— Да, коллега, посмотрю я, вы уже набили руку. — Тот, сидевший рядом за пультом грависвязи, кивнул, дружески оскалился, а закончив сеанс, дабы добро не пропадало, тоже мертвой хваткой взялся за змей — принялся знакомиться с их внутренним строением, особенностями анатомии, скелета и органами ядотворения. Причем старался не только конечностями, но и языком — рассказывал о явной нерентабельности метода добычи драгметаллов из океанской воды. Что куги, что кубаббары, что…
— Дай хрен с ними, — отреагировал Энки, крайне индифферентно вздохнул и с тихим вожделением, мечтательно окинул взглядом снятое. — Вот вы говорите, коллега, женские подвязки из змеиной кожи… А что, если посмотреть на проблему шире, глобальнее, так сказать. Представьте только себе — почти что несуществующие трусики, миниатюрнейшие танга, узкие, практически ничего не закрывающие слипы, мини-бикини на пределе возможного. А лифчики, бюстгальтеры, топы, комбидрессы. И все это из змеиной кожи. Пикантейшее, облегающее, плотно врезающееся в плоть, не скрывающее всех этих нюансов, всех волшебных выпуклостей, всех этих невероятных подробностей волнующего женского тела.
Глаза его загорелись углями, скуластое лицо раскраснелось, на лбу выступил пот и, что самое удивительное и непонятное, прорезалось удивительное красноречие. М-да. А ведь закончился только первый день воздержания. Что же будет дальше?
Три недели спустя
Когда с небес спустилось Царство,
На Землю вниз сошли цари, а вслед за тем
С небес был спущен царский трон:
Он, Энки, установил божественный порядок
И совершенные законы на Земле…
Пять городов воздвиг на чистом месте
И дал им имена Он…
Приблизившись к Земле, увидел Он
Большое наводнение.
Когда пришел в Зеленые долины,
Холмы и горы к небу вознеслись
По слову Энки.
Построил дом свой Он на чистом месте,
Свой дом.
Над Змеиной Топью тень его легла…
Там плещется в воде рыба карп
Среди молодых побегов тростника гизи,
Энбилулу, смотритель водоемов,
Поставлен был Им главным средь болот.
Энкинду назначил Энки
Смотрителем оврагов и канав.
Шумерский эпос
— Так-с, вошли в посадочный коридор, движутся на наши маяки. — Тот отвернулся от экрана, весело поправил очки и несколько двусмысленно, с ухмылочкой взглянул на неподвижного Энки. — Значит, скоро будут.
— Да? — Энки порывисто вздохнул, судорожно дернул горлом и трудно потрогал языком обветрившиеся сухие губы. — Господи, неужели, господи…
Он все еще не мог поверить своему счастью и пребывал в каком-то состоянии ступора. От радостных известий-то, оказывается, можно попасть и не только на седьмое небо. Просто на небеса.
Дело происходило в командном модуле утром, ни свет ни заря — ждали запланированный планетоид с борта кормильца-звездолета. Он должен был доставить оборудование, припасы и обслуживающий персонал для построенной на скорую руку биолаборатории. Вроде бы ничего такого необыкновенного, экстраординарного, выбивающего из колеи. Вроде бы… Но это смотря для кого. Начальником-то биокомплекса Ан назначил свою дочку Нинти, и она вот-вот должна была предстать пред запавшие очи Энки. Длинноногая, рыжеволосая, крутобедро-высокогрудая, со своим укромнейшим, уютным лоном… Словом, во всем своем расцвете красоты, шарма, прелестей и обаяния. Прекрасная, похожая на богиню. Сам-то Энки выглядел не очень, уже не прежним молодцом, эти три недели воздержания дались ему с трудом — он исхудал телом, спал с лица, обрюзг душой и, чтобы хоть как-то выжить и не залезть в петлю, завел себе двух любовниц. Бывшего генерала от бронелазии Энбилулу и бывшего же сказителя от дипломатии Энкинду. Ануннаков ласковых, покладистых, проверенных и безотказных. Эх, если бы не они…
— Ну что, коллега, пора. — Тот снова глянул на экран, значимо кивнул и потянул Энки за собой к выходу из модуля. — Пошли, коллега, пошли.
Пошли. В стылую, пасмурную неприветливость раннего промозглого утра. Новый день на чужой планете только начинался — стлался волокнистый туман, пробовали многоголосие птицы, урки, мрачные и злые после ханумака, выгоняли на работу массы. Хмурый Мочегон, оставленный Красноглазом за старшего, следил за процессом, держался за башку и голосом нехорошим повторял:
— Всех, всех затрюмую, раздербаню, на ноль помножу, педерастами сделаю. Всем рога обломаю.
В общем, все было как всегда — серо, обрыдло, монотонно и совсем не весело. И вот, нарушая рутину, монотонность и избитость бытия, в небе грохнуло, раскатилось, завибрировал воздух, и сверху, из-за туч, показался планетоид. Он плавно описал дугу, слепя малиновым огнем форсажа, затем завис, инициировал пси-поле и мягко опустился на упоры. Выдвинулась аппарель, отошла дверь шлюза, и на свет божий появилась Нинти — стройная, улыбающаяся, рыжеволосая, действительно прекрасная, как богиня. Легкий субаэровысотный костюм плотно облегал ее лакомое тело, подчеркивая стройность длинных ног, волнующую высоту груди и бесподобность линий дивных бедер. Куда какому-то там исподнему из змеиной кожи.
— Салют! — Нинти ручкой сделала всем привет, мило улыбаясь, отошла в сторонку, и Мочегон с братвой сразу воодушевились, хмыкнули, радостно заржали:
— Ы-ы-ы, такую мать! Лафа…
Да, похоже, тотальному воздержанию наступал конец — обслуживающий персонал лаборатории состоял на сто процентов из женщин. И даже на самый первый взгляд, к гадалке не ходи, из стопроцентных женщин. Бывалых анунначек, у которых небось не срывалось. И не сорвется.
— Ну, здравствуй, братик, — чинно, как и полагается сестре, зарулила Нинти в объятья Энки, крайне целомудренно, по-родственному сдержанно поцеловалась с ним, однако все же исхитрилась, улучила момент — потерлась незаметно так о его бедро лобком, изобразила страсть, восторг, экстаз и ликование — мол, помню, сохну, уважаю и хочу. В общем, дорогой ты мой, готовься…
Изображать-то она радость и восторг изображала, а у самой-то на душе было не очень. Ну, во-первых, что Энки, что Энлиль — все одно, хрен редьки не слаще, то бишь те же яйца, только в профиль. Ну а во-вторых, и это самое главное, Нинти влюбилась. В могучего, неутомимого, как тавр, суперануннака по имени Кумарби. Один господь бог, ангелы и приснодева знают, как ей было хорошо с ним там, на звездолете, в уютнейшей каютке на четвертой палубе. Хотя, увы, не только господь бог, ангелы и заступница приснодева. Об ее романе стало известно Энлилю, со всеми вытекающими тяжелыми последствиями. Была драка, мордобой, ужаснейший скандал и, естественно, вмешательство грозного папахена. И вот он, нерадостный итог — бедный, до смерти избитый Кумарби там, а она здесь, на этой мерзкой планете, в объятиях своего братца Энки. Этого похотливого, эгоистичного самца, так и порывающегося обрюхатить ее во славу своих личных амбиций. Вот козел. Да, впрочем, не он один. Все мужики сволочи и гады, грубые примитивные создания. Нет, право же, понять женщину может, наверное, лишь женщина, только она может подарить ей по-настоящему чудное мгновение. Гм. Интересно, интересно, над этим стоит подумать. Хотя какие теперь мысли, какое что — надо сеять ханумак, выращивать триноплю, разводить, черт бы его побрал, этого карпа Ре. С папахеном шутки плохи — крут, может запросто оставить без клитора[164]. Что с него возьмешь — сатрап. Грубый, примитивный самец.
