Вполне вероятно, что Людмила умерла бы, оставшись там. Врачи осмотрели ее и обнаружили, что в аварии было порвано ухо и травмирована спина, но не заметили наличие трещины черепа и надлома нескольких позвонков. Если бы она не получала надлежащей медицинской помощи, у нее мог бы развиться посттравматический менингит.

Извинившись перед Тернерами, Путин помчался в больницу. В приемной главный врач заверил его: – Не беспокойтесь, ей ничего не угрожает. Сейчас мы наложим ей шину на спину, и все будет в порядке. Вы уверены? Абсолютно.

Тем временем Игорь Сечин забрал Катю, которая была в синяках и выглядела подавленной, и отвез ее в Смольный. Марина отвела ее к местному врачу, который посоветовал проконсультироваться с педиатром, чтобы определить, нет ли сотрясения. Невролог в педиатрическом институте сказал, что у Кати шок, и порекомендовал покой и отдых.

Когда Марина с Катей вернулись в Смольный, Путин попросил Марину позвонить Юрию Леонидовичу Шевченко, хирургу в Военно-медицинской академии (и позже путинскому министру здравоохранения), рассказать ему об аварии Людмилы и о том, где она находится. Шевченко немедленно отправил в 25-ю Октябрьскую больницу одного из офицеров медицинской службы Валерия Евгеньевича Парфенова. «Мое ухо было разорвано, и они решили его пришить, – рассказывает Людмила. – Они оставили меня голой на столе в холодной операционной в ужасном полусознательном состоянии и ушли». Когда Парфенов приехал в больницу, ему сказали: «Она ни в чем не нуждается. Мы только что сделали ей операцию. Все в порядке». Он решил проверить пациентку сам. Людмила проснулась в операционной «и обнаружила офицера, стоявшего рядом со мной и державшего мою руку. У него была очень теплая ладонь. Она согрела меня, и я поняла, что спасена».

В Военно-медицинской академии на рентгене стало видно, что повреждения Людмилы серьезны, и она получила соответствующее лечение. Прошло больше месяца, прежде чем она смогла покинуть больницу, но даже тогда она могла только медленно передвигаться по квартире. Путин был очень зол на то, как лечили его жену в первой больнице, но, как всегда прагматичный, он был не настолько горд, чтобы не обратиться за помощью. Вскоре по ее возвращении домой он позвонил Бернарду Вальтеру в «Дрезднер-банк». Банк дал положительный ответ. Он оплатил Людмиле перелет в клинику в германском городе Бад-Хомбурге для специального лечения «в гуманитарных целях» и покрыл, по крайней мере, часть расходов. Вальтер подтвердил, что банк оплатил лечение Людмилы, что, как он сказал, «является само собой разумеющимся с человеческой точки зрения». Кажется, такая помощь не нарушила никакие российские законы. Путин не смог бы сам себе позволить необходимое лечение жены, поскольку зарплаты даже у чиновников высокого ранга были чрезвычайно низки.

В середине апреля 1996 года Анатолий Собчак попросил Путина обеспечить меры безопасности для визита Президента США Билла Клинтона, который должен был остановиться в Санкт-Петербурге по пути на одну из регулярных встреч с Борисом Ельциным в Москве. Борт номер один приземлился около десяти часов вечера, и, несмотря на поздний час, Анатолий Собчак повез Клинтона на экскурсию в Царское Село в Пушкине, в том числе в Екатерининский дворец. Было далеко за полночь, когда Президент вернулся в «Гранд Отель Европа».

Утром Президент США посетил мемориальную церемонию на Пискаревском мемориальном кладбище, где похоронено почти полмиллиона жертв нацистской блокады. Затем его повезли в Эрмитаж, чтобы показать сокровища русского искусства. Клинтон должен был встретиться в музее с группой студентов, но Путин не хотел рисковать и, к неудовольствию Президента США, отменил встречу из соображений безопасности.

Под вой сирен кортеж Клинтона поехал из Эрмитажа в ресторан, где он должен был обедать с Собчаком и другими важными персонами. По дороге Клинтону хотелось остановить автомобиль и пожать руки людям, толпящимся на улицах, но ему говорили, что расписание не позволяет этого или что «наши русские друзья-охранники» запретили это делать. Обед проходил в здании без окон, чтобы свести к минимуму шансы на покушение. Строб Талботт, эксперт Клинтона по России, путешествовавший с ним, рассказывает: «Генеральный консул США в Санкт-Петербурге Джон Эванс видел много доказательств того, что Путин был активен за кулисами, в частности контролируя безопасность при визите высокопоставленного лица» до такой степени, что во время перелета в Москву Клинтон пожаловался, что все время его пребывания в Санкт-Петербурге его «держали в проклятом коконе».

Собчак перенес дату выборов мэра в Санкт-Петербурге на месяц вперед, на 19 мая, в целях создания проблем для оппозиции – едва ли демократический маневр. Его соперником был один из его собственных заместителей Владимир Яковлев, и Путин предупреждал мэра, что кампания будет трудной. Возможно, памятуя о более ранней неудаче Путина, Собчак назначил руководителем предвыборного штаба свою жену Людмилу, несмотря на предостережения Путина о том, что сотрудники штаба могут отказаться с ней работать. Предвыборная кампания команды Яковлева, спланированная Коржаковым и группой московских серых кардиналов, которые видели в Собчаке возможного будущего соперника Бориса Ельцина, была грязной. К тому же, Наина Ельцина, жена Президента, была крестной матерью одного из внуков Яковлева. И все же Ельцин в третьем томе своих мемуаров «Полуночные дневники» выражает ужас по поводу того, что Коржаков и его коллеги-заговорщики поддерживали «кандидата в губернаторы Яковлева» значительными денежными средствами.

Яковлев получил свое эфирное время, когда Олег Попцов послал в Петербург журналиста Андрея Караулова для подготовки краткой программы о нем. Попцова убедил сделать это Коржаков, и, хотя Яковлев произвел слабое впечатление, появление на телевидении позволило ему стать известным более широкой аудитории.

Оппоненты Собчака указывали на провал акционирования городского игорного бизнеса и обвиняли его в тайном сговоре с работниками казино. Сейчас Путин находит такие заявления почти комичными, но в то время он был настолько обеспокоен атмосферой кампании, что спал, положив под голову оружие. «Все, что мы делали, было абсолютно прозрачно, – говорит он. – Можно спорить только о том, были ли наши действия правильными с экономической точки зрения. Очевидно, та схема была неэффективна, и мы не добились того, что планировали». Постоянные обвинения в коррупции не предвещали для Собчака ничего хорошего. Его и так слабый шанс остаться руководителем Санкт-Петербурга (должность была переименована с мэра на губернатора) стал еще слабее, когда на город с самолета были сброшены тысячи листовок с подробными описаниями его предполагаемых правонарушений. Никто не мог проверить, кто организовал этот выброс, но Путин указывал на московские «темные силы» с генералом Коржаковым и Олегом Сосковцом в качестве главных подозреваемых. Основной политической платформой Яковлева было утверждение, что Собчак покровительствовал искусствам на городские деньги ради самовосхваления и тратил слишком много времени на федеральную политику, вместо того чтобы разбираться с серьезными повседневными проблемами обычных граждан Санкт-Петербурга. За красивой показухой, сказал он, не было видно, что город на самом деле катился вниз.

Только в самый последний момент Путин и третий заместитель мэра Алексей Кудрин были поставлены во главе избирательной кампании Собчака. «Мы попытались вступить в бой, но это было уже безнадежно», – говорит он. По телевидению Путин назвал Яковлева «иудой», который пошел против своего благодетеля. «Слово казалось подходящим, и я его использовал», – добавляет он. Оппозиция открыла ответный огонь залпом из обвинений против самого Путина, которые были так далеки от истины, что за клевету он подал в суд на Александра Беляева, главу городской законодательной власти. Беляев признает, что он взял информацию о покупке Путиным домов за границей из опубликованных отчетов, и что собственных конкретных сведений, добытых из независимых источников, у него не было. Собчак проиграл выборы, отстав всего на два процента голосов, и Яковлев переехал в его офис в Смольном. Путин отверг предложение остаться первым заместителем мэра в новой администрации. Его высказывание стало главной цитатой кампании: «Я предпочел бы быть повешенным за преданность, чем награжденным за предательство», – и эти слова действительно отражают его мораль.