– Я знаю, Валентин Иванович, но она не в теме. Приходится проверять и много править.

– Нет, давайте так: пусть она переводит, а мы уже будем смотреть. Если она плохо переводит, будем просить другую.

– Хорошо. Можно я дам ей список устойчивых словосочетаний, чтобы она использовала в переводах?

– У вас есть такой список?

– Составлю. Он всё равно пригодится. На конференции потребуется ведь ещё устно переводить.

– OK, – сказал Шажков. – Is that all?

– Yes, – ответила Окладникова и засмеялась.

В это время дверь неожиданно распахнулась, и в комнату широкими шагами вошел доцент Рома Охлобыстин в длинном чёрном плаще, на воротник которого спадали длинные чёрные с лёгкой проседью волосы.

– Привет, работяги! Смотрю, твоя машина у входа стоит. Ну, думаю, здесь они, зайчики. Пашут!

– Очень уж ты бодр и весел, – пожимая Ромину руку, проворчал Шажков, – мы-то, ясно дело, работаем, а тебе чего не отдыхается?

– Уно моменто, – Охлобыстин открыл свой стол, порылся в верхнем ящике и достал банковскую карточку.

– Представляешь, в столе забыл. Поехали с женой в гипермаркет, набрали всякого дефицита, отстояли очередь в кассу, я достаю портмоне, и раз! – а карточки нет. И денег, естественно, тоже нет.

– И что, жена ждёт тебя сейчас у кассы?

– Именно. Я в машину и сюда. Хорошо, вспомнил, где оставил.

– Да брось торопиться, – сказал Валентин, – твоя жена, наверное, сейчас женский журнал с витрины читает. Садись с нами чай пить.

– Ребята, в следующий раз. Да и вам мешать не хочется, очень уж у вас занятой вид.

Охлобыстин хлопнул Валентина по плечу, подмигнул Лене и широкими шагами вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

– Тропический шторм «Роман», – вставая, сказал Шажков, глядя на виновато улыбающуюся Окладникову.

– Какие у вас сейчас планы? Я на машине в вашем распоряжении.

Шажков произнёс это так решительно, что Лена не сумела отшутиться и честно сказала: «Мне нужно в парфюмерный магазин, а потом я иду в гости».

– Если не секрет, кого вы сегодня осчастливите?

– Подругу, у неё юбилей – 25 лет.

– Отлично! Так куда вас везти сейчас?

– На Невский, – Окладникова, прикрыв собой экран ноутбука, пощёлкала мышкой и стала отсоединять кабель.

Погода окончательно разгулялась, и Невский выглядел как игрушка: людно, шумно, празднично. В зале магазина терпко пахло смесью духов, между стильно оформленными витринами ходили красиво одетые мужчины и женщины. Время от времени то тут, то там появлялись девчонки-консультанты в коротких голубых юбочках. Шажков взял Лену за руку и предложил: «Разделимся. Вы по своим интересам, а я по своим, хорошо?»

– Хорошо, – весело ответила Окладникова, коротко сжав ладонь Валентина.

Шажков пошёл вдоль витрин с женскими духами, пробуя разные ароматы, и в конце концов отобрал три. Отойдя к окну стал нюхать по очереди душистые полосочки, пока запахи не смешались в один. Подошла девушка в синей юбочке и участливо спросила, не нужна ли помощь.

– Да, – окончательно сдавшись, произнёс Шажков, – порекомендуйте мне, милая леди, какой-нибудь абсолютно новый, нетривиальный аромат.

– Для какой дамы?

– Для светловолосой романтичной девушки.

– Пойдемте.

Через двадцать минут Валентин уже стоял у выхода, поджидая Лену. Она появилась довольно скоро, прелестно возбуждённая (как показалось Шажкову) и с красивым пакетом в руках.

– Я не очень долго? – спросила Окладникова.

– В самый раз, – ответил Валя, – куда едем дальше?

– Мне теперь в метро, Валентин Иванович. Спасибо вам большое, дальше я сама.

– А я думал вас ещё повозить, – с искренним разочарованием ответил Шажков.

– Я мечтаю с вами поехать, честное слово, – серьёзно произнесла Окладникова, глянув на Валентина.

– Да?

– Да… Куда вы только захотите, – продолжила она твёрдо, не отводя серых глаз.

– Но не сейчас?

– Но не сейчас.

– В таком случае я хочу вам подарить, заранее, на Пасху, – с этими словами Шажков вынул из кармана коробочку с духами, – прошу вас, новый аромат, должен подойти…

Окладникова покраснела и медленным движением взяла духи. Её рука чуть подрагивала. Не сразу сказала: «Спасибо». Потом опустила голову и зашуршала в своём пакете.

– Валентин Иванович, – скороговоркой произнесла она, поднимая глаза, – позвольте тогда сделать и вам подарочек к Пасхе, – и протянула Шажкову квадратную коробочку.

У Шажкова закружилась голова.

– Никаких Ивановичей больше, – отделяя слова друг от друга, глухо произнес он. – Забыли про Ивановича. Меня зовут Валентин, для вас – Валя. Как вы для меня – Лена.

– Спасибо… Валя, – с усилием произнесла Окладникова. – Непривычно пока звучит.

– Ещё много чего будет неприличного, – ответил Валентин, как бы со стороны услышав и запоздало осознав собственную оговорку по Фрейду. Однако он не смутился, а, следуя не им предначертанным, но желанным курсом, притянул Лену к себе и поцеловал в губы. Она тоже подалась к нему, и её губы раскрылись в ответ.

«Губы без помады, – мелькнула у Шажкова мысль, – она ждала этого, она была готова!»

Дома Шажков открыл коробочку и прочитал название туалетной воды: «Chanel Egoiste».

Страстная неделя пролетела быстро. Всё как-то разом навалилось. Шажков погряз в бумажной текучке, в решении бесчисленных организационных вопросов, в долгих и нервных совещаниях. Так всегда бывало перед крупными международными конференциями, одна из которых с неумолимостью айсберга на пути «Титаника» приближалась не с каждым днём, а, казалось, с каждым часом. Окладникова совсем осунулась, но с маниакальным упорством помогала Валентину разгребать текущие дела, пытаясь броситься на все амбразуры сразу. У Шажкова мало было возможностей (или желания) задуматься о вечном. С четверга он решил поститься, поначалу отказавшись даже от участия в банкете по поводу защиты коллегой докторской диссертации. Валентина образумил Хачатуров, сказав ему: «Валя, ты ведь тоже будешь докторскую защищать, и ты обидишься, если меня пригласишь, а я к тебе не приду. Что случилось? Заболел кто? Умер кто? Ах, Страстная Пятница! Так не пей вина, поклюй капустного салатика. Поборись с искушением, тебе зачтётся».

– Грамотно чешет, гад, – беззлобно думал Валентин. Он уважал Хачатурова за мудрость и прямоту, а также за то, что тот никогда не опускался до сплетен. Что скажешь ему, то с собой унесёт в могилу. В общем, Валентин решил пойти на банкет, но воздержаться от злоупотреблений. Получилось не полностью.

К концу недели океан дел стал успокаиваться, и Шажкова с Окладниковой выбросило на берег потрёпанными, но не потерявшими оптимизма и ещё более сблизившимися. Они распрощались в пятницу перед банкетом, на который, как на фронт, уходил Шажков, и договорились встретиться в субботу вечером у церкви.

Церковь Шажков нашел не сразу, сделав пару лишних кругов на машине по тёмным и безлюдным улицам удалённого района Петербурга. Храм оказался маленьким, деревенского типа, с фонарём перед входом и четырьмя желтыми квадратами окон в бревенчатом срубе. Вокруг располагался парк не парк, пустырь не пустырь – что-то вроде зелёной зоны. К церкви на хилых жердях, провисая между ними, тянулся от ближайшей автостоянки толстый электрический провод. На площадке впритык к бревенчатой стене храма стояла милицейская машина. Несколько автомобилей выстроились в ряд вдоль обочины на ближайшей улице. Шажков припарковал свой «форд» в хвост стоявшей последней серебристой «ауди» и выключил зажигание.

Валентин прибыл немного раньше оговоренного времени, чтобы осмотреться, успокоиться и подготовиться. Заглушив машину, он вырубил и автомобильный радиоприемник, прервав не по настроению жёсткую роковую композицию. Его сразу окружила тактильно ощущаемая тишина. Сквозь приоткрытое стекло в прогретый салон тянулась прохладная влага, принося с собой запахи сырой земли и молодой грибницы. Где-то вдалеке, невидимый, звякнул и застучал по рельсам трамвай.