Произошедшее между ними было замечательным, но теперь все закончилось. Именно это она и сказала Сету, и именно это ей придется помнить самой.

 Линдси выпрямилась, изо всех сил стараясь действовать с тем же безразличием, которое она увидела в глазах Сета, когда он покидал студию. Но ее руки сами сжались в кулаки, когда слезы вновь подступили к горлу. «Перестану ли я любить его? — отчаянно подумала она. — Смогу ли я?»

 Она посмотрела на телефон и вынуждена была остановиться, чтобы не прикоснуться к трубке. Ей хотелось позвонить Сету, просто услышать его голос. Если бы она только услышала, как он произносит ее имя. Ведь Линдси с легкостью могла придумать десяток оправданий.

 «Идиотка! — Она отругала себя и крепко закрыла глаза. — У него едва ли было время, чтобы проехать город, а ты уже готова выставить себя дурой».

 «Потом станет легче, — твердо говорила она себе. — Должно стать».

 Линдси поднялась и подошла к окну. По краям стекло покрылось льдом. За школой поднимался высокий, пологий холм, загибающийся в самой узкой его части. Там уже каталась дюжина счастливых ребятишек. Они были слишком далеко, чтобы слышать их крики и смех, которые эхом раздавались в чистом воздухе. Но она могла чувствовать их волнение и свободу. Кое-где деревья, покрытые толстым слоем снега, сияли на солнце.

 Линдси долго смотрела на улицу. Красное пятно полетело вниз с холма, затем начало медленно подниматься обратно к вершине. За ней последовала зеленая вспышка, но на полпути перевернулась и полетела вниз. На какой-то момент Линдси страшно захотелось выбежать на улицу и присоединиться к ним. Она хотела почувствовать холодный, кусающийся снег, летящий в лицо, и скорость, от которой захватывает дух. Испытать тот долгий, мучительный подъем вверх. Здесь, за стеклом, она чувствовала себя слишком тепло, слишком изолированно.

 «Жизнь продолжается, — размышляла она, прижавшись лбом к холодному стеклу. — А раз для меня она тоже не остановилась, мне лучше продолжать плыть по течению. От этого не уйти, не скрыться. Я должна идти дальше с высоко поднятой головой». И тут она услышала музыку из «Щелкунчика».

 «Вот с этого я начинала».

 Линдси подошла к двери кабинета, открыла ее и прошла в студию.

 Ни Николай, ни Рут ее не заметили, а она, не желая им мешать, остановилась у дверного проема и стала наблюдать за тем, как Рут с мечтательной полуулыбкой на губах легко и грациозно выполняет приказание Николая. Ник лишь молча наблюдал.

 Линдси решила, что при взгляде на него никто не сможет сказать, что твориться у него в голове.

 Это было неотъемлемой частью его характера — в одну секунду он был как открытая книга, а уже в следующую становился загадочным, как сфинкс. Возможно, именно поэтому он притягивал женщин, подумала она. Ей вдруг пришло в голову, что он не так уж сильно отличается от Сета. Но Линдси совсем не хотелось думать об этом в данный момент, и она продолжила наблюдать за Рут.

 Как она была юна! Едва ли старше, чем ребенок, не смотря на ее мудрый и печальный взгляд. У нее должны быть выпускные балы, футбольные игры и тихие летние ночи. Почему же жизнь семнадцатилетней девушки должна быть настолько сложной?

 Прижав пальцы к вискам, Линдси попыталась вспомнить себя в том же возрасте. Она уже жила в Нью-Йорке, и ее жизнь была проста, но очень-очень требовательна, и то, и другое по одной и той же причине. Балет. Для Рут причина будет такой же.

 Линдси продолжала следить за танцем. Она решила, что жизнь некоторых людей просто не может быть простой. Она думала как о себе, так и о Рут. Кому-то предназначена трудная судьба, но награда может быть такой сладкой. Линдси вспоминала невероятное возбуждение от выступления на сцене, кульминацию бесконечных часов тяжелой работы и репетиций, награду за всю боль и все жертвы. Рут тоже должна это испытать. Ей это на роду написано. Для обеспечения того, на что Рут, по мнению Линдси, имела полное право, ей придется столкнуться с Сетом. И при этом ей нужно быть очень сильной. Но пока что она старалась не думать об этом. У нее еще будет время для подобных мыслей долгими, одинокими ночами. Она была уверена, что по прошествии нескольких дней сможет полностью справиться со своими эмоциями. И тогда она поговорит с Сетом о Рут.

 Когда музыка закончилась, Рут еще несколько секунд удерживала последнюю позицию. Как только она отпустила руки, заиграла следующая композиция, но Ник продолжал молчать. Не давая никаких указаний и комментариев, он подошел и выключил музыку.

 Запыхавшаяся Рут облизала пересохшие губы. Теперь, когда танец закончился и можно ослабить концентрацию, в ней все напряглось. Ее пальцы, такие прекрасные и грациозные во время танца, начали дрожать.

 «Он думает, что я ужасна, и собирается мне об этом сказать, — испугалась она. — Или пожалеет меня и скажет что-нибудь милое и успокаивающее». И то и другое казалось ей одинаково ужасающим. В ее голове возникали дюжины вопросов. Как же ей хотелось набраться смелости и озвучить их, но она смогла лишь сцепить руки. Ей казалось, что вся ее жизнь сейчас висит на волоске в ожидании мнения, единого слова этого мужчины.

 Давыдов внезапно оглянулся и посмотрел ей в глаза. Напряженность в его взгляде еще больше испугала Рут, и она крепче сцепила руки. Затем это выражение исчезло, и он улыбнулся ей. Сердце Рут замерло.

 «Вот они, — ошеломленно подумала она. — Эти милые, ужасные слова».

 — Мистер Давыдов, — начала она, желая остановить его, прежде чем он начнет говорить. Она предпочитала заканчивать все резко и чисто.

 — Линдси была права, — перебил ее Николай. — Ты приедешь в Нью-Йорк, ко мне.

 — К вам? — тупо повторила Рут, не уверенная в том, правильно ли расслышала его слова, не позволяя себе верить в них.

 — Да, да, ко мне. — Николай оказался удивлен ответом Рут. — Я кое-что знаю о балете.

 — Ох, мистер Давыдов, я не имела в виду… — Под действием собственного ужаса она подошла к нему. — Я просто… Я хотела сказать…

 Николай взял ее за руки, прервав ее бессвязные объяснения.

 — Какие же большие у тебя глаза, когда ты сбита с толку, — сказал он, быстро сжав ее ладони. — Конечно, я еще многого не видел. — Он отпустил ее руки, чтобы взять ее за подбородок, и начал невозмутимо изучать лицо. — Как ты танцуешь на пуантах, — продолжал он. — Как ты танцуешь с партнером. Но то, что я видел — это хорошо.

 Рут потеряла дар речи. Услышать «хорошо» от Давыдова было для нее самой высшей наградой.

 Тогда Линдси сделала шаг вперед, и Николай тут же поднял глаза от лица Рут.

 — Ptichka? — Освободив подбородок девушки, он подошел к Линдси.

 Ее глаза были спокойными и сухими, без каких-либо следов покраснения, но лицо бледное. Рука не казалась безжизненной, когда он взял ее в свою, но пальцы были холодными. Он накрыл их второй рукой, чтобы согреть.

 — Итак, ты доволен моей лучшей ученицей. — По легкой, краткой вспышке в ее глазах было понятно, что произошедшее ранее пока не обсуждается.

 — А ты в этом сомневалась? — поинтересовался он.

 — Я — нет. — Линдси улыбнулась, повернувшись к Рут. — А вот она — да, я в этом уверена. — Она снова посмотрела на Ника, ее улыбка скривилась. — Вы абсолютно такой же устрашающий, как и ваша репутация, Николай Давыдов.

 — Глупости. — Он отмахнулся от слов Линдси и одарил Рут веселой усмешкой. — Я тих, как святой.

 — Как же сладко ты лжешь, — мягко произнесла Линдси. — Впрочем, как обычно.

 В ответ Николай лишь улыбнулся и поцеловал Линдси руку.

 — Это неотъемлемая часть моего очарования.

 Его утешение и дружба ослабили боль. В благодарность Линдси прижала их соединенные руки к щеке.

 — Я рада, что ты здесь. — Освободив его руку, она подошла к Рут. — Думаю, тебе сейчас не помешает чашка чая, — заметила она, но удержалась от прикосновения к плечу девушки. Линдси еще не была уверена, что этот жест получит одобрение. — Потому что, если мне не изменяет память, у тебя сейчас все внутри трясется. У меня тряслось, когда я впервые танцевала перед ним, а ведь тогда он еще не был такой легендой, как сейчас.