали ее виски. Виски, которые, без сомнения, пахли Микешем. Это всего лишь вопрос времени, когда они расчухают кошачий запах, и тогда Алекс станет на голову короче.

От «железной леди» не осталось ничего. На шее несколько талисманов, по правому запястью что-то вроде четок. Деловой костюм сменили легкомысленные брючки с батиком.

Была ли она вообще сегодня на работе? Может, вместо этого ходила к тому хирургу, который увеличил ее моськи и убрал морщины со лба? А может, этот чудодей дал ей индивидуальный сеанс психотерапии? Но это так, глупые мысли.

— Алекс, что ты здесь делаешь? — Я пощупала ее пульс.

Она застонала.

— Я больше не могу, мне конец.

Джерри присел возле нас:

— Я влил ей чай из зверобоя, это успокаивает.

Он вытащил из кармана своего засаленного трико несвежий носовой платок и принялся вытирать им размазанный по заплаканным щекам Алекс макияж. Этот преисполненный заботы жест напомнил мне Урса, который не так давно оказывал мне такую же услугу.

— Все будет хорошо, — сладким тоном утешал Джерри.

На расстоянии, точнее, на близком расстоянии, из его рта несло смесью пива с чесноком. Несомненно, после вчерашней тестостероновой оргии он еще не вступал в контакт ни с зубной щеткой, ни с душем.

— Алекс, идем ко мне, там и поговорим, — потребовала я.

Алекс безвольно дала себя поднять, как тряпичную куклу.

— Если будет нужна помощь, девочки, только свистните, — предложил Джерри.

Я бы приняла это предложение за жест человеколюбия и великодушия, если бы при этом он не таращился, как загипнотизированный, на соски Алекс, которые торчали во всем своем великолепии под ее батиком.

— Спасибо, Джерри, большое спасибо, но думаю, эта минута не наступит.

— Никогда не знаешь… — крикнул Джерри нам вслед, очевидно, опустив взгляд на наши задницы.

Я перетащила Алекс на свою половину через поле битвы, которое прежде было нашей гостиной, и бросила ее в спальне на наш футон.

— Ну, так в чем дело, старушка?

Алекс лежала с распростертыми руками на нашем постельном белье с мотивами «Стар Трек». И выглядело это так, будто она была представительницей всех женщин, пригвожденной к «Энтерпрайз»[116]. Из популярного телевизионного сериала «Звездный путь».

— Он требует денег, — прогнусавила она сквозь слезы, поток которых мог бы составить конкуренцию Ниагарскому водопаду.

Я едва смогла разобрать.

— Что, что?

— Пять тысяч евро.

Ее груди сотрясались, а из глаз лились настоящие водопады — удивительно, на какое обширное производство жидкости способно такое изящное тело.

— А теперь медленно и по порядку. — Я подсела к Алекс и похлопала ее по плечу.

— Он прислал мне письмо по электронной почте. Из публичной библиотеки. Что ему нужны деньги, а то он выложит все в Интернет: и фотографии, и дневниковые записи. С именем и адресом.

— Вот свинья!

— Я заплачу.

— Ты не будешь платить!

— Я заплачу, чтобы он наконец оставил меня в покое.

— Он не оставит тебя в покое. Сначала пять тысяч евро, потом десять тысяч — и это никогда не кончится! — Я вышла из себя. Она что, не смотрела по телеку ни одного детектива?

— Он обещал мне отдать оригиналы при передаче денег. — Алекс уже только хлюпала. Очевидно, здорово помогает, когда приходится кому-то возражать.

— И где должна состояться эта передача?

— Он скажет. Он позвонит. — Она вытерла размазанный макияж уголком моей подушки.

— А чего же ты не сидишь дома у телефона?

— Мне не хотелось оставаться одной, и я дала ему твой номер.

— Дала что?

И в этот момент зазвонил мой мобильный.

Вода теплом омывала мое чувственное тело. Я была в карамельно-ярком бикини, по последнему писку моды. Он оставлял большую часть моей бархатной кожи открытой для бурлящих пузырьков. А кроме того, я прихватила желтую резиновую утку, которая покоилась на жировых складках моего живота.