— Что же они делали?

— Не они, а он. Он сдал любимую в публичный дом.

— Ни черта себе!

— Женщины бежали из Германии в Италию.

— А чем в Италии было лучше?

— Не говорила. Только бабушка, рассказывая ей о Венеции, сказала, что ужасней города она в жизни не видела.

— Представляешь. А если почитать, то красота несусветная.

Кирилл заметил, что случайно перешел на «ты» и смутился, но промолчал.

— Город, в котором все гниет: продукты, отбросы, люди. Мама рассказывала ей, что несколько месяцев ночевали под мостом, практически в воде. Было лето 45 года.

— Но я понимаю, что все-таки вернулись.

— Да. Жизнь потихоньку налаживалась. Им дали комнату в огромной коммунальной квартире. В доме «Саламандра». Ты знаешь, где это?

— Да, на Сумской.

— Он такой большой, что двумя подъездами выходит на Рымарскую. Потом ее мама вышла замуж за инженера. Но после такой жизни, видимо, родить уже не могла.

— Мне кажется, в Советское время взять ребенка из детского дома было невероятно сложно.

— Откуда ты знаешь?

— Мама говорила. Какая-то ее сослуживица попыталась, но ничего не получилось.

— Наверно, были какие-то очень серьезные причины.

— По-моему, она была одинока.

— Тогда и квартирные условия имели значение. А тут было другое: биография мамы, ее моральный облик оставлял желать лучшего.

— Интересно, как же им удалось?

— Она сказала, что папа работал на военном заводе, и оттуда было ходатайство.

— В общем, девочке повезло?

— Я поняла, что очень.

— Она не говорила, как сложились отношения?

— Не говорила, но все, о чем шла речь, — все с большим теплом.

Кирилл опять, не обращаясь, случайно перешел на «ты».

— Ну вот скажи, что это за страна, где все тяжело, все, что ни делаешь, где-то в чем-то нужно ломать через колено, идти изнурительными путями?

— Ты, наверно, еще не понял главное в нашей стране.

— Чего?

— Чтобы чего-нибудь достичь, нужно в начале кого-нибудь предать.

— А в других странах?

— Не знаю.

— Зато, мы всегда считались страной равных возможностей.

— От слова «возможно». Возможно — да, возможно — нет.

— Как ты думаешь, Ленин верил, в построение равноправного общества в стране недавних рабов? Неужели, сто лет назад было не понятно, что равноправия не бывает: ни умственного, ни физического, ни психического, ни интеллектуального. Нет одинакового воспитания, нет одинакового мировоззрения. Что делать: добрым и злым, завистливым, неумехам, лентяям, пьяницам, калекам? О равноправии «чего» была мечта? О материальных благах, о возможностях? Ведь, все разные? Что такое «равенство»? Равенство тюрьмы, армии, или сумасшедшего дома?

— Да, Кирилл, ты прав. Предложенные возможности выдвигают вперед совсем не самых талантливых. Они выдвигают самых настойчивых, самых наглых, самых беспардонных.

Добавить было нечего. Оба молчали.

Кирилл посмотрел на часы — половина первого ночи.

— Мне так хотелось поспрашивать о Египте, но это уже в другой раз. Поздно.

— Да, поздно.

— Куда вы завтра?

— Не поеду, буду здесь. Сегодня много сделала. Завтра в турфирме поработаю на компьютере и телефоне.

— Ваша командировка ограничена днями?

— Нет. У меня же нет командировочных. Фирма оплачивает проезд и гостиницу. Остальное — за свой счет.

— Почему?

— Не хотим увеличивать накладные расходы.

— Чтоб не увеличивать стоимость путевок?

— Конечно.

— А налоги на зарплату?

— Ты же знаешь, сейчас зарплата разная. Большая часть — без налогов.

— У вас нет желания поехать со мной на слет?

— А что там делать?

— Слушать песни, стихи, общаться.

— На один день?

— Можно на два.

— Я подумаю.

— Вообще-то, я хотел уехать автобусом на шесть пятьдесят утра.

— Давай договоримся: если надумаю, в шесть буду ждать тебя в холле.

— Не проспите?

— Нет. Поставлю будильник на мобильном.

— Спокойной ночи.

— Спокойной.

У Кирилла в голове с непонятным постоянством звучало четверостишье:

Ты любишь меня случайно,

Ты любишь меня с обидою,

Ты любишь с таким отчаянием,

Как любят давно забытое.

Он смотрел на спящую рядом Наташу, и эти стихи звучали в душе, как заклинание.

Весь день прошел, как одно мгновение. В шесть утра в холле сидела спортивная Наташа. Костюм, кроссовки, сумка. Человек готов. Кирилл — растерян. Он был уверен, что ночные обещания не более, чем обещания приличия. В ее улыбке — удовольствие от произведенного впечатления. Наташа понимала, что не ожидал. Хотя странно. Ведь, много-много лет назад их знакомство произошло в туристическом походе. Конечно, тогда она, мама, приучала к этому виду отдыха подрастающего сына. А сейчас? А сейчас — на 15 лет старше, но предпочтения остались. А может, все-таки общество этого мальчика было более чем приятно? Может, не хотелось самой себе признаться? Или, просто, нашла в нем благодарного слушателя? Профессию все-таки выбирают из каких-то соображений или подспудных, необъяснимых даже самим себе, желаний. А может, предпочтения молодости остались самыми приятными и нужными в жизни?

Все студенческие годы, вся молодость в походах: с рюкзаками в лодках, палатках с гитарами, рассказами, анекдотами, восторгами и разочарованиями.

Тем более, что первый муж, отец Вити, был всегда центром этих компаний. Гитара — его визитная карточка.

Но сегодня не до воспоминаний: ни хороших, ни плохих. Сегодня день обещал частичку давно ушедшего. И отказаться никак не хотелось. Потому, что молодость — это столько надежд, это, почти, отсутствие разочарований, это отсутствие отягощающей памяти, а главное, отсутствие сравнений. Это чистый, белый лист, на котором ложатся события, впечатления, желания. Еще ничего не перечеркивается, еще ничего не хочется повторить еще раз, сначала, совсем по-другому. Это время, когда делаешь все правильно, думаешь так, как надо, оцениваешь без ошибок. Наверно, естественно желание вернуться туда мыслями, воспоминаниями, встречами. Пусть на короткое время: на час, на день, на миг.

И этот мальчик предлагал ей возврат в молодость на один день. Разве от такого отказываются?

Автобус был наполовину пуст. Все досыпали. Кирилл предложил свое мужское плечо. И они оказались в общей компании досыпающих.

Опять Судак. Опять ожидание автобуса до Нового Света. Стоя в очереди, Кирилл встрепенулся — увидел знакомых. Остановили какой-то «Рафик» и большой компанией на сидениях, на рюкзаках, на коленях помчались вперед. Они знали друг друга не первый год. Радость встреч, воспоминаний. Рассказы о себе, друг о друге. Общая радость, общий задор.

Наташа попала туда, откуда давным-давно ушла. От искренней радости, от шуток без злости, от искренней заинтересованности. Впереди был счастливый день и ничто не могло его омрачить.

Доехали очень быстро. И хотя она боялась горных дорог, общая атмосфера отвлекла от страха.

На месте их встречали. Опять же, свои, знакомые, родные и близкие лица. Возраст встречающих впечатлял: от 3 до 63. Не только родители с детьми, но и дедушки с внуками.

Здесь было все другое. Здесь было понимание и взаимопонимание, искреннее желание помочь, сделать эти два дня двумя днями счастья.

Нужно сказать, это здорово получалось. Потому, что от души.

Уже стояли столы с чаем и бутербродами, недалеко что-то варилось. Местные жители, улучшив момент, предлагали свои услуги: жилье, питание, транспорт.

Палатки поднимались одна за дугой. Особо утонченные уже брынькали на гитарах и пели. Те пару часов, которые они проехали в полудреме, дали основания Кириллу для твердого «ты», без разрешения.

Он познакомил Наташу с друзьями. При этом произносилось: познакомитесь — Наташа. Ей оставалось только молчать. Сопротивляться бесполезно. Кирилл уже взял правление в свои руки.