По прошествии полутора лет, несмотря на увлечение языком, историей и культурой этой страны, Шарлотта стала тосковать по дому. Она могла бы получить место в госдепартаменте, снова зажить нормальной жизнью. Вернуться домой. А еще ей хотелось наладить отношения с Чарли Стоуном, вновь стать счастливой, иметь семью.

Ей опротивела Москва. И тем не менее время от времени что-то происходило, и Шарлотта радовалась тому, что она здесь.

Всего несколько дней назад на Калининском проспекте был убит крупный советский чиновник: в его машине разорвалась бомба. Это было из ряда вон выходящее событие: впервые на памяти Шарлотты в Советском Союзе был организован террористический акт, и прямо на глазах у людей. Однако об этом деле не было известно практически никаких подробностей.

Если кто-нибудь мог что-либо разузнать об этом деле, это была Шарлотта.

Она пришла в офис компании Эй-Би-Си, проболтала несколько минут с Верой, милой маленькой русской женщиной, занимающейся уборкой, ходящей по различным поручениям и готовящей чай, и Иваном, бородачом средних лет, походившем на дореволюционного крестьянина; этот человек делал для Шарлотты обзор советской прессы. Несомненно, в обязанности этих людей входило доносить на Шарлотту в КГБ, но все-таки это были добрые, благожелательные люди, просто привыкшие хорошо выполнять свою работу.

У обоих были определенные представления о мотивах убийства. Вера полагала, что Борисова убили эстонцы, Иван считал, что это дело рук диссидентов. Однако об этом событии молчали газеты, молчала и программа «Время», запись которой на видеомагнитофон, как обычно, сделала для Шарлотты Вера.

Время от времени Шарлотта что-то узнавала из разговоров с Иваном и Верой. Шарлотта нравилась этим людям — ведь она говорила с ними по-русски. И они ей тоже нравились. Но об убийстве Борисова они знали не более, чем кто-либо другой в России.

От шефа нью-йоркского отделения теленовостей пришел телекс, в котором тот сообщал о своем намерении приехать в Москву и просил Шарлотту устроить ему встречу с… Горбачевым. Ну, еще бы. Большие люди на американском телевидении думают, что они всегда могут отдать подобные приказания своим подчиненным в Москве. Шарлотта покачала головой и улыбнулась.

Затем она взялась за телетайпную ленту, просматривая новости, пришедшие за ночь со всего света. Дело об убийстве Борисова, конечно же, занимало в этих новостях важное место.

Шарлотта откинулась на стуле и задумалась. Ей предстояло разгадать эту загадку. Несколько минут спустя она позвонила неизвестному абоненту и спустилась к машине.

Через час она сидела в зале нового кооперативного ресторана, где подавали острые грузинские блюда, и разговаривала с редактором известного советского журнала. Редактор был хорошим, надежным источником информации; он часто сообщал Шарлотте новости, которые узнавал от своих друзей на Съезде народных депутатов. Со своей стороны, он доверял Шарлотте, зная, что она не станет афишировать, от кого именно она получила эту информацию, и с пониманием отнесется ко всему, что он ей сообщит.

— Нет, — сказал редактор, покачав головой, жуя цыпленка табака. — Мы ничего об этом не слышали. — Редактор предпочитал говорить по-английски и говорил хорошо. — Но ты знаешь, что убитый — этот Борисов — считался близким другом председателя КГБ?

— Да, я слышала об этом, — сказала Шарлотта.

Редактор пожал плечами и бросил на Шарлотту многозначительный взгляд.

— Это тебе о чем-нибудь говорит?

— Нет, — сказала Шарлотта, предпочитая выслушать его мнение по этому поводу. — А тебе?

Редактор снова пожал плечами.

— Это говорит мне о том, что, возможно, в нашем правительстве идет серьезная борьба за власть. Горбачев зависит от Павличенко — человека, которому он поручил заниматься КГБ. Горбачев нуждается в поддержке Павличенко, так?

— Так. Ему нужна поддержка КГБ, чтобы удержаться у власти — тогда он сможет проводить реформы.

— Вот именно. И, понимаешь, вероятно, есть кто-то — ты допускаешь такую возможность? — кому не нравятся люди Горбачева.

— Пожалуй, ты прав. Однако этот кто-то прибегает к терроризму? Ты думаешь, это кто-нибудь из членов правительства?

Редактор снова пожал плечами.

После ужина Шарлотта пошла в старое здание американского посольства на улице Чайковского. Здесь она выпила чашечку кофе со своим другом Джошем Литтэном из «Нью-Йорк таймс», а затем зашла взять пришедшую на ее имя почту: обычный набор журналов, пара личных писем, отчет из нью-йоркского банка — вот, пожалуй, и все.

Шарлотта вернулась в офис и просмотрела новости, поступающие по телетайпу из телеграфной службы «Ассошиэйтед пресс». Ничего.

Хотя…

Ее внимание привлекла фамилия Стоун. В памяти мелькнули слова «убит» и «Элфрид Стоун», и тогда, в ужасе, она развернула лист отпечатанного текста и прочла, не веря своим глазам.

Элфрид Стоун, историк из Гарварда, осужденный в 1950 году по обвинению в шпионаже в пользу Советского Союза, был найден мертвым.

У Шарлотты перехватило дыхание.

Элфрид Стоун. Этот чудесный, милый человек… Не может быть!

Дальше в тексте говорилось, что в убийстве подозревается сын Элфрида — Чарли Стоун.

Чарли. В это невозможно поверить!

Шарлотта оторвала сообщение, нетвердой походкой вернулась в офис и рухнула на кушетку. Ей казалось, что она сейчас потеряет сознание.

Час спустя Шарлотта, все еще в состоянии шока, вновь перечитала сообщение.

Чарли Стоун.

Он не виновен. Он не мог убить отца.

Документ, украденный им из архива Лемана, — имеет ли это какое-либо отношение к делу? Чарли упоминал одну женщину, с которой Элфрид Стоун познакомился в Москве… Соня? Да. Соня Кунецкая. Чарли просил Шарлотту навести о ней справки. Так или иначе, он думал, что Соня поможет ему узнать правду о том, что случилось с Элфридом Стоуном. Однако все это было очень-очень давно.

Но давно ли?

Несомненно, это не было случайным совпадением.

Чарли не мог убить своего отца. Это совершенно немыслимо.

Теперь он нуждался в ее помощи. Нельзя было терять ни минуты.

На кровати в мотеле валялось что попало: пенопластовые коробки, пластиковые бутылки из-под воды, пустые упаковки из-под пива. Стоун проснулся, повернулся на другой бок и услышал скрип пенопласта.

Он осмотрелся, увидел пустые бутылки из-под водки и сразу вспомнил, где находится.

Согус. Он находился в мотеле города Согус, милях в девяти на север от Бостона. Он чувствовал себя совершенно разбитым. У него темнело в глазах; он не брился уже пять дней, с тех пор, как погиб отец. Он выходил из комнаты мотеля только за едой и напитками.

Как он здесь оказался? Он не понимал, откуда у него взялись силы добраться до этого богом забытого мотеля, расположенного на главной и единственной улице Согуса, представляющей собой аляповатое нагромождение баров со стриптизом, дешевых забегаловок и плохих китайских ресторанов.

Он чувствовал полный упадок сил, но вместе с тем ощущал, что может действовать, хотя действия его напоминали кадры замедленного фильма.

Как бы то ни было, ему удалось убежать.

Он вспомнил, как проснулся на полу в кабинете отца и увидел, что его отца зверски убили. У Чарли внутри что-то оборвалось. Он вспомнил, как обнимал окровавленную голову отца, как, оцепенев от ужаса, хотел, чтобы глаза открылись. Как в этот момент он услышал, как затрещала дверь, как в комнату ворвались трое полицейских, и, хотя у Чарли и помутился рассудок, он понял, что пришли за ним. Он слышал, как полицейские говорили о нем, и какой-то мощный импульс сознания сказал ему, что здесь больше оставаться нельзя, что надо бежать. Он рванулся к черному ходу, побежал дворами и оказался посреди Гарден-стрит, где чуть было не попал под колеса проезжающей машины. Он остановил такси и сказал шоферу: «Гони! Все равно куда. Куда-нибудь за город». Машина тронулась с места, и шофер попросил пассажира показать, что у того есть деньги. Стоун распахнул перед ним свой бумажник. Ему повезло: шофер действительно привез его в Согус, и Чарли сказал ему остановиться в этом дешевом мотеле. Стоун вышел, заплатив шоферу сполна за причиненное беспокойство.