– Боюсь, что наш рождественский ужин будет чуточку похож в этом году на сборную солянку. – Нора взглянула на сына, ожидая его протестов. – Или как в Евангелии – накормим всех семью хлебами и рыбой. Но все равно, давай откроем верхний салон, как делали когда-то. Только там нужно немного проветрить. Тогда старики смогут там спокойно подремать. Можно поручить тебе это? – Она улыбнулась. – Что ты привез из города? Наша кладовка пустая, и мышь не накормишь. Да, я выбросила из кухни какие-то твои вонючие тряпки и сейчас что-нибудь испеку.

Такой оживленной он не видел свою мать много месяцев – да что там, много лет.

– Мать, больше не проси меня что-либо покупать в канун Рождества. Сейчас в лавках как на скотном рынке в аукционный день, во время матча регби на поле и при массовом бегстве животных. Можно подумать, что лавки закроются на месяц, а не на два дня, – пробормотал он, натягивая резиновые сапоги. – Делай тут что хочешь. Я подышу свежим воздухом и поработаю в лесу топором. Прогноз на завтра паршивый.

– Сынок, найди елку получше, и хорошо бы к их возвращению. Мы покажем им, что можем праздновать Рождество не хуже, чем в Саттон Колдфилде!

Нора собиралась отыскивать веник и метелку, корзинку с тряпками и мастикой и приниматься за уборку салона, когда явились две ее подруги по Женскому институту с подарками для Иви. Прежде чем угостить их своими знаменитыми пирожками, Нора заставила их обметать пыль, пылесосить и полировать салон, и вскоре он засверкал, как после весенней уборки.

Шторы были плотные, да еще подшиты старыми шерстяными одеялами от сквозняков, чинцевое покрывало на диване выгорело, но сам салон был пропорциональный, изящный, с бирюзовыми деревянными панелями. Журнал «Кантри ливинг» сделал бы себе тут хорошую рекламу. Нора вычистила грязный камин и положила в него несколько поленьев. Лилии от Пат уже благоухали, наполняя салон сладким духом.

Когда явилась Эдна Данби за последними новостями о Партриджах, ее послали в рощу, чтобы она нашла ветки остролиста с ягодами и плющ. Ей хватило времени, чтобы сплести венки, как это умеет лишь эксперт из клуба флористов в Северном Крэйвене. Затем прибыл вэн с огромной красной пуансетией и венком из остролиста от ее Книжного кружка; растение заполнило всю единственную исправную жардиньерку. После этого приехал почтовый вэн с поздравительными открытками и посылкой для Иви из Саттон Колдфилда.

Одним словом, комнаты в Уинтергилл-Хаусе постепенно возвращались к жизни, а запасы пирожков таяли. Всем нравилось тесто, куда Нора добавляла толченый миндаль и сливочное масло. Дом наполнился ароматами свежей выпечки, специй, корицы и гвоздики. Под чистой марлей даже подходил смородиновый хлеб, а возле дома раздавался стук топора, звякали палки и поленья, падавшие в плетеные корзинки.

Нора развесила поздравительные открытки и украсила гирляндой камин. Эдна еще успела начистить до золотого блеска всю медь в доме. Нора никогда не видела свой дом таким нарядным и радовалась, что он оживает. Она даже засмеялась от удовольствия, глядя на плоды совместных усилий.

Ник взял лопату и пошел искать приличную елку. По дороге он перенесся мыслями в те времена, когда он делал это с отцом. Они всегда находили такое деревце, которое прекрасно умещалось под лестницей в холле.

Он окинул взглядом безмолвные поля. Ему бы сейчас кормить овец, проверять загоны наверху склона, поскольку погода портилась, ветер крепчал, начинался снегопад. Рождественский снег, то, чего хотят туристы, и головная боль для фермеров.

В роще стояла тишина, и Ник вдруг почувствовал, что он был там один. Тот измученный призрак наконец-то успокоился, и хорошо бы навсегда. Еще Ник надеялся, что купил всем правильные подарки. Он специально заглянул к ювелирам на Дьюк-стрит, чтобы выбрать памятный сувенир для Кэй и девочки: фарфоровую собаку из коллекции «Бордер артс», популярной у фермеров Долин. Сначала он и не думал о подарках, но после всего, через что все они прошли… не удержался и купил рыжевато-черную пастушью собаку, похожую на старину Маффа, которого он потом похоронит где-нибудь в поле.

Наведался он и в лавку, где делали по лицензии и продавали замечательный шоколад. Так что и про мать не забыл. Старина Джекоб будет доволен такой демонстрацией рождественского духа.

После конфликта с матерью Ник чувствовал себя неловко и хотел как-то загладить свою несдержанность. Он обрадовался, когда она загорелась идеей праздника в духе Джекоба и командовала своими подругами как фельдфебель. И действительно украсила дом. Какое будет разочарование, если ребенка оставят в больнице до завтрашнего дня. Приготовил Ник кое-что и для Иви, надеялся, что ей понравится и что погода будет такая, как нужно, иначе ничего не выйдет.

Если честно, то ему даже понравилось ходить в толпе по рыночной площади, встречать старых приятелей, которые что-то покупали в последнюю минуту для своих жен, стонали и жаловались на очереди и дороговизну. Хорошо чувствовать себя частью города. Все спрашивали его о девочке, словно она была его дочкой.

Наверное, так себя чувствует семейный мужчина, думал он, и вдруг понял, что перестал этого бояться. Видно, у меня размягчение мозгов, усмехнулся он и продолжил поиски красивой елочки.

Иви лежала на больничной койке и ждала, когда придет доктор. Для нее был шок, когда она проснулась и увидела, что она в больнице, а за большим окном виден больничный двор. Ни тебе заснеженных полей, ни Маффина, ни Лавандовой Леди, сидящей у камина в спальне. Она слушала рождественскую музыку, смотрела телик, вокруг бегали дети и ждали, когда их отпустят домой. Как и она. Неужели Рождество прошло? Она все пропустила? Ей захотелось плакать, она уткнулась в подушку и стала сосать большой палец. Она даже не знала, какой сейчас день. Неужели она пропустила и специальную серию телефильма «Флаг отплытия»?

В отделении стояла большая елка, на ней много игрушек, но было шумно, и ей не позволяли выходить за дверь. Где же мамочка? Почему нельзя поехать домой?

Потом она вспомнила про пожар, как она заблудилась среди снега, а мистер Ворчун ее спас… или это был папа? Еще тот странный сон, как она сидела под стеной, а Белая Леди схватила ее за руку и летала с ней по воздуху, а потом Иви упала и проснулась. Мамочка плакала, мистер Ворчун растирал Иви руки. Теперь он уже не мистер Ворчун, а ее друг, как миссис Нора, Мафф и Лавандовая Леди в большом доме на холме, где нет Рождества, нет ни красивых огоньков, ни праздничных украшений, ничего.

Санта никогда туда не придет, так что не надо туда возвращаться.

– Садись в машину, лапушка, – сказала Кэй, забрасывая в багажник дочкину сумку. Наконец-то они едут домой. Целый день она ждала решения доктора и боялась, что дочку оставят еще на сутки. Но ведь все видели, что Иви неплохо перенесла свое ужасное приключение. Перспектива застрять в больнице на Рождество, вдали от всех знакомых, была слишком ужасной, даже думать об этом не хотелось, хотя все были здесь добры и внимательны к ним обеим.

Случай с Иви стал подарком для прессы. Газеты печатали историю спасения девочки. Поначалу Кэй пребывала в эйфории, но быстро опомнилась, когда представила себе, что могло случиться. Последние дни казались ей странным, неприятным сном, и теперь она постепенно просыпалась.

Странное дело, но после спасения Иви у нее прошел страх перед годовщиной гибели мужа. Только ей было стыдно, что она почти не вспоминала о его родителях. Теперь она позвонила им из больницы, на случай, если они что-нибудь услышат в новостях. Они были готовы примчаться и забрать их к себе, но ей хотелось лишь одного – покоя. Договорились, что они приедут в Уинтергилл на Новый год. Отъезжая от больницы, Кэй позвонила Нику и сообщила, что они возвращаются. Все-таки она и сама не понимала, зачем они это делали, но теперь ей ни о чем не хотелось думать.