Флинн откашлялся и заявил:

— Сенатор Робертс сказал, что вы хотели поговорить со мной.

— Сущие пустяки, — заметил Клиффорд. — Обсудить одну-две вещи. Всего-то одну или две.

— А по-моему, так и вообще обсуждать нечего. Все очевидно, — сказал Арлингтон.

— Лично для меня очевидно одно, — перебил его Флинн. — То, что кажется очевидным вам, джентльмены, не оставляет мне никакого выбора. Кроме как позволить вам убивать друг друга и дальше.

— Вся эта ужасная стрельба, убийства… — пробормотал Оленд. — Кто бы мог подумать, что Рутледж… — Тут голос его пресекся. И он с преувеличенным вниманием снова занялся своей рукой.

Тейлор и официант-вьетнамец обносили присутствующих супом.

Все ждали, что Оленд закончит свою мысль, но безрезультатно.

— А кстати, где Рутледж? — спросил Бакингем.

— Должен быть у себя. Работает, — ответил Уэлер. — Хотел освежить в памяти кое-какие цифры. Сегодня ночью предстоит деловой телефонный разговор с Токио.

— Но гонг-то он должен был слышать, — пробормотал Арлингтон.

Флинн сказал:

— Еще бы! Звук этого гонга и мертвеца поднимет, не так ли?

Оленд развернулся и стал наливать себе суп из супницы правой рукой.

— Уверен, он скоро будет здесь, — сказал Уэлер.

Сидевший по другую сторону стола Коки вопросительно уставился на Флинна. Словно ожидал, что тот сейчас объяснит, что произошло с Рутледжем. Но Флинн промолчал.

Бакингем слегка подался вперед:

— Думаю, самое время выложить карты на стол, джентльмены.

— Вы сдаете, дядя Бак.

В тарелку Флинна налили луковый суп.

— Признаюсь, мне никогда не нравился этот Лодердейл, — сказал Бакингем. — Никогда. Признаюсь также, что не слишком обрадовался, получив от сестры телеграмму, уведомляющую о том, что она снюхалась с этим сукиным сыном.

— Думал, он скажет просто с «сучкой», — заметил Робертс.

За столом послышались смешки.

— И Эшли тоже мне не особенно нравился. Вынужден также признать, что совсем недавно вложил весьма внушительную сумму в предприятие «Эшли комфорт», когда этот жулик, Хаттенбах, вдруг вышел из игры, не предупредив никого из нас. Эшли был не лучшим на свете управляющим. Сам же Хаттенбах, по-моему, был просто круглым болваном. Жизнь давала ему больше, чем он заслуживал, а у него не хватало ни ума, ни совести признать это.

— Что, претендуете на роль убийцы, дядя Бак?

— Просто говорю то, что считаю нужным. Я чист. А в этот уик-энд понял одну очень важную вещь. Что человек по чистой случайности, благодаря лишь факту своего рождения, приговорен провести всю жизнь среди людей, не слишком ему симпатичных.

— Спасибо, — сказал Робертс.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Клиффорд.

— Так это вы их убили? — спросил Арлингтон.

— Нет.

— Тогда все эти биения кулаком в грудь и оскорбления в общий адрес просто беспочвенны и не обязательны.

— Я считаю, это сделал мой племянник.

Все дружно уставились на Клиффорда. Он смеялся.

— Я?

У всех в тарелках был суп. Но ни один человек к нему не притронулся.

— Ты убил Хаттенбаха за то, что он, женатый мужчина, развел шашни с твоей сестрой. Ты убил Лодердейла… потому, что тот был глупым стариканом, женившимся на твоей матери. Ты убил Эшли за то, что он беззастенчиво распоряжался семейными деньгами, и тебе это было известно. Я сам тебе сказал. И знаешь, лично мне кажется, за время своей последней деловой поездки ты сильно переменился, Эрни. Как-то сломался внутренне. Что, в общем-то, можно понять… ведь тебе пришлось нелегко. Такое и прежде случалось. И когда ты стал свидетелем внезапной и нелепой гибели…

— Ясно одно, — перебил его Арлингтон. — Тот, кто убил Лодердейла и Эшли, обладал немалой физической силой. А наш Клиффорд — очень спортивный и сильный парень.

— Сильный или одержимый, — тихо заметил Д'Эзопо.

— Я для своего возраста тоже очень сильный, — сказал Оленд и согнул левую руку в локте. — Страшно сильный. Вот, попробуйте, какие бицепсы. Жилистый… Всю жизнь делал по утрам зарядку, принимал холодный душ…

— Да это Арлингтон! Он же псих! — взвизгнул Клиффорд. — И все мы, черт возьми, это прекрасно знаем! Да он раз сто побывал в психушке!..

— Только раз! — воскликнул Арлингтон. — Всего один раз и много лет назад!

Клиффорд ткнул в него пальцем.

— Да ему уже лоботомию собирались делать!

Суп в тарелке Флинна еще не остыл.

— Когда это было… — протянул Робертс.

— Ладно, хорошо! — взвизгнул Клиффорд. — Вы что же думаете, когда он был в Вашингтоне, на него не давили? Еще как! Причем давление исходило от нас! А как насчет тех сделок с недвижимостью, что он проворачивал в Канаде и сам снимал все сливки? И вы еще говорите, что он не сумасшедший!

— Хватит, надоело! — Арлингтон стукнул кулаком по столу. — Вы все меня знаете. И меня тошнит от этого вашего фиглярства! Сильные крутые ребята, вы и дня не можете обойтись без того, чтоб не убить какое-нибудь несчастное животное! Не прикончить беспомощного оленя, не расставить силки, не вытянуть из воды рыбу, разодрав ей крючком рот! Вы, ребята, и дня не можете прожить, чтоб не обмануть или не запугать кого-нибудь!

— Запугать? — сухо переспросил Бакингем.

— Да, запугать! Меня! Эшли!

Робертс задумчиво протянул:

— Лодердейл был лучшим среди нас охотником. Никогда не выходил без удочки или ружья, ни разу не…

— А Хаттенбах — самым невнимательным, — пробормотал Бакингем.

— А дядя Бак — самым главным хвастуном и задирой!

Все эти взаимные обвинения казались Флинну некой новой игрой, что затевалась за обедом.

К бочонку с пивом никто не подошел.

— Почему бы нам всем наконец не успокоиться? — произнес Робертс рассудительным и умиротворяющим тоном. И улыбнулся через стол сидевшему напротив Д'Эзопо. — Все мы прекрасно знаем друг друга. Действительно, очень хорошо знаем. Но последние несколько дней здесь творится нечто невообразимое. За сто лет существования клуба «Удочка и ружье» такого еще не случалось. Каждые несколько часов кого-то убивают. Попробуем отвлечься от происходящего в данный момент и посмотреть на ситуацию со стороны. И задать себе вопрос: не вторгся ли за последние несколько дней в жизнь клуба некий чужеродный элемент?..

— Да, да, как в химической формуле, — закивал Оленд. — Стоит добавить какой-нибудь новый элемент, и получается совершенно другое вещество.

— Д'Эзопо, — сказал Клиффорд.

— А кто он, собственно, такой, этот Д'Эзопо? — спросил Робертс.

Сидевший на другом конце стола между двумя пустующими стульями Д'Эзопо выглядел каким-то особенно большим, неуклюжим и одиноким.

— Я комиссар полиции города Бостона, — простодушно сказал он. — Полицейский.

— А кто-нибудь вообще знает здесь Д'Эзопо? — спросил Робертс. — Лично я его никогда прежде не видел.

— Он не член, — сказал Арлингтон. — Он гость клуба.

— Чей именно гость? — не унимался Робертс. — И как здесь оказался?

— Я… это… я гость мистера Томаса Эшли. И уже в третий раз приглашен в клуб «Удочка и ружье».

— Просто вернулся в третий раз, чтоб перебить всех нас, — сказал Арлингтон.

— Нет, кто-нибудь из нас все-таки знает, кто он такой, этот Д'Эзопо? — спросил Робертс.

Арлингтон смотрел немигающим взором.

— Все, кто его более или менее знал, убиты…

— Уже одно это о многом говорит, — пробормотал Клиффорд. — И как прикажете жить дальше?

— Именно для этого и создан клуб «Удочка и ружье», — сказал Бакингем. — Чтоб оградить порядочных людей от разных подозрительных типов и…

— Легавых, — закончил за него Клиффорд. — Типов, которые вообразили, что могут совать нос в чужие дела и судить о людях, жизнь которых просто недоступна их пониманию.

— С другой стороны, кто лучше легавых разбирается в убийствах? — спросил Арлингтон. — И кому, как не им, выносить скоропалительные суждения и приговоры?

— Я знаю об убийствах, — встрял Оленд. Только он и Флинн съели суп. — Просто прекрасно разбираюсь в этих делах. Видите ли, стоит только задуматься о собственной смерти… — Тут голос его снова стих.