5

Еврейский район сразу же после переселения должен быть отгорожен от города каменной стеной. Построить эту стену обязаны жители еврейского района, используя для этой цели в качестве строительного материала камни от нежилых или разрушенных зданий.

6

Евреям из рабочих колонн запрещается пребывание в нееврейском районе. Означенные колонны могут выходить за пределы своего района исключительно по специальным пропускам на определенные рабочие места. Нарушение этого приказа карается расстрелом.

7

Евреям разрешается входить в еврейский район и выходить из него только в указанных местах. Перелезать через ограду воспрещается. Немецкой страже и охране порядка приказано стрелять в нарушителей этого пункта.

8

В еврейский район могут входить только евреи и лица, принадлежащие к немецким воинским частям, а также к Городской управе, и то лишь по служебным делам.

На юденрат (еврейское правление гетто) возлагается заем на расходы, связанные с переселением из одного района в другой. Означенная сумма должна быть внесена в течение 12 часов после издания настоящего приказа в кассу Городской управы.

9

Юденрат должен немедленно представить жилищному отделу городской управы заявку на квартиры, которые евреи оставляют в нееврейском районе и которые еще не заняты арийскими (нееврейскими) жильцами.

10

Порядок в еврейском районе будет поддерживаться немецкой патрульной службой и особыми еврейскими отрядами порядка (специальный приказ об их функциях будет своевременно издан).

11

За переселение всех евреев в свой район несет полную ответственность юденрат Варшавского гетто. Виновный в уклонении от выполнения настоящего приказа будет строжайше наказан.

За только что приведенным последовал приказ о желтой «заплате». С немецкой пунктуальностью указывались ее размер, место, на которое она должна быть нашита. В конце звучала угроза: «За неисполнение – смертная казнь».

Ошарашенные и растерянные узники гетто теснее жались друг к другу, боялись лишний раз показываться на улице, откуда постоянно доносился топот и стук кованых сапог. Постепенно люди привыкали к страху. Целыми днями у юденрата стояла толпа. Здесь можно было встретить знакомых и вообще узнать о том, откуда прибыли люди.

Однако поиски родных оказались тщетными. Колонна из Гора-Кавалерии и соседних с ним мест здесь не появлялась. Эта весть угнетала и мучила Вольфа. Погибнуть вдалеке от своих родных, не увидеться с ними даже перед смертью было выше его сил. Лишь потом Мессинг узнает, что отец и братья сгорели в печах Майданека. Все до единого… У юденрата сколачивались группы, пытавшиеся бежать из гетто. Вокруг гетто уже возводилась ограда из колючей проволоки, по которой должны были пропустить электрический ток.

Для жителей гетто еще не была изготовлена специальная форма, и люди по одежде могли более-менее точно определить финансовое состояние друг друга. Вокруг Мессинга собралась группа из трех прилично одетых евреев. Они искали пути спасения и обратили внимание на то, что один из немецких офицеров охраны без особой злобы здоровается с ними, остановился рядом раз, второй, третий. Вольф заговорил с ним о погоде. Неожиданно офицер спросил:

– Валюта есть?

– Есть, – решил рискнуть Мессинг.

Офицер назвал место встречи и время. Все четверо явились в точно указанный час, минута в минуту. Офицер задерживался. Взгляды собравшихся сошлись на Мессинге:

– Не провокация ли это? Не обманывает ли нас немец?

– Я не прочитал в его мыслях обмана, – понуро опустил голову Мессинг, но оживился, услышав стук сапогов.

Офицер ухмыльнулся, получая пачку долларов. Он отдернул носком сапога крышку канализационного люка и показал рукой на открытый проем. Мессинг нащупал ступеньку лестницы и стал осторожно спускаться. За ним последовали другие. Уже смелее и быстрее. Вся операция заняла не больше минуты, после чего крышка люка над ними захлопнулась и они очутились в кромешной темноте. Наверху их, рано или поздно, ожидала гибель, здесь – неизвестность со слабой надеждой на свободу.

Темнота поначалу не испугала беглецов, но постепенно стала угнетать: не видно было, куда идти. С рассветом сквозь неведомые трещины пробились первые лучи солнца. Беглецы приободрились и снова посмотрели на Вольфа Мессинга; они верили, что ясновидящий укажет им дорогу. Он действительно мог увидеть будущее, но не выход из этой бесконечной трубы. Вот если бы был индуктор, который мысленно указывал бы ему путь, то он легко справился бы с этой задачей.

– Черт здесь сломает голову! – сказал Мессинг. Его пугали отводные линии от центрального канала. Он шел к тем местам, где брезжил свет, но выхода там не находил.

– Отдохнем, – предложил он и присел на трубу, протянутую вдоль канала. Запасливые попутчики достали из карманов еду.

– Вы не хотите перекусить? – спросили они у Мессинга.

– Нет, – сказал он, – во время работы у меня пропадает аппетит.

Он очень проголодался, но не смел взять даже малую толику еды у людей, которым она сможет продлить жизнь. В темноте они едва видели друг друга и различали лишь по голосам.

– А я был на вашем концерте в Вене, – пропищал кто-то. – Вы имели ошеломляющий успех. Вы показывали чудеса!

– Но при свете! – отозвался Мессинг.

– А в темноте вы бессильны? – испуганно заметил простуженный бас.

Мессинг промолчал, обдумывая положение.

– Ой! Ой! – завопил баритон. – Кто-то вырвал из моих рук кусок колбасы!

– Крысы! – ответил Мессинг. – Будьте осторожны!

Одна из крыс застыла у его ног. Он резким движением схватил ее за голову, быстро встал и пошел по скользкому дну канала. Мессинг знал о чувствительности этих животных, о том, что они могут передавать сигналы друг другу. Крыса наверняка постарается убежать от него. Но куда? Может, к выходу из канала? Желая вырваться, крыса бешено завиляла телом, пытаясь укусить, но Мессинг из последних сил держал ее, думая использовать как индуктора. Однако никаких сигналов от крысы не поступало, и он брезгливо отбросил ее в сторону. Сырость проникала сквозь одежду, усталость сковывала движения. Писклявый попытался попробовать воду, стекающую по заплесневелой стене канала.

– Потерпите! – попросил его Мессинг. – Вода здесь грязная. Можно отравиться!

– Мы здесь пропадем! – процедил простуженный голос, когда после двух суток хождений они очутились на месте, откуда начали путь.

– Пришли! – иронически заметил баритон. – Куда двинемся дальше?!

Мессинг решительно направился в противоположную сторону, делая вид, что знает, где выход. Он боялся, что среди попутчиков начнется паника и они перестанут верить ему, разойдутся кто куда и погибнут поодиночке.

– А может, вернемся в гетто? Сменим одежду? – дрожащим от холода голосом предложил писклявый.

– Нас тут же расстреляют, не дав переодеться! – воскликнул баритон. Похоже, он был на грани истерики.

Мессинг шел, обстукивая железным прутом стены, но тот каждый раз ударялся о металл. Наконец он уперся в землю, проступавшую между трубами. Мессинг нащупал ступеньки и немного поднялся по ним. Над его головой чернела крышка люка.

– Помогите, – попросил он и вместе с простуженным приподнял крышку люка.

– Мы опять в гетто? – чихая, вымолвил писклявый.

– Нет, где-то на окраине Варшавы. В нееврейском районе.

– Но нас могут схватить и снова отвести в гетто! – продолжал ныть писклявый. Ему никто не ответил.

– Будем выходить? – спросил Мессинг.

– Да, – сказал простуженный, – спасибо вам. – И сунул в карман Мессинга вчетверо сложенный листок бумаги. – Там слова песни защитников гетто. Я буду пробиваться к партизанам.

– Спасибо вам всем! – поблагодарил попутчиков Мессинг. – За то, что не выдали меня!