Литмир - Электронная Библиотека
A
A

У дверей в кабинет Вадлера стоял полицейский. Он преградил дорогу обер-лейтенанту.

— Господин начальник занят. Ведет допрос.

Отойдя от двери, Румянцев стал обдумывать, как ему быть. В это время дверь кабинета распахнулась и на пороге показался Вадлер.

— Шварца вызовите. С инструментами.

Румянцев внутренне содрогнулся. Он знал, что Шварц, страшный садист, палач из бывших уголовников-убийц, освобожденный Гитлером после прихода к власти, был подручным Вадлера в мрачных, кровавых застенках СД.

Увидев Коха, Вадлер коротко бросил ему:

— Что вам, обер-лейтенант? — это прозвучало холодно и резко. Никогда до сих пор Вадлер не смел говорить так не только с Куртом Кохом, но и вообще с кем-либо из офицеров-немцев.

Румянцев, мысленно отметив это, решил: кончать нужно сейчас.

— У меня к вам небольшой разговор. Всего в два-три слова. Очень важно, — за спиной у него хлопнула дверь приемной, значит, полицейский вышел. Румянцев шагнул к Вадлеру, он решил стрелять в упор, наверняка. Вадлер слегка отстранился, он подумал, что обер-лейтенант хочет войти в кабинет.

У вдруг Румянцев вздрогнул, рука, сжимавшая в кармане мундира пистолет, разжалась, лейтенант остановился. Он увидел в открытую дверь, что в кабинете Вадлера у стола сидит девушка. Она обернулась к двери, глаза ее, огромные, обведенные чернотой, смотрели на Румянцева, не мигая. Галя! Он узнал ее сразу. Узнал несмотря на то, что Галя была страшно, до неузнаваемости избита. Лицо в багровых кровоподтеках, кофта изорвана в клочья, ноги босые и тоже вздулись. Все это Румянцев охватил одним взглядом. Боль, гнев, жалость — все смешалось, затопило все его существо, подавив обычное хладнокровие, выдержку, способность реагировать мгновенно на любую неожиданность. Он стоял недвижно, не сводя глаз этого измученного, родного ему лица. Галя тоже смотрела на него. Но смотрела равнодушно, лицо ее не выражало ничего, кроме страшной усталости. И вдруг губы ее беззвучно шевельнулись. Наверное, тоже узнала! Что она сказала? Что хотела сказать? «Уходи», «помоги»? Да что же он стоит, ей надо помочь! Сейчас же помочь. Рука, разжавшаяся было в кармане мундира, вновь плотно охватила холодную сталь пистолета.

— Что, господин Кох, вид крови так на вас подействовал, или… эта фрау вам знакома? — И вдруг без зримой связи с предыдущим добавил: — У русских говорят: как веревочка ни вьется, а конец будет. Слышали, господин ин-тен-дант? — последнее слово Вадлер иронически протянул. — Что же вы молчите? Говорите, зачем пришли.

Нечеловеческим усилием воли Румянцев взял себя в руки. Нет, стрелять сейчас, здесь нельзя, сюда ворвутся, и тогда погибнет не только он, но и Галя.

— Нет, господин Вадлер, я не боюсь вида крови, — надменно проговорил Кох, — как и все, впрочем, мои соотечественники-солдаты. Просто я впервые воочию увидел ваш рабочий стол. Уж очень дурно пахнет это место. Я, например, с женщинами не воюю. Да еще такими методами. Даже затошнило от грязи, в которой вы купаетесь. Что касается моего дела, то у меня пропала охота говорить с вами о чем-либо. Меня ждет фон Розенберг. — И пошел к двери мимо оторопевшего Вадлера.

Вадлер вернулся в кабинет, прошел к столу, постоял в задумчивости, потом снял телефонную трубку и назвал номер.

— А что, генерала нет? Вот как, хорошо…

Еще подумал. Подошел к Гале, резко приподнял ее подбородок.

— Смотри в глаза. Прямо в глаза… Отвечай: где, когда видела этого обер-лейтенанта? Ну!..

Галя отрицательно покачала головой. В дверь постучали. Вошел Шварц. В руках у него был продолговатый ящик, похожий на тот, в котором хранят столярные инструменты. Вадлер схватил ящик, раскрыл его перед Галей. Там лежали длинные иголки, гнутые щипцы, металлические кольца и наручники с резиновой прокладкой. В углу ящика в углублении стояла спиртовка.

— Видишь, — зашипел Вадлер. — Говори, а то Шварц такой маникюр тебе сделает, взвоешь, ну?

Шварц стоял в дверях, смотрел поверх Гали тупо, равнодушно.

Галя отвернулась. Лицо Вадлера злобно дернулось. Бросив ящик на стол, он подошел к окну, несколько минут смотрел на улицу. Потом, видимо, что-то решив, обернулся.

— Вот что, сейчас мне некогда заниматься тобой. Благодари этого интенданта, — Вадлер злобно усмехнулся, — даю тебе передышку до завтра. И обещаю — ты у меня заговоришь! Спущу с живой шкуру, слышишь! Так что подумай, стоит ли дальше играть в молчанку Иди, Шварц, с этой поговорим завтра.

В темной одиночке, что помещалась в подвале здания СД, Галя прислонилась к холодной стене, утомленно закрыла глаза. И сейчас же встало перед глазами лицо Василия. Как это все невероятно: он здесь, рядом, и бессилен помочь ей! Нет, нет, о Василии вообще нужно запретить себе думать. Это расслабляет, а она должна быть сильной. Как же глупо она попалась! Бывает так, что разведчик работает в непостижимо трудной обстановке и все обходится благополучно. Но вот, когда кажется, опасности нет поблизости, и разведчика покидает его обычная осторожность, он попадает вдруг в ловушку. Так случилось и с Галей.

После освобождения Руднева Галю больше к немцам не посылали. Она была включена в оперативную группу, несколько раз ходила с товарищами на задания.

И на этот раз их группа получила задание перерезать телефонную линию Тополевск — Приморск. Телефонные провода бежали над самым шоссе. Командир оперативной группы приказал Гале пройти за поворот и в случае приближения противника подать сигнал — прокричать, подражая сойке. В другую сторону шоссе просматривалось далеко, и оттуда внезапная опасность партизанам не грозила.

О двух машинах Галя предупредила товарищей вовремя. Заслышав внизу, куда уходило шоссе, натужный рев мотора, Галя, прокричав, как было условлено, спряталась в кустарнике. А третья машина, легковая, показалась внезапно. Она шла не спеша, очень тихо, почти бесшумно. Подать сигнал она уже не могла. Что делать? Галя подняла руку. Когда машина остановится, она не сядет в нее, а скажет, что ей надо ехать в другую сторону. Она будет разговаривать с фашистами громко, и товарищи ее услышат. Это решение созрело мгновенно, и может быть, все обошлось бы хорошо, если бы не одно обстоятельство, которого Галя не могла предвидеть.

Машина остановилась, а когда Галя подбежала к распахнувшейся дверце, то увидела: на сидении рядом с шофером сидел офицер СД. Она растерялась. И этой минуты растерянности было достаточно, чтобы в ответ на первый же вопрос допустить грубую оплошность.

Бергер не спросил ее, куда идет, а задал вопрос: откуда она идет.

И Галя назвала село, которое лежало в той стороне, куда ехала машина. Тотчас же она поняла, какую сделала ошибку, но было поздно. Офицер больше ни о чем не спросил. Он предложил Гале сесть в машину, а шоферу развернуться и ехать назад.

Бежать? Звать на помощь? Бесполезно. Товарищи не смогут ей помочь, от машины ей не сделать ни шагу. Единственное, что она успела, когда садилась в машину, это незаметно выбросить в канаву пистолет. Может, все же удастся выкрутиться. Пока ехали до Приморска, она смогла придумать одну вполне правдоподобную версию, безобидным образом объясняющую ее ложь. Но в Приморске офицер тотчас же провел Галю в кабинет Вадлера. Тот злорадно прошипел:

— Попалась, медсестра? Знакомая Зембровецкой, бывшая комсомолка и так далее… — Потом достал из стола чемоданчик, открыл его, вынул бинты, вату, нажал кнопку, донышко ушло вниз. Кивнул на рацию, коротко спросил:

— Твоя? Галя молчала.

— Говорить будешь?

— Нет.

А потом началось… Но Галя не сказала ничего. И навряд ли скажет. Вадлер это понял, едва взглянул ей в глаза в самом начале допроса.

Фон Розенберг рвал и метал. Гнев его был страшен. Каждый, кого в это утро вызывал к себе генерал, подходя к его кабинету, ощущал противный холодок в груди.

Однако никто не мог объяснить ему, куда исчез Краузе, кто лазил в сейф. А то, что документы побывали в чужих руках, определила экспертиза, которая была произведена после того, как вдруг исчез Краузе. Все возможные последствия этого Розенберг осознал не сразу. Но он обязан был теперь сообщить в Ставку, что план рухнул во всех его деталях. Ясное дело, его по голове не погладят. И чего доброго, его неприязнь к гестапо может кое-кому показаться странной, преднамеренной. Как тут не потерять голову? И все же надо постараться не терять ее в прямом и в переносном смысле. В то же утро Розенберг связался по телефону со своим влиятельным родственником. После разговора с фон Шрейдером он стал спокойнее. В Ставку обо всем он сообщит завтра, в гестапо — немедленно. Надо попытаться разыскать хотя бы след этого Краузе. Тогда хоть сраму меньше будет. А может, это все же эсэсовцы ему нагадили, может, это они увезли Краузе? Но кто же лазил в сейф? Ведь гестаповец в здание не входил.

29
{"b":"229206","o":1}