Когда Ельцин обратился к народу, он был само красноречие. «Кошмар этих темных дней уже позади, – сказал он. – Никто не выиграл, никто не одержал победу. Мы все были опалены смертельным дыханием братоубийственной войны. Наши люди, наши соотечественники погибли. Независимо от разности политических взглядов, все они дети России. Это наша общая трагедия. Это наша великая скорбь. Мы должны помнить об этом безумии, чтобы оно никогда не повторилось, пока мы живы».

Позже в том же году Ельцин ввел новую конституцию, предоставляющую ему более сильные президентские полномочия, но он не смог остановить стремительный локомотив экономического хаоса. В 1994 году цены на акции упали, инфляция вышла из-под контроля, и у правительства не было денег на выплату зарплат и пенсий. К следующему году Россия была в глубоком кризисе. «У хорошего коммуниста, – утверждал немецкий драматург Бертольт Брехт, – в шлеме много вмятин. И некоторые из них получены от врагов». Это же можно было бы сказать и о Борисе Ельцине: хотя подавляющее большинство ударов по молодой демократии были нанесены несгибаемыми коммунистами, но также самим Ельциным и его окружением, их жадностью и коррупцией, которые, в конечном счете, подорвали их авторитет. Шедевр Брехта «Трехгрошовая опера», повествующий о коррупции и страхе, дает аллегорическое описание таких людей. Брехт задает вопрос: «Кто больше преступник: тот, кто грабит банк, или тот, кто его основывает?» Поразительны параллели между постсоветской Россией и Веймарской республикой 1920-х годов, которая вдохновила Брехта на критику капиталистической системы: гиперинфляция, гражданское неповиновение, политический экстремизм и смещение многочисленных премьер-министров.

В то время подавляющее большинство россиян страдали от повышения цен, острого дефицита и невыплаты зарплат, и обогащение горстки инсайдеров за счет системы ваучеров разъярило это подавляющее большинство. Их возмущение породило сомнения в демократии и отвращение к рыночной системе, для участия в которой большинство из них были слишком бедны. Это была политическая основа, на которой зародится новый коммунистический вызов, в то время как на другой чаше весов было новое племя финансовых магнатов, которых скоро окрестили «олигархами». Это были те оппозиционные силы, которым предстояло решить судьбу России.

Самым сильным и противоречивым из олигархов был Михаил Борисович Ходорковский. «Миша», как называла его семья, родился 26 июня 1963 года в семье еврея и православной христианки. Он рос в обычной двухкомнатной московской квартире, и, хотя его родители не были особенно религиозными, соседи считали юного Мишу евреем. Антисемитизм превратил его в очень воинственного мальчика, который прилагал большие усилия, чтобы добиться успеха во всем, что он делал. Он обладал такой внутренней дисциплиной, что его прозвищем было «оловянный солдатик». Ужасный провал коммунистической экономики и политической системы был очевиден всем, кто жил в брежневскую эпоху. Ходорковский воспринял это как личный вызов. «Мы, граждане, были лишены права голоса, права создавать политические партии и участвовать в общественной жизни, – говорит он. – У нас не только не было этих прав, но, если мы пытались получить что-то в этом роде, мы рисковали закончить свою жизнь в тюрьме или в психбольнице».

Родители Ходорковского были инженерами-химиками, и он пошел учиться на инженера-химика в Химико-технологический институт имени Менделеева. Там его сразу же заметили. Немногие из студентов обладали его энергией, умом и смелостью; женщины не могли устоять перед обаянием и приятной внешностью этого брюнета. Он вступил в комсомол, рассматривая это как самый быстрый путь к успеху, и в конце второго года был выбран секретарем отделения.

Примерно в это время он женился и теперь уже должен был обеспечивать и жену, и сына. Каждое утро в 6 часов он стоял в очереди, чтобы купить детское питание по государственным продовольственным карточкам. «Сейчас молодые люди не помнят, на что была похожа наша жизнь в Советском Союзе перед началом перестройки, – говорит он. – Мне иногда бывает трудно объяснить, что повышение цен на товары – не самое страшное в жизни. Хуже, когда вы идете в магазин, а там просто нечего купить». Как надежному комсомольцу Ходорковскому было позволено выезжать за границу. Он съездил из Москвы в Париж, где узнал прелести капитализма и свободного рынка. Это изменило его взгляды на окружающий мир. Ходорковский отвечал за столовую и кафетерий Менделеевского института, а его первым кооперативным предприятием в 1986 году было студенческое кафе в местном бюро комсомола, которое он открыл вместе с Алексеем Голубовичем, родители которого занимали ведущие посты в Госбанке – государственном банке, который управлял всеми государственными платежами, в том числе зарплатами, субсидиями и пенсиями.

Покровители с большими связями были необходимы любому потенциальному предпринимателю, и Ходорковский на пути к благополучию заводил знакомства с такими людьми. Следующим его шагом было создание кооператива по импорту компьютеров, которые модифицировались для использования в России и продавались с большой наценкой. Кроме того, он нанял команду программистов из числа студентов института для обслуживания информационно-технологических систем государственных предприятий и правительственных министерств. Эта организация называлась центром «Межотраслевые научно-технические программы» – сокращенно «Менатеп».

К тому моменту Ходорковский носил впечатляющие усы и джинсы со свитером под горло. Его наделили дополнительными обязанностями по найму сотрудников в Менделеевский институт. Одна кандидатка – красивая молодая лаборантка по имени Инна – была приглашена им работать в комсомольском бюро. У них возник роман, и его брак распался. Через два года он женился на Инне. В это же время – в 1988 году – Ходорковский превратил «Менатеп» в банк, занимавшийся поиском депозитов для государственных средств, которые контролировали аппаратчики коммунистической партии. Как рассказывал один из руководителей банка Дэвиду Хоффману, корреспонденту газеты «Вашингтон пост» в Москве, Ходорковский, бывало, ходил в сауну с одним из приятелей из Министерства финансов, который должен был вложить 600 миллионов долларов в «Менатеп». Деньги вкладывались в долларах или высокодоходных рублевых облигациях, а «Менатеп» должен был получать доход с валютообменных операций и проценты. Когда министерство потребует свои деньги обратно, рублевый эквивалент суммы окажется обесцененным инфляцией, а Ходорковский останется с существенной прибылью. Разумеется, все в рамках закона.

Осознавая угрозу, которую представляла для его бизнеса попытка коммунистического переворота в 1991 году, будущий магнат бросился в Белый дом, чтобы поддержать Бориса Ельцина. «Это правда, что 1991 год сделал из меня убежденного сторонника демократии и рыночной экономики», – говорит он. Воплощая в жизнь свои взгляды, он и его партнеры воспользовались всеми преимуществами, предлагаемыми Анатолием Чубайсом в эпоху ваучеров, по приобретению акций множества разных предприятий, в том числе текстильных, химических, металлургических, по производству удобрений, стекла и пищевых продуктов. Когда их обвинили в присвоении государственных активов за малую долю от их истинной цены, он обратил внимание на то, что риски были высоки, и что многие из этих предприятий, в том числе по производству пищевых продуктов, пришлось ликвидировать. «Я играл по правилам того времени, – утверждает он. – Конечно, эти правила могли бы быть и лучше. Тогда нам удалось бы избежать многих проблем, которые у нас сейчас есть. Но теперь это похоже на ситуацию, когда кто-то купил квартиру в 1994 году, когда цены были очень низкие, а теперь ему говорят: посмотри, сколько эта квартира сейчас стоит, – это выглядит как нонсенс. И если сегодняшние законы применяют к тому времени, когда это все происходило, то, конечно, у них есть прекрасная возможность обвинить кого угодно. В этом и опасность: они пытаются использовать то время, когда законодательство было совершенно неупорядоченным, чтобы сформулировать какие-то обвинения сегодня».