В театры стационарные, как я писал выше, я, простите, не верю. То есть понятно, что с некоторой регулярностью в лучших из них будут появляться вполне приличные, хорошие, очень хорошие и даже замечательные спектакли. Но гораздо чаще спектакли будут выходить слабые, скучные, поставленные ни о чём, а, главное, не обращённые ни к кому. У режиссёров с постоянной труппой больше болит голова о том, как всех занять, избежав внутренних распрей, чем о качестве конечного продукта. Опять же я не говорю о театрах-лидерах, где мощные режиссёры, имея соответствующую труппу, будут двигать вперёд театральное искусство. Но если мне сейчас предложить назвать такие, я после длительного раздумья, пожалуй, промолчу. Не по злобе, не из зависти — я их не знаю. Выдающиеся мастера, много лет находившиеся в авангарде театрального искусства, постарели и уже не генерируют идеи с той же скоростью, как прежде. Слава богу, что они хотя бы ещё способны поддерживать некий уровень, к которому нас приучили за десятилетия своей работы. Молодые режиссёры работают с такими же молодыми актёрами, не известными массовому зрителю, что не продаётся, а следовательно остаётся столь же неизвестным. Из этого порочного круга есть только один выход — свободная, профессиональная и честная пресса. Но о её нынешнем состоянии я уже имел возможность высказаться. Я видел множество прекрасных спектаклей молодых коллективов, уже известных за рубежами нашей родины, которые невозможно продать в российскую провинцию. А именно там и находится основной театральный зритель, для которого в конечном итоге все мы работаем. Причём я не говорю о каких-то сложных, авангардных спектаклях, у которых во все времена и во всех странах не слишком много почитателей. Я говорю о прекрасно поставленных и отлично сыгранных классических работах. В них с точки зрения проката всего один минус — нет раскрученных имён. Да и шансов на их появление не слишком много.

Актёры, часто мелькающие на экранах телевизоров в нескончаемых сериалах, находят своего зрителя, но профессионально дисквалифицируются. Они не готовы к тяжёлым репетициям, медленному поиску сценического образа, а точнее сказать, к поиску себя самого. Я не собираюсь бросать камень в актёров сериалов. Во-первых, они тоже нужны, раз в этом существует общественная потребность, а, во-вторых, человеку на что-то надо жить. Театр подобной возможности молодым людям не предоставляет. Бывать ежедневно на съёмках «мыла» и на театральных репетициях невозможно. Поэтому каждый выбирает для себя то, что ему ближе. Я им не судья. Был бы я сейчас молодой и никому не известный, не знаю, как бы сложилась моя жизнь, и в какую команду бы я попал. Очень неприятно, что вообще существует подобный выбор: либо бабки, либо искусство. Хорошо бы, чтобы и то, и другое в одном флаконе. Но так как это, к сожалению, получается крайне редко, то само наличие выбора уже можно считать делом вполне положительным. Мы помним времена, когда не было ни выбора, ни бабок, ни искусства.

Тот же 2002 год оказался для меня знаменательным ещё по одной причине: я набрал свой первый самостоятельный очный курс в ГИТИСе, тогда уже РУТИ. У меня был к этому времени довольно большой преподавательский опыт, я проработал педагогом на нескольких курсах у своего мастера Вячеслава Анатольевича Шалевича. К тому же выпустил один заочный курс. Мне нравилось работать со студентами, но набирать собственный курс на очном отделении я совершенно не предполагал. Не считал себя готовым к этому, да и не очень понимал, зачем мне всё это нужно. Не платили за это тогда, как, впрочем, и сейчас, практически ничего. Уговорила меня начать преподавать самостоятельно тогдашняя заведующая кафедрой эстрадного искусства Людмила Ильинична Тихвинская. Мы были с ней хорошо знакомы ещё со времён моего собственного обучения в ГИТИСе. Людмила Ильинична преподавала историю эстрады и была одним из наших любимых педагогов. Затем много лет мы встречались в институте уже как коллеги. Именно в тот период она стала профессором и возглавила кафедру после кончины её создателя и бессменного руководителя Иоакима Георгиевича Шароева.

Мои сомнения в собственных педагогических перспективах у меня возникли не вдруг. И причиной им была даже не огромная занятость. Мне надо было для себя понять, чему именно я должен учить своих студентов. Полностью повторять программу театральных кафедр? Зачем? Они и так вполне справляются (либо не справляются, это на чей вкус). А куда потом идти молодым выпускникам нашей кафедры, если и ребят, закончивших театральные отделения, девать некуда? Обучать той эстраде, какой она была в пору нашей молодости? Да, это были далеко не худшие образцы искусства, но сегодня той эстрады попросту не существует, значит, подобный путь тем более тупиковый. Кстати, я не уверен, что та эстрада умерла естественной смертью, перестав выполнять зрительские запросы, а ей не помогли скончаться конкретные «интересанты», нацеленные на получение прибыли иным способом. Но факт остаётся фактом — той эстрады больше нет, и мы бы изначально плодили безработных. Ведь для того, чтобы вписаться в ныне процветающий шоу-бизнес, совсем не обязательно учиться четыре года. Вполне достаточно иметь крепких спонсоров, влиятельных патронов на радио и телевидении, вовремя поддерживать нужные партии и движения. Не скажу, что этого не было раньше. В несколько иных формах, конечно, подобное существовало и при советской власти. Но всё-таки даже любимцы режима, обласканные им, являвшиеся обязательным блюдом любого правительственного концерта, были высокими профессионалами в своём деле. То, что они делали, кому-то могло не нравиться, но их никак нельзя было обвинить хотя бы в минимальном непрофессионализме.

Сегодня, выпустив уже два курса, я стал более или менее понимать, кого надо готовить и что для этого мы, педагоги, должны делать. Об этом скажу чуть позже, а тогда мне было неясно совершенно ничего. Я отдавал себе отчёт, что существующий порядок нехорош, но каким он должен быть не понимал категорически. Поэтому хочу извиниться перед своим первым выпуском, который, как это часто бывает, оказался любимым, но был мной в чём-то недоучен.

Со вторым выпуском я уже лучше понимал, что делать и дал ребятам больше, обучал студентов точнее, программа преподавания была выверена и сбалансирована. Ничего не поделаешь — опыт есть опыт и, как известно, он «сын ошибок трудных». Мои первые выпускники и оказались любимыми жертвами этих моих ошибок. Нет, вы не подумайте, что мы не прошли программу либо ребята не стали артистами. И программу прошли, и артистами стали. Некоторые — прекрасными и, к счастью, вполне востребованными. Кое с кем мне даже довелось попартнёрствовать, что, естественно, доставило мне особую радость. Да и у остальных, надеюсь, всё ещё впереди. Просто сегодня я бы мог дать им больше.

Одним из главных помощников с первых моих шагов по педагогической стезе стала Катенька. С самого начала она была рядом и всегда — активной, действенной. Она сидела со мной уже на конкурсном отборе, настаивая на каких-то молодых людях, которых я сразу не распознал. Происходило это так. Я брался за ручку, чтобы вычеркнуть кого-либо из абитуриентов после неудачного, на мой вкус, показа. Катенька, перехватив мою руку с ручкой, восстанавливала его в списках. Таким образом человек получал свой шанс. Я уже писал, что, хорошо запомнив собственные многочисленные поступления, очень бережно отнёсся к процессу отбора, сразу для себя определив, что не имею права на ошибку. Но я прекрасно понимал, что в жизни такого не бывает, поэтому поставил себе задачу свести возможность ошибок к минимуму. Так вот, Катенька не ошиблась ни разу! Все ребята, которых она отобрала, в итоге оказались очень одарёнными и прекрасно закончили обучение. Не знаю, была ли это врождённая интуиция или жизнь, проведённая в театре, да ещё педагогом, работавшим с детьми и подростками, сделала её вкус и чутьё на людей практически безукоризненными. Но главное, Катенька стала настоящей мамкой курса. Ребята шли к ней со всеми горестями и радостями. С каждым из моих учеников у неё возникли собственные отношения, никак не связанные со мной. Они делились с ней какими-то предельно интимными вещами, которыми, скорей всего, не поделились бы даже со своими родителями, не говоря уже обо мне, их педагоге. При малейшей возможности Катенька старалась их подкормить или, тщательно скрывая от меня, всунуть немного денег. Именно она создала неповторимую творческую и дружественную обстановку на курсе. Меня очень радует, что и сегодня, через несколько лет после окончания, мои ученики дружат, помогают друг другу и не забывают меня. Все страшные дни после Катенькиной кончины ребята были со мной, за что я очень благодарен. Я понимаю, что трагический уход Катеньки был горем и для них.