— Подними-ка этого белого ублюдка, — скомандовал цветной, сидящий перед Шерри Джонкин.

Индус, приехавший в «рено», пнул Киза.

— Я ему и второй глаз выбью. — Он зло засмеялся и повернул ногой голову Киза, словно футбольный мяч.

— Убери свои паршивые ноги, ты, прыщ трусливый, — сквозь зубы процедил связанный полицейский, говоривший с сильным акцентом африкаанс.

— Что это ты там бормочешь?! — рявкнул индус. Пошарив в кармане, он вытащил электрическую лампочку. Киз приоткрыл глаза и увидел, как индус поднялся, разбил лампочку о каменную стену и оставшуюся у него в руках зубчатую часть швырнул в лицо пленника. Кровь потекла по его разбитому лицу, но огромным усилием воли полицейский заставил себя подавить стон. Шерри Джонкин вскрикнула.

— Ладно, ладно, — заговорил цветной, сидевший перед нею, — давайте разберемся.

Он выпрямился, и Киз увидел, что бутылки на столе пусты. Мужчины прилично выпили, чтобы войти в нужное для предстоящих действий состояние.

Цветные поставили двух белых в штатском на ноги. Полицейский остался лежать. Кровь на его лице блестела при свете ламп.

— Сейчас все будет в порядке, — произнес цветной, сидевший перед Шерри Джонкин, и, взяв в руку мачете, разрезал веревки, стягивающие руки белых людей.

— Что ты собираешься делать, Бен? — спросила Шерри Джонкин. — Не надо их мучить!

Человек по имени Бен не обратил никакого внимания на слова девушки и, приставив острие мачете к горлу одного из пленников, произнес:

— Давай-ка, белый человек, босс, сэр, большой шеф, становись на свои белоснежные колени и целуй мои ботинки! Скорее, белый босс!

Человек не шелохнулся. Цветной занес над ним мачете.

— Давай, мистер Детектив! Шевелись!

— Перестань, ради Бога, Бен. — Шерри Джонкин схватила его за руку с мачете. — Разве ради этого мы сражаемся? Свобода — это не месть! Не в этом наша цель!

Молодой детектив рассмеялся.

— Это вам брат так сказал? Борец за свободу! Это он-то? Бен Ван Жель? Сражается за освобождение? Бен и его друзья терроризируют своих же сограждан, тех, что послабее и беднее их! Снимают сливки с любого горшка, да и рэкетом не брезгуют. Всех настоящих борцов-идеалистов мы давно уже пересажали. Я, между прочим, объясняю вам азбучную истину, мисс.

Бен Ван Жель стряхнул руку сестры и, размахнувшись мачете, ударил детектива по шее, едва не отрубив ему голову. Шерри Джонкин потеряла сознание и рухнула на почти пришедшего в себя Киза.

Головорез повернулся ко второму человеку в штатском. Кривляясь и толкаясь, он вместе с великаном банту подтащил и швырнул пленного на стол, словно куль муки.

— Ну-ка, выпей с нами, босс! — Индус в белом костюме схватил бутылку из-под бренди и изо всех сил засунул ее в горло пленному.

Киз почувствовал, как девушка вздрогнула, приходя в себя, и шепнул ей на ухо:

— Лежи тихо, — после чего назвал ее номер в Секретной Службе.

Девушка охнула.

— Вы?! Один из… из Лондона! О, Господи!..

Киз зажал ей рот ладонью.

— Тише, ползи к выходу.

Она подчинилась и немедленно стала по-пластунски отползать в сторону брезентового занавеса. Одна из двух ламп на потолке пещеры разбилась во время потасовки и болталась на веревке, готовая в любую минуту упасть. Вторая лампа скудно освещала пещеру, на стенах которой плясали гигантские уродливые тени.

«Не слишком ярко для стрельбы», — подумал Киз.

Ш-ш-ш-пум! Ш-ш-ш-пум! Ш-ш-ш-пум!

Двое громил за столом вдруг замолкли и медленно осели на пол. Остались индус и банту, ударивший Киза.

Ш-ш-ш-пум! — Негр медленно упал. Остался один.

— Нет! Не надо! Не стреляйте, умоляю! Я все расскажу! Назову имена! Все о группе «Пого»! И о методах защиты тоже!

Киз тихо произнес:

— Расскажи-ка нам лучше про свои электрические лампочки.

Индус скорчился на полу, словно побитый пес, лицо его было перекошено от ужаса. Как заколдованный, он уставился на дуло пистолета в руке Киза.

К. А. жестом указал на полицейского с порезанным лицом:

— Подними его, да поаккуратнее! Перекинь его через плечо и неси!

Испуганный гангстер повиновался. Киз осмотрел двоих в штатском. Они были еще живы, но вряд ли долго протянут. Киз принял решение.

Ш-ш-ш-пум! Ш-ш-ш-пум!

Девушка, хлюпая носом, шла первой, за ней — индус с полицейским на плече, замыкал шествие Киз. Процессия спустилась к подножию горы, в виноградную долину, и двинулась к машине, стоящей в тени дубов у грота Констанции.

Пристроить Шерри Джонкин на рейс «только для белых» до Рима было трудно, но Кизу удалось это, благодаря посредничеству иоханнесбургского агентства. При перелете из Кейптауна в Иоханнесбург такой проблемы не возникло. Кейптаунской полиции были глубоко безразличны друзья Киза, будь то черные, белые, бурые или в горошек.

Легенда для южноафриканской авиакомпании заключалась в том, что Киз, инспектор Скотланд-Ярда, сопровождает в Лондон цветную, подозреваемую в мошенничестве. Для большей убедительности они расположились в отдельном купе, сразу за кабиной пилота, но это не дало им возможности рассмотреть остальных пассажиров, летевших тем же рейсом. Они летели над Родезией, Солсбери был позади, приближалась посадка в Браззавиле.

В Браззавиле Киз вместе с девушкой оставался в самолете, памятуя о том, что в этом аэропорту по пути в Иоханнесбург он нашел рисунок-портрет Шерри Джонкин, сделанный, вероятно, местным агентом. Следующая посадка намечалась в Риме.

В начале путешествия, пока самолет летел над Центральной Африкой на север, девушка мирно дремала у него на плече. То, что она рассказала ему о «Судном дне», было довольно интересно, ведь если средства контроля за бомбой можно вывести из строя, то это равносильно ее обезвреживанию.

«Но Самарканд, черт возьми! Может быть, американцы сумеют взять его под контроль?»

И снова всплыл в памяти «Штормоцвет». Если верить Шерри, это слово упоминал Синь в разговоре с Маликом, намекая на особую важность этого символа.

Удар, полученный Кизом в гроте Констанции, до сих пор напоминал о себе болью в голове, не давая возможности полностью расслабиться и отдохнуть даже в удобном, приспособленном для сна кресле. Однако наступившая ночь и усталость взяли свое, и он уснул.

— А теперь — тихо и без шума, — услышал Киз женский голос у себя над ухом. Он открыл глаза и попытался сесть, но не смог, почувствовав дуло пистолета, приставленного к виску. Открыв глаза, он увидел рядом с собой ту самую женщину, похожую на учительницу, скажем, из Небраски, которая, сделав головой знак в сторону, заговорила:

— Быстро, вы оба в кабину пилота! И без шума, иначе пристрелю!

Киз повиновался. Шерри Джонкин пошла вслед за ним, двигаясь, словно в полусне.

В кабине самолета японец, имевший вид респектабельного бизнесмена, держал у виска пилота пистолет с глушителем. Штурман сидел в своем кресле, откинувшись назад, из раны на затылке стекала струйка крови. Рука, свисавшая через подлокотник кресла, безжизненно болталась взад-вперед, повинуясь малейшему маневру гигантского «боинга».

— София на связи, — сообщил радист, находившийся под прицелом пистолета американки. Он протянул ей наушники.

— Весенняя песня для Синя, — заговорила она в микрофон. — Весенняя песня для Синя, вы меня слышите?

В дверь кабины постучали, и вошла темноволосая стюардесса, неся на подносе чашки с кофе. От удивления она открыла рот и чуть не уронила свою ношу. «Японский бизнесмен» вежливо принял у нее поднос и прицельно выстрелил ей прямо в сердце.

— Начало сообщения, — заговорила американка в наушниках на кантонском диалекте, но, несмотря на ее американский акцент, Киз понял, что родилась она в трех тысячах миль к северу от Янцзы.