— А что же ты, сынок, делать будешь? Где жить думаешь?

— Я, дедушка, ковач, железо ковать умею. Вот только кузницы нет у меня, — засмеялся Иванко.

— А я и тут тебе совет дам. Умер мой старший сын — он в том оселище ковачом был, — и кузница у него осталась. А что с ней делать его старой жене? Иди туда, бери кузницу, а я скажу невестке, что ты хороший человек. Там мои внуки живут, им чем-нибудь поможешь. — Он, прищурив глаза, посмотрел на Иванку.

— Дедушка, как вас и благодарить? — низко поклонился Иванко.

— Благодарить? Потом. Это я тебя должен благодарить. Опять кузница при деле будет.

…Снова путники едут лесом. Только теперь они веселее стали, то тут, то там вспыхивает смех. И кони бегут бодрее. Иванке не терпится — хотя бы до вечера успеть доехать! Он стегает коня, и тот скачет, отбрасывая копытами землю. Иванко не оглядывается, сейчас уже нечего бояться — враги остались далеко позади, а товарищи пусть поспевают за ним.

Еще одно оселище проскочили, и уже у крайней хаты остановил Иванко коня и спросил у женщины, которая перешла дорогу с полными ведрами:

— Далеко ли до Владимира?

Она удивленно осмотрела незнакомых всадников и ничего не ответила.

— Ты что, глухая? — пошутил Иванко.

— А ты слепой? — в тон ему задорно засмеялась она.

— Слепой!

— Вижу. Ничего перед собой не замечаешь, чуть меня конем не растоптал. На пожар летишь? Или, может, к ладе своей?

Иванко был удивлен. Молодица угадала причину его спешки.

— К ладе.

— Теперь верю… Уже недалеко — свернете налево за той липой, а оттуда останется два поприща.

Иванко дернул коня за поводья, пришпорил его, и конь с ходу пустился в галоп.

— Счастье с тобой! Да будет тебе удача! — сочувственно крикнула вслед ему молодица, но Иванко уже не слыхал ее напутственных слов. До поворота доскакали в одно мгновение, оттуда простиралась прямая и ровная дорога, показались первые строения города Владимира. А солнце уже садится; только что висело над деревьями, и вдруг его красноватый шар закатился за горизонт. Хотя бы успеть, пока не наступят сумерки. А это что? Навстречу им мчатся два всадника. Один снимает шапку и машет ею, приветствует. Да это же Теодосий! А второй кто? Иванко внимательно всматривается, и неожиданно руки его бессильно опускаются. Конь, не чувствуя твердой руки хозяина, перешел на рысь. Неужели это Роксана? Она! Уже совсем близко. Это ее раскрасневшееся лицо, ее большие голубые глаза. Как радостно сияют они! И волосы старательно причесаны, и пробор на голове, а светло-русую длинную косу ветер забросил на грудь. Вот она, желанная! Роксана останавливает коня и склоняется к Иванке.

— Роксана! — срывается шепот с Иванковых губ, но она слышит это ласковое слово и левой рукой обнимает его.

Иванко крепко прижимает ее к себе, целует, сажает в свое седло — она кажется такой легонькой, как пушинка. Роксана приникла к нему; от стыда, что видят другие, прячет свою голову у него на груди.

— Иванко! — кричит Теодосий. — Иванко! Да ты разве не видишь, что это я?

Вопрос Теодосия доносится до Иванки будто откуда-то издалека. Что он может ответить, если нет слов, если в этих сумерках его озарил ярчайший свет и он, ослепленный, ничего не видит…

— Иванко! — хохочет Теодосий. — Иванко! Хлопцы! Что это вы с ним сделали?

Но те молчат. Они полукругом окружили Иванку, Теодосия и Роксану и удивленно переглядываются.

Опомнившись, Иванко радостно протягивает Теодосию левую руку — правой он крепко держит Роксану.

— Спасибо! Спасибо, Теодосий! — взволнованно произносит Иванко и неловко улыбается, оглядываясь на своих товарищей.

— Поехали, Иванко, — тихо говорит Теодосий, тронутый их нежной встречей.

Он едет первым, за ним ступает конь Иванки. Теодосий умышленно торопится, едет не оглядываясь, чтобы никто не увидел, как по его лицу скатилась непрошеная слеза. Он незаметно поднимает руку с плетью и, будто поправляя шапку, быстро вытирает щеку. В эту минуту он невольно вспомнил свою жизнь и растрогался.

«Что с тобой, Теодосий? Давно же это было», — говорит он сам себе.

Взволнованный близостью Роксаны, Иванко и не заметил волнения Теодосия. Если бы Иванко не был в таком состоянии, он обратил бы внимание на то, что вдруг исчезла шутливость Теодосия, Роксана подняла голову и посмотрела на Иванку. Еще никогда ее глаза не обжигали его таким огнем.

Конь Иванки помчался за конем Теодосия, а Иванке казалось — вокруг никого нет, а он летит с Роксаной на чудесном ковре-самолете, о котором мать рассказывала в сказках.

Только день пробыл Иванко на княжеском дворе. Теодосий водил его к княжичам Даниилу и Васильку.

— Живут они одни, — рассказывал ему Теодосий. — Матери нет. С Мирославом они. Да оно и лучше — лучше для княжичей. Мать все время молится, молчит как рыба, с монахинями шепчется. Такая буря вокруг, супостаты зубами щелкают, укусить норовят, а она с монахинями… Разумно сделала Даниилова мать, — хохочет Теодосий, — в монастырь пошла. Пусть идет, — шепчет он Иванке на ухо, — тут мечами надо, а не молитвами. Хотела и Светозару потащить, а та и так и этак: я, мол, наведываться к вам буду. Ха-ха-ха! — раскатисто звучит смех Теодосия. — Девка что твой огонь, возле нее муж, молодой сотский, а ее в келью тащат молиться! — Теодосий сложил руки на груди, закрыл глаза и сделал гримасу. — Не в монастырь пошла Светозара, а с мужем услаждается. Роксана теперь у нее. Вот хорошо, что ты появился, а то Роксане одной скучно.

Даниил понравился Иванке. В тот день, когда он последний раз видел его в Галиче, это был быстрый шестилетний мальчик, а теперь высокий, стройный, чернявый юноша.

— Это ты воеводу мечом зарубил? — Даниил взял Иванку за плечо.

— Я.

Даниил посмотрел на Теодосия. А тот сгорает от нетерпения, хочется ему похвалить своего товарища.

— Храбрым дружинником будет. Правда, Теодосий? — спросил Даниил.

— Правда, а как же! — крикнул Теодосий.

— Тогда бери его с собой, Теодосий.

Но Иванко был недоволен. Даниил говорит так, будто и нет здесь Иванки. От обиды закипело внутри, но с княжичем нельзя спорить, как с Теодосием. Вспомнилось оселище, расхваленное Климятой. Хотелось пойти туда с Poксаной, а Даниил говорит совсем о другом.

— Ковач я, а в селении кузница сына Климяты без ковача… Не бери меня в дружину, княжич. Буду я в кузнице, а в поход позовешь — прибегу, я к мечу привычный.

Удивленный Даниил посмотрел на Теодосия. Тот утвердительно кивнул головой, взял сторону Иванки:

— Поверь ему, княжич, вельми искусный он ковач. Мечей тебе накует. И в походе славным дружинником будет! Коня он привел с собой… Но он не все сказал тебе, — разгладил бороду Теодосий, — он жениться хочет, есть тут у него нареченная — Роксана.

— Роксана?! — воскликнул пораженный Даниил. — А она ничего не говорила… Роксана!

— Она! Тебе не говорила, а мать твоя знает. Десять лет ждала Роксана Иванку.

— Десять лет? — растягивая слова, будто разговаривая сам с собой, произнес Даниил.

— Десять, как один день! Десять! — сказал Теодосий многозначительно. — Ждала! Вот это нареченная! Твердое у нее слово. Кремень!

— Кремень! — повторяет Даниил, и на его лице вспыхивает улыбка. Трудно ему еще держаться по-взрослому. Так и прорывается юношеская непоседливость.

— Иди в оселище и свадьбу играй… — Даниил снова похлопал Иванку по плечу.

— Меня слушай! — трясет Теодосий Иванку. — Слыхал, что Даниил сказал — иди в оселище! Ха-ха-ха! Доволен?

— Доволен! — обнимает его Иванко.

Даниил не возражал против того, чтобы Иванко стал ковачом, — значит половина дела сделана! Теперь только свадьбу сыграть; короткий летний пост кончается, можно и в церковь через несколько дней. Но когда пошли к Светозаре, она рассердилась, не хотела отпустить расторопную, трудолюбивую девушку. Княгиня подарила ей Роксану, и она так прислуживала ей, что Светозара не могла представить, как она будет без нее. Напрасно Теодосий обнадежил Иванку. Оказалось, что не такая это легкая крепость — упрямство боярыни.