Бытует расхожее мнение, что браки заключаются на небесах. Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть его, но в нашем с Катенькой случае было именно так. Мы проводили вместе всё свободное время, тем более что это было не трудно. Ежедневные репетиции дипломных спектаклей проходили в Театре Образцова, где Катенька служила педагогом. Она умела находить общий язык с детьми любого возраста, быстро сдружилась с актёрами и сотрудниками театра и, что было совершенно очевидно, становилась не только незаменимой, но и всеобщей любимицей. Для этого были все предпосылки. Катенька была всегда весела, доброжелательна, готова прийти на помощь. Жила она в десяти минутах ходьбы от театра, что существенно облегчало наше общение.

Приближались зимние школьные каникулы, идеальное время для детских спектаклей, которых нами было выпущено в достатке. Нам предложили съездить на гастроли в Ереван, что было, во-первых, любопытно — посмотреть новый для меня город, иную, отличную от российской жизнь; во-вторых, появлялась возможность почувствовать себя профессиональным актёром — ежедневные спектакли на зрителях; в-третьих, это давало значительный приработок к более чем скромному студенческому бюджету.

Гастроли прошли прекрасно, мы были на седьмом небе от счастья. Мечта об артистической карьере начинала сбываться, росла уверенность в своих силах. Я мог упиваться уже не только ежедневными репетициями, но и побаловаться определённым зрительским успехом, хотя и у маленьких, но от этого не менее любимых мною зрителей.

Эта поездка оказалась знаменательна ещё одним событием, оказавшимся решающим в моей судьбе.

На гастроли я уезжал из общежития ухаживающим за барышней молодым человеком, а вернулся уже к Катеньке, как это теперь называется, гражданским мужем. Этому сопутствовал один комический эпизод. Я приехал к Катеньке с вокзала, мы сидели у неё, общались, а затем она уединилась с бабушкой Софьей Львовной в её комнате. Они о чём-то долго разговаривали, затем Катенька вернулась ко мне явно в приподнятом настроении. Она передала слова бабушки: уж если он такой цаца, то пускай остается жить у нас. Моему счастью не было предела. По российской привычке я побежал занять денег, дабы обмыть новую, столь устраивающую меня ситуацию. Как назло, мне долго не удавалось достать денег, а когда я их достал, то никак не мог найти шипучее вино под названием «Салют» стоимостью два рубля пятьдесят копеек, которое, по моему тогдашнему мнению, соответствовало торжественному моменту. Раздобыть шампанское в те годы практически не представлялось возможным. Его в основном продавали только к праздникам, обычно в продуктовых заказах. Да и стоило оно гораздо дороже «Салюта». Когда я проделал все манипуляции и вернулся, прошло довольно много времени. Я с удивлением нашёл Катеньку в подавленном настроении. Она явно плакала без меня. Удивление моё возросло, когда я понял причину произошедшей с ней перемены: она решила, что, получив бабушкино «добро», я попросту испугался и сбежал. Какая-то «Женитьба» Гоголя получилась. Я же не только не помышлял о побеге, а, наоборот, с радостью остался у неё. Как оказалось, уже навсегда.

Мы начали жить-поживать, ещё не наживая решительно никакого добра. Не с чего было. Я был студентом, а Катенька — театральным педагогом, что, как вы понимаете, оплачивалось государством крайне скудно. Но нас это абсолютно не смущало. Жили мы весело, окружённые толпой друзей, строили планы, многим из которых, самое удивительное, суждено было сбыться. Мы активно репетировали дипломные спектакли, играли их.

Я оказался в гораздо лучшем положении, чем мои однокурсники: на каждом прогоне и спектакле в зале присутствовала моя собственная, индивидуальная болельщица. Это была моя Катенька…

Несложная мысль о том, что всё, что имеет начало, имеет и конец, опять оказалась верна. В конце марта 1978 года мы закончили Гнесинское училище, и у меня появился настоящий диплом, где вполне русскими буквами было написано, что я — артист. Пускай и с добавлением «театра кукол», но, как я уже писал выше, на тот момент меня это совершенно не смущало. Главное, теперь я смогу на законных основаниях заниматься любимым делом, и меня ждёт замечательная творческая судьба. В этом я имел наглость ни минуты не сомневаться.

Единственное, что не слишком радовало в окончании училища, это судьба моих коллег. Наш курс закончили 13 человек, а сразу после дипломных экзаменов стало известно, что в Театре Образцова оставляют только восьмерых. Пять наших соучеников должны были начинать искать работу, а счастливчики, в том числе и я, с нового сезона, с сентября, вливались в прославленную труппу.

Мы все прекрасно понимали, что профессия артиста максимально конкурентная, что театр не резиновый и всех трудоустроить не может, что в конце концов мы обладаем разным уровнем дарования, а искусство не проходной двор, где на успех может рассчитывать каждый. Но мы настолько сроднились за время обучения, что расставаться нам не хотелось. А никаких путей для оставления в театре пятёрки неудачников не было.

После экзаменов мы ещё раз поехали на гастроли всем курсом, на сей раз в Кемерово. Нас опять прекрасно принимали, что только поднимало нашу самооценку и опять же давало возможность немного подработать. Я не мог об этом не думать, ведь являлся теперь главой маленькой семьи. Мы уже начали понемногу привыкать к гастрольной жизни и с радостью согласились на поездку в Кемерово. Тем более что в Театр Образцова мы должны были поступить только с осени, и нам не хотелось терять лишнюю возможность попрактиковаться на сцене.

Особенно рад был этой поездке я — Кемерово стал для меня отчасти родным городом, там же жил мой любимый армейский друг Толя Белюков. Возможность увидеться с ним за государственный счёт очень грела мою душу. Кто бы знал, что именно эти гастроли окажут решающее влияние на большой отрезок моей жизни, а, возможно, и на всю жизнь.

Директором Кемеровской филармонии тогда только что назначили Юрия Львовича Юровского. Это была личность огромного масштаба. Казалось, ему было подвластно решительно всё. Он перевёлся из Омска, в те времена никем не оспариваемой культурной столицы Сибири. Именно он создал в своё время всемирно известный Государственный русский народный хор.

Юровскому очень хотелось сделать захолустный Кемерово городом большой культуры, чтобы лучшие гастролёры, по крайней мере Советского Союза, считали за честь посетить этот шахтёрский край. Однажды он пригласил в Кемерово на гастроли Большой театр в полном составе. Оказалось, что в городе нет площадки, способной вместить весь коллектив. Тогда за ночь он перестроил сцену, чтобы туда могла поместиться опера «Хованщина», и на треть увеличил оркестровую яму, дабы влез весь прославленный оркестр Большого театра.

Каждый год 28 августа, в День шахтёра, проходил концерт, которому могли позавидовать в Кремлевском дворце съездов. Все гастролёры страны почитали за честь выступить в этом провинциальном городе.

Когда Юровскому нужен был какой-нибудь артист, он мог совершить невозможное. Однажды даже развернул в воздухе самолёт, на котором Елена Образцова летела на гастроли в Японию. Юровский посадил самолёт в Кемерово, Елена Васильевна отработала концерт в городе, вернулась на борт и полетела дальше. А ещё он ухитрился провести в Кемерово съезд Союза композиторов, единственный раз за всю историю СССР это мероприятие прошло не в Москве.

Но для подъёма общей культуры в городе кроме многочисленных гостей, приезжающих на гастроли, должны были появиться и собственные, местные коллективы. А где их взять? Даже если начать создавать их с нуля, вбросив в этот процесс большие деньги, то и тогда для возникновения доморощенных деятелей культуры нужны многие годы и как минимум сильные педагоги, способные обучить молодых людей. Позвать талантливого режиссёра или дирижёра на постановку не составляет особого труда. А вот воспитать тех, кто способен воплотить его идеи, не только понять и поверить в замысел творца, но и адекватно воспроизвести его на сцене, для этого необходимы время и своего рода подвижничество.